Тоня плотно прижалась к Антону, обнимая его, она чувствовала, как он напряжён. Положив голову ему на плечо, она, легчайшим касанием, коснулась губами его шеи. Антон, почувствовав это касание, слегка наклонил голову, давая понять Тоне, что её ласка ему приятна. Тоня забросила свою ножку ему на живот, а её рука легла ему на голову. Её пальцы взъерошили его волосы, ласково перебирая их.

Она чувствовала, как под её лёгкими ласками напряжение понемногу отпускает Антона. А ей хотелось просто ласкать его, ощущать его всем своим телом, стараясь подарить ему всю свою нежность.

Её старания принесли успех. Антон, до этого лежавший задумавшись, повернулся к ней и крепко обнял, да так, что она негромко пискнула. Он легонько коснулся своими губами уголка её рта, этим поцелуем благодаря её за понимание и терпение.

Тоня, прижавшись к Антону, в это время размышляла о том, что с ней происходило за последние пару дней, как резко и неожиданно всё поменялось в её жизни.

Категорический отказ от наглого предложения начальника заняться с ним сексом, увольнение под надуманным предлогом, потеря жилья. И Антон, как рыцарь на белом коне. Она влюбилась сразу, и безоговорочно. Видимо, она ему тоже очень понравилась. Его трогательная забота о совершенно незнакомой девушке, в промокшей насквозь одежде, и не последовало никаких непристойных намёков, якобы в благодарность за помощь, только искренне сочувствие и желание выручить из беды. Отогрел, накормил, спать уложил, уступив ей свой диван. И не сделал ни одной попытки пристать к ней. А вот что сразило её окончательно, так это то, что он сам выстирал, погладил её одежду, приведя её в порядок. Потом завтрак, где он ухаживал за ней, как за любимой, и потом, умопомрачительный секс с ним, неожиданное предложения выйти за него замуж, знакомство с его сестрой, и самое главное с его родителями.

То впечатление, которое произвела на Тоню мама Антона Мария, было ошеломляющим. Для женщины за сорок, она выглядела просто великолепно, самое маленькое, лет на десять моложе. Ухоженная, явно следящий за собой, стройная и изящная, она представляла собой великолепный пример для подражания. Тоня очень желала, чтобы эта женщина поделилась с ней опытом, научила её, как оставаться долгие годы, в такой великолепной форме. Ещё она прекрасно видела, с каким трепетом и любовью относятся друг к другу родители Антона. Так же, как и её родители относились между собой.

И, в тоже время, она чувствовала, что существует какая-то тайна в этой семье. Тайна была настолько интимная и не афишируемая, что вся её женская сущность была донельзя заинтригована. Тоня страстно желала стать членом этой семьи, быть посвящённой в семейные тайны, заранее принимая все, ещё не высказанные, условия. Ей было настолько легко и комфортно общаться с родителями Антона и его сестрой, что она чувствовала себя как в кругу семьи.

Уютно устроившись на плече Антона, обнимая его руками и ногами, лёгкими прикосновениями целуя его, она чувствовала, как от её ласки, Антона отпускает напряжение, и он понемногу успокаивается.

Успокоившись, Антон продолжил своё повествование:

— Когда я начинал слушать эту запись, я ещё находился под сильным впечатлением увиденного утром на кухне. Видение почти обнажённой, и не стесняющейся этого, мамы, эти её интимные украшения, совершенно непонятная реакция отца, который, похоже, был совсем не против происходящего, всё это буквально стояло у меня перед глазами.

После того, как я остановил прослушивание, и эмоциональная буря внутри меня, несколько притихла, я понял, что меня смущает какая-то неправильность в том, что я слышу. Как будто я, слушаю какой-то радиоспектакль, постановку. Где главными и единственными участниками являются мои родители.

Тогда возникает вопрос, а кто тогда слушатель этого спектакля, для кого это всё произносится? Подумав, я пришёл к выводу, похоже, что весь этот, подслушанный разговор, все эти интимные подробности, были озвучены для единственного слушателя, и этим слушателями был я.

Тогда получается, что этот, как бы случайный, засвет мамы, и вся утренний сцена на кухне, включая непонятное поведение отца, и этот разговор, преследует какую-то цель, которую перед собой, да получается, и передо мной, поставили мои родители. Вот только понять, в чем именно она заключается, я пока не мог. И поэтому, стал слушать дальше, надеясь на то, что хоть что-нибудь, да прояснится.

Полной уверенности, что это разговор предназначается для меня, не было. Я решил дослушать до конца, и опять включил воспроизведение. Как оказалось, я сделал паузу вовремя.

Отец с матерью перестали разговаривать, и стали слышны другие звуки. Мамины смешки, её приглушённые ахи и охи. В скором времени стали раздаваться характерные шлепки от соприкосновения обнажённых тел. Было слышно учащённое, тяжёлое дыхание отца, и сдерживаемые стоны мамы.

