«Прошлое можно мысленно увидеть,
но к нему невозможно прикоснуться»

(Вонг-Кар-Вай).

— Доктор. По-моему он приходит в себя.

Зуев приоткрыл глаза и, словно сквозь пелену тумана, ему почудилось, что на него смотрят тревожным взглядом большие, под пышными и длинными ресницами такие знакомые глаза. Он попытался приподнять руку и коснуться этой маленькой ручки, сжимающей термометр, но сил не было и вместо вопроса кто вы, он медленно прошептал: « Пить»!

Он пил медленными глотками, и внимательно изучал ее лицо, такое знакомое и в то же время такое далекое от того, что всегда восхищало его, когда он всматривался и думал: «И какими же красивыми бывают женщины даже в зрелом возрасте, которых мать-природа наградила такими чертами необыкновенной красоты. Но это лицо, являющееся копией того, что склонялось над ним и нежно раскрывало язычком его пухлые губы, впиваясь в них таким поцелуем, который будил в нем невероятно притягательные чувства самца к этой умной и опытной в сексе самке. Но эта яркая копия того лица, такого молодого и нежного вызывало в нем чувство восхищения, давая понять, что данная копия намного красивее и милее оригинала. Это была очень молодая, лет двадцати, женщина в белом халате, внимательно разглядывающая его глаза. Он приподнял руки и положил на ее пальцы ладонь, почувствовав, как она дрогнула, а в глазах ее заблестели слезки.

— Я — Зуев, а вы кто? — тихо сказал он метнув в сторону медсестры, стоящую рядом с этим необыкновенным созданием природы, недовольный взгляд.

— Я — Сурикова младшая. А для вас просто доктор...

— Доктор медицинских наук, — поправила доктора сестра.

— Пусть она уйдет. А вы — останьтесь, доктор, — прошептали его воспаленные губы

— Как это, уйдет? — сестра нахмурила тонкие, подведенные черным карандашом бровки.

— Светочка. Сделай милость. Оставь нас. Он хочет мне что-то сказать без свидетелей

— Ваше право, — недовольно поморщилась сестра и вышла из палаты.

— Ну, как мы себя чувствуем, Федор Федорович? — спросило чудное создание, беря его за руку, нащупывая пульс.

— Хорошо. Что это было со мной?...

— Нервный срыв. Впрочем, нечто подобное было и у меня, когда мне сказали об этом в Питере, — ответила она, убрав руку с пульса и нежно вытирая капельки пота на его лбу.

— А как вы очутились здесь? Откуда знаете меня? — прошептал он, боясь, что ее могут вызвать к другому больному.

— О! Это, как говорят в народе, виной всему стал его господин Случай... После похорон папы и мамы, преодолев это горе, я стала наводить порядок в квартире и, перебирая книги в шкафу, нашла журнальчик, где мама вела дневник. Она была скромной и не посвящала в секреты личной жизни друзей, а открывала душу этим молчаливым листочкам дневника, где она говорила сама себе только правду...

— Значит, ты знаешь и обо мне все?

— Да! Знаю...

— И что ты можешь сказать? Мальчишка и вдруг стал любовником такой женщины?

— Можно и так сказать. Но я бы сказала иначе. Молодой капитан третьего ранга, чистой души человек, влюбился в замечательную женщину, но не решился порвать семейные узы с красавицей женой, которая изменяла ему на каждом шагу, а в данный момент является всеми уважаемой женщиной, так как является любовницей адмирала — начальника артиллерийского управления флота. Тот тоже хотел бы развестись с женой и взять себе в жены эту для него молодуху с двумя детьми, но ему не советуют это делать определенные инстанции, так как планируют его на повышение в Москву, и брако-разводный процесс был бы ему сейчас очень не кстати...

— Во как?! — приподнялся в постели Зуев, но властная рука докторши тут же прижала его к подушке.

— А ты разве не знал об этом?

— Знал, конечно, но я никогда не соглашусь на то, чтобы мои дети стали бы жить с чужим папой. Мама попрыгает, пока молодая, и успокоится. А наносить детям душевную травму я не позволю.

