Из дневника Дейзи

Я не собираюсь ничего записывать в дневник, потому что никому на целом свете не расскажу о том, что произошло. После всего этого меня охватило какое-то сумасшедшее, но очень приятное чувство. Я думала, он собирается вста... Ой, раз я сказала, что ничего не скажу, значит так тому и быть. Маме, кажется, нравится ездить к тете Мюриэл, но меня она с собой никогда не берет, так что мы всегда ездим туда в разные дни, что на мой взгляд очень глупо. Догадываюсь, что они ведут там всякие «взрослые» разговоры, как будто я и сама уже не взрослая. Беда в том, что я не могу сказать об этом маме, вот какая досадная помеха.

Папа выглядит очень забавно, не зная, смотреть на меня или нет. Он попытался поговорить со мной наверху, но я ушла в свою комнату. Поначалу я стеснялась, но теперь уже не так сильно. Иногда я думаю, что он просто хотел заставить меня чувствовать себя глупо, а иногда мне кажется, что нет. Тетя Джейн говорит, что если вы собираетесь что-то делать, то должны делать это правильно, но конечно, она говорила это не обо мне, потому что я уверена, что она ничего не знает. Надеюсь, они не будут меня щекотать и пытаться меня разговорить, — они иногда так делают, всегда выспрашивают меня о чем-то, а это нечестно. Я все еще полагаю, что он мог вставить его... Ну... Мог бы... Возможно, он не хотел этого... Не знаю. Глупо вначале быть строгим со мной, а потом делать это. В конце концов, мне довольно обидно от всего этого. Думаю, он догадывается об этом, потому что я бросила на него весьма дерзкий, но как по мне многообещающий, взгляд.

Из дневника Мод

Я прекрасно провела время, играя с Ричардом, но не смогла бы этого сделать, если бы мама его не связала. Или все-таки могла бы? Я удивляюсь, но он, как и все молодые люди, не знает, как себя вести. Мне же нравятся мужчины постарше, потому что с ними интереснее разговаривать.

Завтра я должна навестить кое-кого из друзей моего отчима, но не знаю зачем. Мама говорит, что она тоже не знает, но, по ее словам, это какое-то дело, о котором молодая леди непременно должна знать. Отчим велел мне надеть поясной корсет и туго зашнуровать его. Что за странности! Хотя мама об этом не знает, но он видел меня в нем однажды. На мне тогда были панталоны, и ничего более. Я позволила ему потрогать мои груди, и мы целовались. По-моему, он очень милый, и я не возражаю против такого. Он также пощупал мою попку и сунул палец во впадинку между полушариями, правда, только через панталоны. «Тебе было приятно?» — спросил он. Я хотела ответить: «Да» (это так забавно щекочет и заставляет меня извиваться), — но я просто сказала, что я не против. «Какая у тебя чудесная попка», — вторил он, поглаживая все вокруг нее. Я была в полуобмороке и хотела бы, чтобы он делал это чаще, но, уверена, мама ревнует его. Она хочет притвориться, будто я не знаю, что она вытворяет! Я слышала, как она несколько раз целовалась с Дейдр Мэнсфилд, а после того случая в ванной, случившегося несколько недель назад, я не знаю, что и думать. Или, скорее, знаю, и это так порочно.

Надеюсь, эти друзья отчима хорошо ко мне отнесутся. Он говорит, что они будут относиться ко мне «особым образом», но не сказал, что это такое.

Из дневника Мюриэл

У Дейзи какой-то волшебный вид, и я уверена, что с ней что-то случилось. Мы с Джейн приставали к ней, но не смогли добиться от нее ни слова. Быть может, нам стоит познакомить ее с Филиппом? Нет, думаю, что нет — там есть свои опасности. И все же очень интересно наблюдать, как он работает с женщиной. Джейн говорит, что во мне есть толика жестокости, но я так не считаю. В конце концов, Селия получила наслаждение, а женщины часто хотят, чтобы преодолевали их сопротивление. Я знаю об этом, сама так делала, когда была вдвое моложе ее.

