Та ночь, когда я впервые попал не только в гости к Тане, но и в неё саму, была длинной. Очень длинной и разнообразной. В ней были и нежность, и страсть, и почти часовая болтовня на лоджии, под кофе и трубку, и много еще всего.

Закончилось же всё глубоко за полночь и более чем феерично.

Зайдя в зал, освещенный маленьким ночником с бежевым абажуром, я увидел Татьяну, поправляющую черную с ярко-алыми вставками, латексную перчатку на ладони.

— Котик, тебе не кажется, что мы чуть не забыли, ради чего ты сюда пришел? — лукаво улыбнулась она.

И тут же её словно подменили — женщина практически мгновенно перевоплотилась в «бдсм-режим», глаза выстыли, улыбка, неестественно смотрясь вместе с ледяным взглядом, стала фальшивой и пугающей.

— А ну ка, быстро на спину, ноги поднять, колени развести, зад раскрыть. — приказы стегнули как кнутом.

— Сейчас за всё получишь! И за ненадетые чулки, и за замаранный лиф, и за то, что полез на меня без спросу!

В сознании мгновенно всплыли ранее надуманные образы Татьяны Сергеевны в корсете, стека для порки, и «черного властелина» размером двадцать пять на шесть, покачивающегося между затянутых в латекс ног женщины!

— Думал, что отлизал мне пару раз, понарассказывал сказочек и всё простилось?

Её голос был полон хищным, злым предвкушением. А еще издёвки, которая ранила больнее толстенного фаллоса.

— Я тебе обещала, что у тебя будет шанс исправиться, котик? Обещала. Ну вот, этот момент настал, мистер упругая загорелая попка!

— Ааа... — только и смог промямлить я, не понимая, как и почему произошла такая мгновенная перемена настроения.

— Молчать! Лёг сейчас же!

Подчиняясь лязгающему сталью голосу, я, как завороженный, лёг на спину и поджал колени к плечам, широко раскрывая доступ к анусу. Татьяна стояла рядом с диваном, нагая, с поблескивающей несмытой после предыдущего раза спермой на припухших половых губках. От тепла и улыбки — ни малейшего следа.

И еще взгляд. Тяжелый, торжествующий, властный. Так смотрят на жертву, беззащитную и бессловесную жертву.

Воплощенная античная богиня!

Гневная, жесткая, жестокая.

А еще — безумно сексуальная!

Видимо заметив моё восхищение, женщина зарычала, подходя ко мне ближе.

Мой анус непроизвольно и очень сильно сжался в совершенно бесполезной попытке защититься!

Сжался он, ага.

От аккуратности и даже некоторой нежности, с которыми Татьяна разрабатывала меня в медцентре, не осталось и следа. Буквально проламывая сопротивление сократившихся от впрыска адреналина мышц её палец начал таранить мой зад.

Успокоиться, расслабится, впустить в себя? Какой там! От такой агрессии мышцы пытались сократиться еще больше, причиняя ощутимую боль. Но это не помогало. Что ни говори — а опыт проникновения у моей мучительницы — более чем.

Едва палец пробился внутрь, как я получил обжигающе сильный шлепок по ягодице.

— А ну расслабил булки! Тоже мне, изображает тут целку! Забыл, как на хуе моём вертелся и подмахивал, а? — и еще один шлепок, еще поток брани и злобы.

Пока горящая от шлепков кожа на заду отвлекала сознание, к первому пальцу добавился второй, не менее настойчивый, жестокий и грубый.

Растерев смазку внутри, Татьяна начала трахать меня пальцами, локоть её ходил туда-сюда как механизм на колёсах старых паровозов — с такой же железной неостановимой силой.

Десяток фрикций, и в анус входят уже три пальца, собранные щепотью.

— Сейчас, сучка, ты у меня получишь! Закрываться она вздумала! — вогнав пальцы до упора, насильница с лёгкостью нашла простату и сдавила её. Боль, смешанная с удовольствием, вспыхнула внутри, выжимая из глаз слёзы, из лёгких — стон, из поникшего члена — семенную жидкость.

— Вот ты и потекла! Ха! — довольная полученными результатами, Таня продолжила сжимать «орех» железы, вызывая внутри меня, одну за одной, вспышки болезненно-сладких ощущений.

Пытка длилась не долго. Я вообще как-то потерял ощущение времени — весь мир для меня сжался в растягиваемое крепкими умелыми пальцами колечко ануса. Наконец мучительница достигла каких-то, только ей известных результатов, и перестала меня терзать.

— А всё почему? Потому что шлюшка забыла воткнуть пробочку и надеть чулки, как было приказано. Было? — вопрос сопровождался очередным ударом по ягодице.

— Да!