Мне стало немного стыдно, как будто я подглядываю за самыми интимными моментами любящей пары, которая занимается любовью. Поэтому стал небольшими фрагментами прогонять запись вперёд, чтобы найти то место, где они снова начнут разговаривать. К счастью, диктофон был рассчитан примерно на пять-шесть часов записи, и поэтому этого должно было хватить.

Их любовная игра продолжалась не менее получаса, и при очередном прослушиваемом фрагменте, раздался приглушённый рык отца, поддержанный продолжительным, наполненным страстью, стоном мамы.

И уже вскоре, видимо отдышавшись и немного успокоившись, они продолжили свои разговоры.

— Того заряда новых эмоций, нам хватило чуть больше, чем на два года. – Заговорил отец - но потом мы с тобой заметили, правда не сразу, что накал наших отношений в постели, опять начал снижаться, и не мудрствуя, мы стали искать совместное решение, как нам вернуть прежний уровень нашей страсти.

Было озвучено множество различных фантазий и вариантов. От появления на городском пляже тебя топлес, а то и полностью обнажённой, до занятия сексом в людном месте. Но все эти варианты отвергались, нам не хотелось давать пищу для разговоров о нашем неприличном поведении. Окружающие не поняли бы нас с такими эпатажными выходками. – Тут мама прервала отца и вступила в разговор. – И тогда я вспомнила один случай. Во время одного из конкурсов, я, чтобы подразнить тебя, надела под танцевальное платье практически прозрачные трусики, и сказала тебе об этом уже, когда мы вышли на танцпол. Помню твою реакцию на это. Ты, всеми силами, ловил мою взлетающую юбку, чтобы никто не увидел эти тонкие кружева.

Я сама, зная, что зрители могут увидеть у меня под юбкой, возбудилась не на шутку, а про тебя я вообще молчу, ты просто буквально пылал страстью. И танец у нас тогда получился настолько страстным, настолько насыщенным эмоциями, что не победить мы не могли. А уже дома, мы еле успели перешагнуть порог, как одежда с нас слетела. Хорошо, что Тошка был у бабушки, а то неизвестно, чтобы он мог о нас подумать. А секс был просто сумасшедшим, мы с тобой никак не могли насытиться друг другом, и только полностью обессилев, смогли успокоиться. – и мама замолчала, отдавая отцу обратно возможность говорить. И он продолжил.

— Это воспоминание натолкнуло нас на то, что надо попробовать сделать серию твоих эротических фото. Вспомнив, какими глазами смотрели на тебя все мужчины, когда ты танцевала, признали эту идею неплохой, и стали уже детально обдумывать всё нюансы для её воплощения. Сначала мы долго выбирали, к кому из наших знакомых фотохудожников обратиться. Во внимание принималось всё, и собственно мастерство, и способность предложить необычные и нестандартные идеи. И самое главное, сохранение тайны. Ведь на этих фотографиях должно было быть видно твоё лицо, и нам нужна была полная уверенность, что никто посторонний никогда не увидит эти снимки. – И отец опять прервался, а мама продолжила.

— Конечно, сниматься сразу обнажённой, я не рискнула. Мы подумали, и решили, что первоначально попробуем сделать небольшую серию фотографий со случайным, якобы, частичным обнажением. И только потом, посмотрев, что из этого получится, и примем решение, продолжать или нет. И если у нас получится, уже тогда продолжить, но уже снять ещё более откровенные кадры. Так, например, в эротичном белье, в прозрачном пеньюаре, или вообще в одних только трусиках. Но это снимать только дома, продумав совместно с фотографом тот интерьер, в котором и будут происходить съёмки. – Мама замолчала, а отец подхватил её мысль.

— И я тоже хочу поучаствовать, прямо с самого начала. У меня даже есть кое-какие идеи, как это будет. Осталось только найти фотографа, талантливого и не болтливого. – И мама вновь перехватила нить разговора.

— Дня три или четыре мы обсуждали, что будет и как, потом долго перебирали среди знакомых, кто же всё-таки согласится на наши условия и возьмётся за такой проект.

И вот дней через десять состоялись первые съёмки. На улице, дома, у фотографа в студии. Нам понравилось, и тогда мы решились на более смелые и откровенные фотографии. – Мама замолчала, видимо вспоминая, как всё это происходило, а отец продолжил.

— В результате у нас появился целый большой фотоальбом, который мы, до сих пор, с удовольствием перелистываем и вспоминаем. И, послушай, что-то мы давненько его не доставали. А он так и лежит на полке с твоим бельём? Давай утром, дети уйдут, а мы с тобой окунёмся в воспоминания. – в голосе отца слышалось предвкушение от предстоящего.

— Действительно, что-то мы подзабыли про него. – мама согласилась с отцом. – А сейчас давай спать, глаза просто сами закрываются.

На этом разговор закончился, а я, переполненный впечатлениями от открывшихся мне родительских секретов, решил обязательно найти этот альбом и посмотреть, что же такого в нём есть, что родители прячут его в тайном месте.

Надо было только дождаться, пока я останусь дома один, чтобы без помех посмотреть этот таинственный фотоальбом.