Пришло письмо от Дейдр, адресованное мне. Она наслаждается своей новообретенной свободой и, конечно, все выспрашивает о Сильвии, а не о Филиппе. Вчера вечером я заставила его сделать «Рот номер один». Я выпила вина, а потом, пока Джейн занимала Сильвию, отвела его в ванную комнату рядом с его спальней, заставила его там раздеться и лечь в ванну на спину.

Поначалу он всегда тихий, а потом начинает жалобно ныть. Он спросил, что я намереваюсь сделать.

— Рот номер один, — сказала я. У него есть полный список, который он мог бы уже выучить и наизусть.

— О нет! — ахнул он и попытался подняться, но я, перекинув в ванну ногу, удержала его.

— Лежать, трус! Разве ты еще не научился послушанию? — спросила я. И все же меня охватила некая нежность к нему, я наклонилась и начала его мастурбировать, добившись хорошего стояка, что его успокоило, ибо из него вырвалась лишь пара стонов. Пока я это проделывала, я говорила ему о заднице Селии. Он морщился, но я чувствовала то огромное удовольствие, которое он получил от нее. Я сказала, что тогда он был «хорошим мальчиком», и должен им оставаться и сейчас. Мой живот был наполнен вином, и мне пришлось стиснуть зубы, сдерживая себя, — на мне оставалась лишь нижняя юбка. Сейчас ему больше нравится заглядывать мне между ног и мои широко расставленные ноги давали ему возможность все прекрасно видеть. Невидящим взглядом он посмотрел на меня и облизнул губы. «Ванна подо мной холодная», — сказал он, но я проигнорировала эту глупую мольбу.

Я провела своими пальцами вверх и вниз по его члену и сжала яйца свободной рукой. Клянусь, что теперь после всех наших упражнений они стали тяжелее, чем прежде, и я сообщила ему об этом. Я сказала — просто чтобы завести его, — что он скоро отдаст свои запасы Сильвии.

— Не говори так! — умолял он меня.

— Знаешь, она заставит тебя много и часто кончать, — поддразнила я. Его глаза были полны мечтаний, ягодицы дергались.

— Ты не сделаешь этого, Мюриэл, ты не можешь сделать!

— Тогда будь хорошим мальчиком и отдай все мне, а я дам тебе кое-что взамен. Ее киска будет теплой и тугой, она глубоко засосет тебя и...

— Агхххрр! — заурчал он. Лишь немногие мужчины могут устоять перед эротическими словами, когда их мастурбируют. И Филипп сейчас не является исключением, хотя когда-то и считал себя таковым. Его член сильно пульсировал, выбрасывая молочно-кремовые струи. Склонившись к моей руке, они забрызгали мое запястье.

— Ммм... Ммы... Мму... Мюриэл! — застонал он и излился еще больше, после чего обмяк. Я дала ей немного попузыриться, а потом вытерла пальцы о полотенце.

— Тот, кто дает, должен и получать, — сказала я, залезла в ванну, приподняла нижнюю юбку и опустилась своей требовательной киской на его рот. Сначала он держал губы сомкнутыми, но потом я взяла его ослабевший член и снова начала его ласкать.

— Филипп, не капризничай! — отругала я его. Теперь я его раскусила. Он обожает, когда с ним так разговаривают, хотя при свете дня может это и отрицать. Я изогнулась еще сильнее и заставила его рот широко раскрыться, чтобы его губы оказались по обе стороны от моих половых губок.

— Это называется водные игры, — сказала я, хотя никогда раньше не проделывала ничего подобного.

Я на мгновение задержалась, а потом начала фонтанировать. О, какой был золотой дождь, с силой хлынувший ему в уста! Он захлебывался, булькал, задыхался. Я удерживала его на месте весом своего тела, его пятки барабанили по дну ванны. Но на этом я еще не закончила.

— Ну разве это не прекрасное вино? — рассмеялась я и угостила его еще одним потоком — слегка приподнявшись, я дала возможность струе излиться вокруг его лица, золотые брызги и капли искрились на его коже, извлекая из него еще более сдавленные и мучительные звуки.

Я встала и вылезла из ванны, оставив его там мокрым и отплевывающимся. Мое порочное деяние было закончено. Меня тоже охватил этот странный и извращенный трепет. Я бросила полотенце на его обмякшее, мокрое тело, и велела ему принять ванну и лечь спать. Такие вещи всегда лучше всего резко обрывать. Этому я научилась с Филиппом, и не сомневаюсь, что так же следует поступать и с другими

мужчинами, оказавшимися под женским каблуком.