— У тебя сын и дочь?

— Да. А тебе, откуда это известно?

— Из дневника. Сыну уже двенадцать, а дочери семь. Леня и Леночка. Не так ли?

— Так...

— И какие у тебя планы?

— Леня пойдет в мореходку, Леночка в техникум советской торговли.

— А почему не в высшее?

— Сразу не потянут. С науками у них не всегда на пять...

— А на что же потянет их папа? Неужто, всю жизнь проведет в должности командира химического объекта военно-морской базы?

— Ты и об этом знаешь? Слушай. Лучше расскажи, как в свои двадцать восемь ты успела стать кандидатом медицинских наук и пишешь докторскую?

— А ты откуда это знаешь?

— Из дневника, глупая! — засмеялся он и сел в кровати.

— Ну! Будем знакомиться: Федор Федорович Зуев, капитан третьего ранга. Командир, ну и все прочее... — протянул он руку.

— Лиля Сурикова, дочь капитана первого ранга Сурикова, командира ракетного крейсера и его жены, — протянула она белую руку с маленькими, тонкими пальчиками, — которую он так сжал, что она ойкнула и выдернула руку.

— Ну! Медведь! Ты уже здоров, однако, хватит валяться по госпиталям, завтра же выпишу тебя...

— Лиля! Ты само чудо! Я мечтал об этом все это время, пока валялся тут. А ты хороша, бестия, только на таких и надо клевать, — улыбнулся он.

— Ты что, знал меня ранее? — ее бровки выгнулись любопытными запятыми.

— Конечно. Я же был любовником твоей мамы, а у вас в квартире на каждом месте твои фото: от малышки в пеленках, до озорницы школьницы и томных взглядов студентки. Знал я ваш «Первый медицинский» в Питере. Ох! И красивые же девчата приходили к нам на танцы в Оружейку.

— А где же это?

— На Московском проспекте, бывший Дом Советов, недостроенный...

— Ни разу не была там...

— А там уже давно училища нашего нет. Ликвидировал все самое хорошее этот дурак Хрущь.

— Ого! Ух, и разболтались мы с тобой, Федя! Ты, правда, себя хорошо чувствуешь?

— Еще бы! А ты проверь, — кивнул он на одеяло.

— Лиля запустила руку под одеяло и тут же наткнулась на его «Малыша», уже стоящего по стойке «Смирно», словно на параде.

— Ого! — покраснела она и выдернула руку

— Не «Ого», а ключ от собора, — сказал батюшка пышногрудой молодице, когда по инерции их прижало друг к другу в Питерском трамвае.

— Повезло, однако, этой молодице...

— А как повезло батюшке, — ухватил он ее за ягодицу, пытаясь притянуть к себе.

— Стоп! Это потом. А сейчас, больной, — сказала она, глянув на вошедшую медсестру, — выполнить все предписания врачей и готовиться к выписке...

— Есть! — товарищи медики! — прижал он ладонь к виску, чем вызвал у женщин игривый смех.

Потом медсестра говорила своим подружкам: Никак не пойму. Человек был в коме почти неделю, и стоило ей только войти, сразу воскрес из мертвых, которого выписали из госпиталя через трое суток после «Воскрешения».

— Это вы про Сурикову говорите? — спросил подошедший седовласый доктор.

— Про нее, доктор...

— Знатная девочка. Красавица. Не успела кандидатскую защитить, а у нее уже и докторская, почти готова. Ей совершенно нечего делать в нашем гарнизонном госпитале. Говорят, в госпиталь Бурденко прочат...

— А нас куда прочат? — хохотнули девушки.

— В жены, дорогуши, в жены...

— Какие?

— Офицерские, конечно, если будете хорошо работать...