— Да, госпожа Татьяна! Так положено шлюшкам отвечать на вопросы. Или тебя этому тоже нужно научить? — в голосе её так и слышалось желание услышать «да», чтобы появился лишний повод продолжить насилие. Успокоившиеся было пальцы слегка прижали простату, обещая наказание и боль за неправильный ответ.

— Нет, госпожа Татьяна. Этому не нужно учить.

— Жаль, жаль. Очень жаль. — не спеша прокрутив три пальца внутри меня, она со вздохом разочарования наконец-то выдернула их из меня.

Трах не дался ей легко. Женщина раскраснелась, прядки волос прилипли к вспотевшим вискам и точеной шейке, Татьяна глубоко дышала.

— И если ты думаешь, что всё закончилось, то ты, шлюшка, ошибаешься! Это была только подготовка! — и снова коктейль эмоций в голосе — обещание, угроза, предвкушение, ярость.

— А ну на корточки, живо! — дождавшись, пока я сползу с дивана, и крепко схватив за волосы, Татьяна поволокла меня из зала.

До сих пор не отошедший от шока, от резкой смены поведения женщины и от боли в растрахиваемом анусе, я никак не мог понять, куда же она меня тащит. На кухню? В ванную? Няшные котята и милые щеночки с фото в коридоре проводили меня сочувствующими взглядами. Видимо, они что-то знают. Я на этом скорбном пути — не первый.

Целью оказалась вторая комната. Ну что ж, можно было и догадаться. Включившиеся под потолком небольшие лампы залили красноватым светом классическую студию для бдсм-сессий. В центре — основательная кровать со столбиками по углам с уже застёгнутыми на них наручниками, на стенах — коллекция плеток и стэков для порки, еще наручники, с мехом и без. Матово-черные стальные трубы для фиксации разведенных рук и ног. Тонкие цепочки с щипцами зажимов. Кляпы, кожаные ремни и маски, пяток страпонов, аккуратно расставленных по увеличению размеров и диаметров. «Черный властелин» среди них тоже был.

Поставив меня колени, Татьяна модельной походкой, покачивая своими совершенно божественными бёдрами, прошлась вдоль стены, с нежностью касаясь пальцами висящих плетей — выбирая, какую же именно хочется пустить в ход именно сейчас.

— Ну что, сучка, разомнёмся порочкой? Чтобы твой задок понял, что значит слово «послушание». Или сразу перейдём к основной программе? — подойдя к толстому черному члену, женщина с наслаждением и негой провела по нему язычком.

Наконец-то у меня появилось время подумать, хоть чуть-чуть подумать над происходящим.

Самый главный вопрос — какая из трёх Татьян настоящая?

Холодная и равнодушная медсестра в клинике, для которой все вокруг — надоедливые, давно наскучившие пациенты?

Романтичная смешливая Таня, воплощение тепла и нежности, которая с восхищением слушала мои рассказы про море и звёзды?

Или госпожа Татьяна? Приказы, жестокость, кожаные плети и насилующие мой зад пальцы?

Я не великий знаток людей, но фальши не чувствовалось ни в одном из образов. В каждой из ипостасей женщина была цельной, гармоничной, искренней.

Скука, тепло или жестокость?

Мне этот вопрос казался очень важным, гораздо важнее, чем будут меня ли меня пороть или сразу насадят на огромный латексный фаллос.

Не найдя ответа я решил ответить для себя на другой вопрос, тоже не простой — «А чего мне хочется больше?»

Сказать «эй, подруга, ты заигралась», после чего вызвать такси и уехать домой? Потом будут оставшихся семь процедур, и я вернусь в свою обычную жизнь, выкинув из головы сероглазую медсестру.

Или согласиться на порку, с головой нырнув в омут развратных фантазий умелой и опытной госпожи?

Или третий вариант?

написано для bestweapon.su Аромат трубочного табака, разговоры на лоджии, терпкое вино и дрожь стонущей подо мной женщины?

Единственное что успела сказать Таня было «эй, сучка, я не разрешала тебе вставать!» А потом я прошел разделявшие нас несколько шагов, крепко обнял, прижимая её к стене, и поймал попытавшиеся было ускользнуть губы. Что ни говори — а я на голову выше, и где-то в полтора раза тяжелее и сильнее. Не этому стройному чуду сопротивляться.

Она пыталась.

Она честно, неподдельно пыталась вырваться из захвата рук, оттолкнуть меня и даже укусить.

Ну да. Пыталась. Секунд десять.

Конечно же — безрезультатно.

А потом уже было не нужно её удерживать, и царапающие меня ноготки превратились в гладящие ладони, губки ответили на поцелуй, и борьба вообще стала не нужна.