— Я тоже должна омыть его, — сказала Джейн, которая часто повторяет за мной все мои действия.

— Думаю, теперь он этого ждет, — сказала я, уверенная в том, что это правда. Я думаю, что Филипп не мог раньше успешно проявлять себя с женщинами и что, сам того не осознавая, он желал скорее быть покорным им, чем покорять самому. В своем смятении он чувствует себя счастливее, чем был бы, если бы продолжал жить так, как считал нормальным. Вчера вечером я сказала Сильвии, что мы поиграем в забавную игру и что, входя в кабинет ее отца, чтобы пожелать ему спокойной ночи, она должна велеть ему вставать при ее появлении.

Как я и ожидала, она очень сомневалась в том, что делает, но Джейн тоже подтолкнула ее в правильном направлении — нам пришлось физически подталкивать ее вверх по лестнице, чтобы она это проделала! написано для bеstwеаpоn.ru У его двери она заколебалась, и я настойчиво помахала ей рукой. Она постучала, вошла внутрь, и я услышала, как она напряженно произнесла: «Папа, пожалуйста, встань». Через минуту она вышла с широкой улыбкой на лице, как нищенка, нашедшая десятифунтовую банкноту.

— Он сделал это! — изумленно прошептала она.

— Ну конечно. Ты должна продолжать так делать, — сказала я. После этого и я, в свою очередь, вошла в кабинет и чуть похвалила Филиппа за то, что он правильно вел себя в присутствии женщины.

— Я уже поднялся, — запротестовал он, и я поняла, что это неправда.

— Просто продолжай быть послушным, Филипп, вот и все.

Его член выпирал из-под брючной ткани. Возбуждение от подчинения заводит его так же быстро, как и все остальное. Я велела Сильвии в следующий раз потереться об него — чуть-чуть, не более того. Как она была потрясена, сколько вопросов стояло у нее в глазах! Однако моя милая Джейн поддержала меня в этом. Как же мне повезло, что она все время со мной!

Из дневника Сильвии

Иногда я не знаю, что и думать. Вещи, которые я всегда считал грубыми, — совсем не такие, а вещи, которые я считала развратными — совсем не развратны. «Это просто слова для маскировки», — как говорили мне обе мои тетушки, но я действительно слышу их, правда. Они говорят мне то, что не могут сказать мужчины, и кроме того, я взрослею и должна привыкнуть к этому. Сейчас, когда они разговаривают со мной, они заставляют меня говорить такие слова, как «член» и «пенис». Думаю, Дейзи тоже знает эти слова, я спрошу ее, когда она придет! Уверена, она скажет, что уже знает. Хотя иногда она и пытается казаться умной кошечкой, я не возражаю, потому что она мне все равно нравится.

Теперь я знаю, как мужчины вставляют в девушек свои твердые штучки. «Эта штучка может оказаться и в твоей попке», — говорит мне тетя Джейн, добавив, что именно поэтому они вставляют туда пальцы, когда мы лежим вместе в постели. Оооо! Не могу представить себе что-то такое большое в таком неприличном месте, но мне сказали, что вскоре мне придется это сделать. Не знаю, что и думать об этом.

Думаю, я расскажу об этом Дейзи, — если, конечно, мне хватит духу. Тетушка Мюриэл думает, что она уже знает, я спросила, откуда ей это изветно, но она не ответила.

Из дневника Дейдр

Со времени последнего визита Ричарда прошло уже три дня. Завтра он снова отправится — и надеюсь, в последний раз. Что касается Эми, то после ухода Мориса я не знала, что ей сказать. Наконец я не выдержала и спросила, счастлива ли она. Какая глупость с моей стороны! Она покраснела, сказала, что да, и отвернулась. Мне знакомы все чувства, возникающие в ее сердце, так же, как и пружинистые движения ее юного тела.

Я подошла к ней, но она повернулась ко мне спиной. Я заметила, что Морис хороший человек, но она лишь кивнула, но ее плечи оставались напряженными. Внезапно она развернулась и прижалась ко мне.