... Приближалась знаменательная дата. Столетие со дня рождения великого Ленина. Часть Зуева шла в ряду передовых. Она заняла первое место среди береговых частей тыла военно-морской базы, получила «Красное знамя», а ее командир капитан третьего ранга Зуев Ф. Ф. юбилейную медаль «Столетия» со дня рождения Великого

Ленина и кучу новых вводных и забот. А через некоторое время в тыл военно-морской базы пришла разнарядка на формирование двух целинных рот на уборку урожая в Казахстане.

Начальник тыла военно-морской базы недоуменно крутил ручку, не зная, кого же предложить командующему флотом командирами четвертой и пятой автомобильных рот. Он придирчиво глянул на своего кадровика и сердито спросил:

— Так кого же предложим на четвертую роту?

— Известно кого. Зуева. Он первое место получил. Ему и знамя в руки. Пусть такое же с целины привезет, — ехидно улыбнулся капитан-лейтенант Никандров, новый любовник жены Зуева.

— Резонно, — ответил начальник тыла и вписал фамилию Зуева в организационный приказ.

Зуев сразу сообразил, что его командировка сроком на пять месяцев дает любовнику жены широкое поле деятельности в ее постели. Но приказ, есть приказ. Он не обсуждается. Его выполнять надо, и он ухал с коллегой во Владивосток на сборы командиров рот, где не замедлил встретиться с красавицей Лилей. Та, когда узнала, что ее желанный друг может провести с ней целых три ночи в постели, ликовала, как школьница третьего класса, сразу получившая три пятерки. Она произвела большую уборку в трехкомнатной квартире, накупила всякой всячины в холодильник, не забыв о крепких напитках и хорошем вине. Сделав короткую стрижку, она стала копией молодой Одри Хепберн в «Римских каникулах». Когда она вышагивала на каблучках шпильках по палатам Владивостокского госпиталя, то лежащие больные невольно приподнимались, а ходячие поворачивались к ней лицом чуть, ли не принимая стойку «Смирно». Все это так ей нравилось, что счастливая улыбка почти не покидала ее очаровательное лицо. Да и фигура в метр восемьдесят с формами 90—60—90 почти автоматически открывала перед ней двери любых кабинетов. На этих каблучках она достигала роста Зуева, что окрыляло ее, когда она покупала на вечер билеты в театр им. Горького.

Отсидев на сборах положенное время, Зуев встретился с Лилей прямо у дверей театра. Она шла с ним под руку, и не было людей на их пути, которые не оглянулись бы и не посмотрели им вслед.

— Моя Людмила — класс, но и Лилька ей не уступает, а порой даже превосходит эрудицией, тактом и умением обратить внимание на самые заманчивые элементы ее фигуры, — с чувством собственного достоинства отмечал про себя капитан третьего ранга, думая о том, какова же будет она с ним в постели после такого форса на людях? В театре он немого огорчился, заметив, что большинство женщин глазели не на его спортивную фигуру, а на Лилькин макияж, прическу и фигуру, облаченную в длинную черную юбку с глубоким разрезом сзади, красного цвета кофточку с глубоким декольте спереди, нежные белые тонкие руки, вот только ног они не видели, и наверняка считали, что их незачем показывать, если они с дефектом. Но потом он убедился, что ее стройные ножки, растущие, как говорят, прямо от ушей, были очень соблазнительными, когда она лихо забрасывала их на его плечи и погружала его лицо в свою волшебную между ними промежность. Он еще не знал, что Лиля очень начитанная по линии «Камасутры», будучи врачом, знала все о сексе в таких подробностях, которые ему и не снились. И познала эти секреты не только теоретически, но и проверенные с самыми передовыми студентами, будущими докторами, на повседневной практике вне стен института.

И вот они дома. Лиля усадила его на диван и включила телевизор.

— А сейчас предлагается такой распорядок: совместная ванна с волшебными травами, затем ужин, далее — ночь Клеопатры. Надеюсь, не надо пояснять, кто есть кто? — заманчиво подмигнула она, целуя его в нетерпеливые губы.

— «Посмотрим, чему тебя научили по этой части в институте, и какой опыт передался от твоей замечательной мамочки?» — подумал он, слегка улыбнувшись.