Подхватив её под попку, так же как в начале сегодняшней ночи, унес в зал.

А она, обвив мою шею руками, просто лежала на плече, щекоча мне кожу теплым дыханием.

Уложив женщину на диван, я щелкнул выключателем лампы, оставляя в комнате лишь рассеянный свет уличных фонарей. Стянул с её руки перчатку, и лег рядом, развернув лёгкое и послушное тело к себе спиной и попкой. После чего — крепко обнял и хотел прошептать в прикрытое светлыми, цвета солнечного меда, кудряшками ушко: «Я выбираю тебя такую», но — промолчал. Я помню, Таня не любит слов там, где можно обойтись без них.

Размеренное дыхание, полумрак, тишина. Наши мысли витают вокруг неясным смутным облачком, вызывая тревогу. Словно не сказано что-то важное, а что именно — никак не получается понять. Словно хочется что-то сказать, или что-то сделать, или вообще — уйти.

И я, и она — напряжены. Терпкий запах кожаных плетей в смеси с ароматом смазки на моём заду продолжает дразнить и нашептывать, зовя в комнату с красными лампами.

Хотя, я знаю, что точно не помешает сделать.

Подушечки пальцев заскользили по бархату кожи — по бедру, по упругой попке, по напряженной, зажатой спинке. Поясницу трогать нельзя — у Тани это очень чувствительная зона, от поцелуев там она вздрагивала сильнее, чем от ласк шеи или груди. Поэтому — поясницу минуем, пройдясь по животику.

Движения легкие, касания едва ощутимые.

Коснуться плеча, погладить попку, провести по соску, по руке пройти до ладони и на мгновение сжать её пальчики.

Вслушиваться в тихое «муррр», зарыться в аромат волос, и ощущать тепло расслабленного тела.

Она словно виолончель, начинает «петь» под моими ласками. И я буду не я, если не сыграю на этом великолепном инструменте симфонию удовольствия.

Её дыхание становится чаще. Но мне некуда торопиться.

Пальцы всё так же не спеша скользят по телу лежащей на моей руке женщины. От ног к плечам, со спинки — на грудь, поцеловать в шейку, прикусить мочку ушка и провести язычком вдоль позвоночника.

Её спина выгибается. В мурчание добавляются нотки стонов, а мои пальцы, нырнув на мгновение в сокровенное, чувствуют уже не тепло — жар. Жар и влагу.

Минута, вторая — я не прекращаю сладкой пытки, не разрешаю развернуться или ускориться. Таня, твоё дело — лежать, наслаждаться, мурлыкать. Всё остальное — моё.

Моё дыхание заставляет её напрягаться — она уже знает, что за выдохом последует поцелуй.

Прикосновение пальцев вызывает дрожь — она удивительно чувствительна и отзывчива. Я уже боюсь касаться не только поясницы, но и сосков — слишком сильно вздрагивает.

Но вот я второй, до этого не принимавшей участия в «экзекуции нежностью» рукой, ловлю возбужденную вишенку соска, пальцы же основной «мучительницы» аккуратно раздвигают лепестки половых губок и ввинчиваются внутрь лона.

Тут уже не будет скольжения. Давление, проникновение, стоны, нежная плоть, и тихий, на грани слышимости, шепот: «да, вот так, вот так».

Всё быстрее и быстрее.

Я чувствую, как вздрагивает её тело, плотно прижатое ко мне.

Я чувствую, как её бедра подаются навстречу движению моих пальцев.

Я чувствую эту прекрасную, необычную, невероятную женщину.

Я чувствую...

Как её вдохи становятся всё короче

Как её тело выгибается дугой в попытке вырваться, отстранится, соскользнуть с моих утонувших во влажной глубине пальцев.

Как в моё предплечье вонзаются острые белые зубки!

Ах так!

За это я сдавливаю сосочек и ловлю скользкую кнопку клитора, вдавливая и прокручивая его.

И накопленное напряжение взрывается внутри неё, взрывается с долгим выдохом-стоном, с дрожью перенапряженных мышц...

— Аааах...

Мои пальцы уже не двигаются, зажатые плотно сведёнными бёдрами. Шелк кожи, влажный жар губок, быстрые поцелуи-извинения в месте укуса.

Наконец Таня расслабляется, и выпускает мою руку из сладкого плена.

Размеренное дыхание, полумрак, тишина, запах сандала и запах женщины. Только теперь в этой комнате нет напряжения, нет невысказанных слов или затаённых обид.

А вместо них? Спокойствие, удовольствие, нега, и, наверное, робкие ростки зарождающегося доверия.

Немного покрутившись, Таня заставила меня лечь на спину, закинула на меня стройную ножку и, удобно устроившись на плече, практически сразу заснула.