— Ох, мама, — пробормотала она в изумлении.

— Все хорошо, — сказала я. Еще одна глупость, но она прекрасно меня поняла. В любом случае мне хотелось услышать ее ответ, чтобы почувствовать себя увереннее. «Было очень хорошо» — сказала она совсем тихо, к моему великому облегчению. «Это всегда хорошо» — ответила я, погладив ее по волосам. Я очень хотела, чтобы она чувствовала себя умиротворенно. Потом вошел Ричард и, уставившись на обнимающихся нас, спросил, что случилось. Тогда Эми набросилась на него, чтобы он ушел, и сказала, что он глуп — но я хорошо поняла эту вспышку ее чувств. Ричард выглядел мрачным и опять направился наверх, в свою комнату, где он теперь проводит слишком много времени закрывшись. Для него это не очень хорошо.

— Мне очень жаль, что я ему это сказала, — сказала Эми, когда он ушел. Я ответила ей, что все понимаю. А потом, в порыве того ложного доверия, которое иногда возникает, я сказала ей, что не буду иметь ничего против, если она будет доставлять удовольствие сама себе, и ее ответ: «Да, мама» — стал большим облегчением для нас обоих. Я сказала ей, что поговорю с Ричардом, и она очень обрадовалась этому, обрадовалась настолько, что даже не знала, что изобразить на лице, серьезность или веселье. Мои слова помогли ей, и меня это утешает. Сейчас она уже более готова к встречам с мужчинами, теперь я это поняла. Эвелин оказалась права.

Я решила уладить все и с Ричардом. Он так и сидел со страдальческим выражением лица на своей кровати. Я сказала ему, что Эми извиняется перед ним. Он хотел что-то сказать, но видимо, не мог подобрать слова. Его глаза застыли где-то посередине меня, потому что он больше не смеет смотреть мне прямо в лицо или на ноги. Для него так будет даже лучше. Затем наступило неловкое молчание, которое я так ненавидела в себе и снова узнала свою слабость, которую даже Эвелина не всегда может распознать.

— Тебе лучше зайти ко мне в комнату сегодня вечером, когда Эми будет спать, — сказала я, и сразу же вышла из его комнаты, оставив слова летать вокруг него в воздухе, и уверенная в том, что он их поймет. Какой это был длинный день! Я долго не могла решить, как мне поступить, но наконец решилась предпринять то, что должна была сделать. Вернувшись в свою комнату, я оставалась там полностью одетой до тех пор, когда Ричард тихо проскользнул ко мне и застыл передо мной в удивлении, но с робкой надеждой в глазах.

Я спросила его, будет ли он теперь вести себя хорошо. Он ответил, что будет. «Тогда ты встанешь сейчас на колени и повторишь это снова», — сказала я и сразу же почувствовала удовольствие от того, что решилась на это. Он сразу же упал на колени! Какое счастье, что Эвелин его так вымуш¬тровала! Я очень медленно обошла вокруг него, задев юбкой (Эвелин меня недооценивает, я умею слушать гораздо лучше, чем она предполагает), а потом велела ему встать, но не оборачиваться.

К моему удивлению, он сразу же подчинился. Он сжал кулаки, а его пальцы побелели от напряжения. Интересно, что у него на уме? Эвелин говорит, что об этом нельзя спрашивать, утверждая, что в такой ситуации это всегда проявляет твою слабость.

Самая трудная часть моей задачи состояла в том, чтобы начать. К полному, я уверена, изумлению Ричарда, я велела ему расстегнуть штаны, но в остальном не двигаться и не поворачиваться. Он так и сделал, и его член неподвижно застыл на месте. Я заметила это, чуть взглянув на него сбоку из-за спины, где я стояла наподобие какой-нибудь вечно бдительной старухи. Его пенис замечательно блестел, но выглядел красноватым, — наверно от слишком частого трения.

— А сейчас ты выйдешь отсюда и отправишься спать, — сказала я, но с какой-то дрожью в голосе, которую очень хотела скрыть.

Я услышала, как он скрипнул зубами.