— Чему ты улыбаешься? Тебе не нравится предлагаемый распорядок? — ее бровки обозначились вопросиками.

— Нет. Почему же? Распорядок хорош. Только не ясно...

— Что?

— Ну, Клеопатра, ясно кто. А вот ее партнер? Кто? Цезарь или Марк Антоний?

— Об этом Клеопатра ему скажет в постели после первого же акта любви. Идет?

— Вполне...

— Тогда раздеваемся и мигом в ванную! — скомандовала хозяйка.

И ему показалось, что эту команду он когда-то уже слышал, только говорила не копия этой молодой и стройной женщины, а ее оригинал уже пополневшей, слегка поседевшей, но такой милой и нежной женщины, повидавшей на своем веку уже так многое, что ей удивляться уже было просто нечем.

... Эта квартира на улице Ленина досталась Суриковым от бывшего командира дивизии надводных кораблей, который уже служил в Главном штабе Главкома в Москве. Одна комната метров в восемнадцать, переоборудованная под бассейн, а сам бассейн был пять метров на три, выложенный белой кафельной плиткой с глубиной в полтора метра, что удалось сделать, т. к. квартира находилась на первом этаже, и бассейн углубился в подвальное помещение. Сразу было видно, что поработали здесь специалисты из БЧ-5, которые могли соорудить что угодно и где угодно. Конечно, воды уходило на это купание много, но хозяева не злоупотребляли и пользовались этим сооружением весьма редко по большим праздниками или юбилеям друзей.

Когда они опустились в теплую воду бассейна, пахнущую мятой, он подплыл к любимой и обнял ее.

— Нет, нет! Сейчас только купание, а потом...

— Что потом?

— Суп с котом! — засмеялась она о поплыла к другой стенке бассейна.

«Господи! Какая она еще девчонка! Хотя уже почти доктор медицинских наук», — подумал он и обрадовался, что она не зазнайка, не кривляка, набивающая себе цену, а молодая женщина, любящая жизнь.

Их столу мог позавидовать любой из столов знаменитого ресторана «Золотой Рог», в котором он часто бывал, находясь во Владивостоке. Говорят, что его уже снесли, а зря. Я сам там бывал и ел знаменитые трехсуточные щи и вкуснейшие «Цыплята табака». А какие там были вина?! Сказка... Нет. Мы еще не научились ценить старину, называя ее отсталостью. Вот так и исчезают из истории те ценности, которые приобретают умелые люди, но не умеющие передавать их потомкам.

Наконец-то они оказались в спальне. Здесь на широкой кровати с балдахином, словно на ложе персидского шаха лежали два тела. Они были совершенно голыми. Он целовал ее все ниже и ниже, опускаясь к животу, пытаясь высосать пупок, а она смеялась, говоря, что это щекотно. Затем он стал целовать ее коленки, которые вдруг раздвинулись и его губы упали на другие губы, которые тут же разкрылись, прося его язык поработать там... И он работал с таким увлечением, словно делал это «Куни» впервые. Он облизал уже все, что можно было облизать, слегка пожевал губами ее губы, обрамленные волосиками, затем стал сосать так, словно пил воду из лужи посреди пустыни, затем перевернул ее вверх спиной, поставил на коленки и прижал ее пылающее от страсти лоно к своим губам. Она стала медленно опускать и поднимать таз, затем стала натирать его губы своими страстными губами, он выставил язык и почувствовал, как она, то одевается на него, то снимается. Ее движения стали убыстряться и, наконец, ее таз так запрыгал на его лице, что ему стало страшно до возможной истерики. Она продолжала вытирать об его лицо свою слизь, поступающую из недр влагалища, а он пил эту влагу, все сильнее прижимая ее отверстие к своему рту. Наконец она не выдержала и разразилась благодатным оргазмом. И он выпил все, что она давала ему, до дна, а затем вылизал все остатки. Она упала на бок и простонала. «А теперь покачай меня сзади!». Он понял, что она просит член для работы на боку, приподнял ее, пододвинул ближе и стал вводить член. «Мальчик» входил уверенно, но нежно. Когда он совсем вошел, то она стала вращать тазом, чтобы покрутиться на члене. Он знал этот прием, его благоверная очень любила, когда ее имеют сзади, отчаянно вертя ягодицами, чтобы довести мужика до оргазма. Он улыбнулся, вспомнив об этом и сам стал делать тоже самое. Она застонала. Затем быстро слезла с него, уложив его на спину, и мигом оседлала этого жеребца-производителя. Скакала она на нем не менее полчаса, наконец, замычав, что-то нечленораздельное, стала сливать опять, и он ударил ей навстречу своей долгожданной струей. Она поняла, что обоюдный одновременный оргазм ей сейчас не нужен и, быстро соскочив с него, юркнула в ванную. Затем она позвала и его обмыться. В бассейне было воды по пояс. Она ухватилась за поручни у одной из стенок и сказала; Давай еще сзади. Он тут же засадил ей по самые яички и так стал быстро работать, что через пару минут ее тело сокрушил еще один мощный оргазм.

