Еще одна примечательная персона — наш лесник Агафон. Это ему барыня Елизавета Никандровна сосватала Ульянку после известных событий. Расскажу о том, как у них женитьба устроилась.

Вышло это случайно, лесник в том виноват в первую голову. Ульянка тогда уж понесла, студент ее бросил, лесника же бабы сторонились. Агафон-то дюжий молодец, бородатый, лохматый, посильнее и помогутнее кузнеца будет. Кулачищи пудовые, уд с мудями, говорят, в Петербурге в кунсткамере можно выставлять и аншлаги делать, палец о палец не ударив. Опасались его девки, слава нелюдимого монстры далеко разнеслась. Боялись, но осторожный интерес проявляли — гуляли окрест его избы. Многим хотелось своими глазами его чудесное достоинство увидать, чтобы потом перед подружками важничать, мол, видела, ужас что такое.

Как на пустом месте хвастать? Представление иметь надо. Кривой он, тонкий иль толстый, а может, и врут все, нет там ничего замечательного. Враз уличат те, кому уже посчастливилось. А такие были и тайну ту хранили для интереса и тихой зависти к себе. Но эти женские фанаберии нас не интересуют.

Жил Агафон бирюком у околицы, считай в самом лесу, как ему и положено. Силки ставил на мелкого зверя, огородец чахлый держал, все как у людей. Пожелает барин уток стрелять, все устроит в лучшем виде. На оленя пойти — пожалуйста, с нашим удовольствием. Медведя или секача Платон Карпыч остерегался, тут сноровка и храбрость большая нужна, ему же только развлечение подавай.

Как-то раз после удачной охоты барин пожаловал леснику малую уточку, и разошлись они в разные стороны. Платон Карпыч, известно, в свои хоромы, Агафон к себе избушку. Приспичило леснику по малой нужде. Давно уж хотелось, но при барине разве справишь такие дела? Отойти не с руки, у Платона Карпыча азарт, легавая тоже носом водит, вот-вот стойку примет. Пришлось терпеть.

Встал лесник у овражка, дело само делается, а он по сторонам поглядывает, облегчением наслаждается. Глядь, вот совпадение какое! У дерева баба сидит, тоже малую нужду справляет. Рядом корзинка с грибами иль ягодой-малиной. Подол на поясе, телеса срамные круглыми половинками нежно белеют. Хрустнул Агафон неосторожно палой веточкой, баба обернулась и глаза выпучила. А как же? Увидала такую страсть, что и во сне не привидится. Сидит, не убегает, в изумление впала как кролик пред заморской удавой.

Агафон опростался, змеюку свою в штаны заправил, поясок-веревочку затянул и дальше пошел, будто и не случилось ничего. Да ой, что он, бабьих задов не видел? Девки на реке каждую седмицу такое шапито устраивают, только держись.

Слышит, крадется за ним та баба. Слух у него будь здоров, лесник самый малый шорох различит в лесной чаще, без этого умения зверя никак не выследить. Но виду не подал. Баба не вепрь, ни в лоб, ни коварно не нападет. Так и дошли они до избушки — он в авангарде, баба сзади травой шуршит. Смелая оказалась или верно у нее месмеризм магнетический случился, что не смогла с собой совладать. Но во двор зайти все ж побоялась, за деревом схоронилась и наблюдает. От комариков отмахивается.

— Выйди, покажись. Не бойся. — Сжалился над ней Агафон. Пусть в открытую смотрит, ему не жалко. Самому-то еще невдомек, чего это баба за ним увязалась.

Вышла она, глаза в землю, на лесника взглянуть не решается.

— Шкурки к осени будут, меду тож еще нет, — говорит Агафон.

Она молчит. Тогда он на хитрость пошел.

— На-ка птицу ощипай, помоги.

Работой человека займешь, он успокоится, душу раскроет, эта наука несложная. Так и вышло. У бабы руки замелькали, полетел пух с перьями, тут и беседа завязалась. Зовут ее Евдокия, в семье шестеро, она старшая, ходила за целебными корешками для повитухи, та занемогла, лежит бревном, а если роды случатся куда бежать, и т.д., и т.п., понесло, понесло ее трепать языком.

Агафон слушал-слушал и ка-а-к хватит кулаком по лавке!

— Чего пришла? Чего выслеживала?

— Агафоша... так-ить, я же, — Евдокия встала, будто ее кто прогоняет, — я же, как увидала его, ой, что со мной сталось...

— Кого? — Лесник и сейчас ни сном не духом.

Она ласково отвечает:

— Так его...

И пальчиком показывает. Цап она Агафона за то место через штаны и обхватила как черенок лопаты. Вот тебе и баба не вепрь, напала коварнее некуда. Теперь уж дошло до мужика, после стольких-то намеков. Не стал он природе противиться, задрал Евдокии подол, а она проворно лесника от штанов освободила, да со вздохом протяжным нанизалась на тот черенок. И пошло у них как по маслу то единственное дело, какое люди без молитвы начинают, потому как голова не тем занята — страсть похотливая разум затмевает.

Евдокия старается, чреслами кружит и водит, за выю могучую лесника обнимает, а тот умиляется, чуть не плачет. Так давно он женской ласки не знал. Видел бы Агафон, какой хитрющий взгляд у полюбовницы, задумался бы, отчего так. Но не до того ему, перед глазами ее перси тугие такую пляску выделывают, любо-дорого. Лесник сам от этого в месмеризм погрузился.

Как стала баба уставать, он ее на лавку бережно уложил и окончил сражение по православной традиции, сверху. Чуть надвое Евдокию не расколол. Как излился, в избу ее отнес сил набираться, а сам без спросу вот какое дело удумал: оправился, на руки поплевал, волосья лохматые прилизал и пошел к барыне. Елизавета Никандровна строга, но в таком деле не откажет, если от того отказу нет для нее прямого интереса. Задумал он Евдокию замуж взять, только без хозяйского согласия это никак не сделать.

Барыня приняла, выслушала Агафона и свое думает.

— Хорошо, — говорит, — каждому нужна половина. Будет тебе жена, но другая. Сама выберу.

На Ульянку намекает. Не отказала барыня, но и не по его вышло. Агафон поклонился в ноги, и не знает радоваться или горевать, очень ему Евдокия приглянулась. Вернулся домой, а ее и след простыл. Ни бабы, ни корзинки с корешками. Разыграла она злую шутку, теперь в деревне подружки от зависти лопнут, если только поверят в ее отчаянную смелость. Но Евдокия уж постарается все в подробностях пересказать. Еще и побожится без боязни, потому что правда.

Осенью как положено свадьба была, Агафон уж не выбирал, полюбилась ему бывшая горничная. Ульянка не в пример краше Евдокии оказалась, да и в женских умениях себя усерднее показала после разрешения от бремени.

В каждой истории мораль можно усмотреть, пожалуй, и тут без нее не обойдется. Не бойтесь кого-то потерять. Вы не потеряете того, кто нужен вам, теряются те, кто послан вам для опыта житейского.