— Ох, мама! — взмолился он. Думаю, это стало переломным моментом. Если бы я тогда хоть чуточку поддалась... Но я устояла и сразу же почувствовала такую свободу, какой еще никогда не было прежде. Как это странно!

Я так ничего ему и не ответила. Со все еще торчащим стержнем он, ссутулившись, выскочил из моей комнаты, и в порыве раздражения прошел по коридору и хлопнул дверью.

— Ой, что это за шум? — из комнаты послышался голос Эми.

— Он плохой мальчик, Эми, и я позабочусь о нем, — прокричала я ей в ответ, хотя мне это далось не без труда. Эми знала, что я вскоре появлюсь в его комнате, что чуть позже я и сделала. При моем появлении Ричард весь задрожал, сжимая одной рукой свой член. Когда я вошла, он быстро ее убрал и боязливо проговорил:

— О, мама... Я не хотел...

Я не узнавала саму себя, когда повалила его на кровать, задом кверху, стянула с него штаны и... Шлеп! — моя рука взлетела, — Шлеп! — и снова и снова, а Эми весело выкрикивала из своей комнаты: «Давай, давай еще, мама!»

— Тссс! Спи давай! — отозвалась я и продолжала шлепать и шлепать Ричарда, пока он всхлипывал и терся членом об кровать. Это так захватило мое воображение, что я сразу же завладела им свободной рукой и принялась интенсивно мастурбировать его вперед-назад, одновременно осыпая ударами его раскрасневшуюся задницу.

— Воооуууу! — совершенно бесстыдно кричал он. В тот же миг я услышала, как открылась дверь комнаты Эми. Я велела ей вернуться, но ее любопытство взяло верх, и она заглянула внутрь. Ричард не мог ее видеть, потому что уткнулся лицом в одеяло, его ягодицы горели от моих сильных ударов. В его криках смешалась одновременно и боль, и наслаждение. Эми увидела то, что я делаю, и изумленно уставилась на меня. Я кивнула головой, показывая, чтобы она уходила, а сама с новой силой накинулась на задницу Ричарда.

— Я не могу, не могу, не могу больше... — задыхался он. О, я слишком поздно убрала руку... Он начал эякулировать, фонтанировал и изливался на кровать, а Эми, прижав руку ко рту, все это время стояла в дверях и наблюдала. Но Ричард ее так и не заметил. Еще более резким жестом я велела ей уйти. Хорошо хоть, что половицы не скрипели. Она отступила назад, а я вскоре поспешила вслед за ней с липкими руками, закрыв дверь к Ричарду и оставив его рыдать. Я спустилась вниз, в темноту, а Эми босиком пошла за мной. Я зажгла газовую лампу, не в силах вымолвить ни слова, налила себе вина и вытерла свою порочную руку о подол платья. Впрочем, я бы не назвала ее порочной, потому что она сделала полезное дело.

Эми подошла к буфету и тоже налила себе вина, а потом подошла и села рядом со мной на диван. Каким разным бывает молчание! Сейчас в нем не было никакого неудобства и неловкости, и я медленно расслабилась. Моя ладонь, которой я шлепала Ричарда, все еще болела, а Эми, закусив нижнюю губу и посмотрев на нее, сказала: «Она красная», — и мы обе вдруг начали глупо хихикать, и никак не могли остановиться, вытирая глаза от смеха. Я велела ей успокоиться, только лишь и всего. Мы были заговорщицами, — в ее глазах я не согрешила, а поступила правильно.

Отсмеявшись, мы покончили с нашим вином, а потом снова направились наверх, правда уже на цыпочках. В комнате Ричарда царила пугающая тишина. Там я поцеловала Эми и пожелала ей доброй ночи.

— Спокойной ночи, мама! — ответила она, с благоговением глядя на меня!

Я была в восторге от всего этого и не могу дождаться, чтобы рассказать Эвелин о том, что произошло. Теперь я точно знаю, что от Ричарда можно больше не ожидать никаких глупостей. Сегодня утром он был сама учтивость, и Эми уже не смеялась над ним. Она сделала вид, что ничего не знает. Я очень горжусь ею за это, и кроме того, я была очень приветлива с Ричардом, к его великому облегчению. Пузырь лопнул — и сам воздух теперь кажется свободнее.