— Ну, ты и кобелино! Всю жидкость из меня выудишь. Так и до струйного оргазма недалеко. Может быть хватит?

— Ну, почему же? Я еще хочу...

— Ладно. Дуй тогда в попу. Пусть пипуля немного отдохнет...

— Да?! Ну, тогда скажи, кто я?

— Конечно, Марк Антоний, Еще тот был кобель! Хотя Клеопатра родила сына от Цезаря, но Антоний ей все ее драгоценное тело в этом месте чуть не разорвал. У него такой «Прибор» был, мама, не горюй!

— А ты откуда знаешь? Что в институте об этом говорили?

— Да была у нас там одна, она всю древнюю историю почти назубок знала, особенно то, когда кто и где и кого драл. Ходячая энциклопедия...

— Тебе я понравился?

— Еще бы! Если будешь сливать, то мне в кулачок...

— Это еще зачем?

— Лицо умыть. Еще древние знали, что мужская сперма молодит кожу женщины...

— Вот не знал. А то бы собирал тебе в баночку...

— Что уже сливаешь?

— Почти...

— Тогда стоп. Давай в рот...

— Бери, Мне не жалко...

Она отсосала у него все, что хотела, затем они порезвились еще и пошли к столу докушивать.

... Утром он едва встал с гудящей головой. Время поджимало. Надо было торопиться на сборы...

Видя его мучения, Лиля засмеялась:

— Что? Болит головка?

— Еще бы. После такой пляски и ноги не ходят...

— Сейчас я тебя вылечу. Только, чур без меня это лекарство не употреблять...

— Какое?

— Сейчас узнаешь. Сначала съешь яичницу, а затем выпьешь чайку вот эту чашку...

Он выполнил все ее указания, и когда одевался, то уже почувствовал, как его тело наливается силой, голова светлеет и ему стало казаться, что он опять готов свернуть горы любви в кровати. Она заметила это и спросила:

— Ну, что? Легче стало?

— Ага. А что ты дала мне?

— Это пока секрет. Потом скажу. Ну! Давай! Шевели батонами, а то на сборы опоздаешь...

— Он крепко поцеловал ее на прощание и пообещал прибыть к ней сразу же после окончания сборов. Но судьба распоряжается по — своему. После обеда сборы закруглили, и командующий флотом приказал всех участников направить в авто-батальон тыла флота, чтобы показать образцовый автопарк.

Он позвонил, ей, но она всхлипнула в трубку:

— Ты что?! — спохватился он.

— Я так и знала, что ты больше не придешь...

— Это почему же?

— Я сон видела. Там злая колдунья унесла тебя...

— Ладно. Не реви. Как вырвусь во Владивосток, так обязательно позвоню.

— Если я смогу, то вырвусь к тебе в ваш поселок «Тихоокеанский», — сказала она и поцеловала его в трубке...

Эдуард Зайцев.