Равномерно взмахивают весла. Шлюпка легко и плавно скользит по искрящейся зыби. Быстро приближается берег. Повизгивали уключины, крутились под белыми лопастями весел воронки. За бортом плескалась, булькала и пузырилась вода....

Беловолосая женщина в красном сарафане была грустно-задумчивая, слегка удрученная. Она вовсе не обижалась на Леньку и парней, ведь обида это признак слабости... У нее не было, вроде , причин чрезмерно стыдить себя. У каждого свое мнение, а все промахи порождены условиями бытия. Вероника была в том возрасте, когда в женщине с особой силой раскрывается все лучшее - своим телом она заслуженно гордилась, сохранив стройность, легкость и плавность движений. В чем и убедилась, когда в весьма откровенном купальнике впитывала солнце на галечном санаторном пляже,, смешавшись с беззаботным курортным людом у самой кромки прибоя... Похотливые мужские взгляды, казалось вместе с солнцем испаряли с загорелой кожи влагу. Двусмысленные намеки и откровенные предложения сыпались как из рога изобилия, от золотозубых чернявых азеров , от пузатых, мясистогрудых и лысых "ответ-работников", от седоватых, галантных военных, которые даже в плавках сохраняли офицерскую выправку ... Тогда она решилась на поездку в Кирилловку. Потребность вновь увидеть Леньку жила и росла, как нарастает неутоленная жажда! В груди затлела искорка надежды... Вероника Николаевна чувствовала настоятельную потребность вначале успокоиться, а потом хорошо подумать: "Что же дальше?". Она сидела на банке шлюпки, расправив подол сарафана сверху. Женщина корила себя за легкомыслие и уступчивость. Люди в большинстве случаев действуют по тайному инстинкту сладострастия, не взирая на явный вред происходящий для них от их действий.

"Что дальше?" Этот вопрос ставил в очевидное затруднение не только её самою, но и наверняка и ее любовника... Вместе они быть не могли, слишком велика разница в возрасте, да и его родители встанут на дыбки, когда узнают, что сын хочет жениться на ровеснице матери! Нет, надо расставаться, нельзя ломать парню жизнь...Вероника Николаевна поморщилась, как от зубной боли. Ленька воспринял мимику ее лица по своему. Он показал кулак брату и Пашке, зло процедил:

— Смотрите! Если трекнете языком, вырву вместе с сучьим потрохом...

Ленька едва не заматерился, но сдержался.

— Поняли!

Оба парня согласно кивнули головами и еще сильнее налегли на весла.

Вероника Николаевна , сидевшая спиной к гребцам, повернулась к ним, подмигнула и игриво проворковала:

— Вам хоть понравилось ? Мне - да. Вы молодцы, умеете доставить наслаждение женщине...

Её губы сами собой расползлись в улыбке:

— Только слишком горячие! Все соски мне изгрызли и засосов наставили... Смотри, Леня...

Она быстро сбросила с круглых плеч бретельки сарафана и освободила грудь из чашечек лифчика. Ореолы и сами соски были распухшие и багровые, как от ожога... Они были особенно заметны на млечно-белых клиньях кожи

. На упругих мячиках и шее явственно проступали следы засосов.

— Огнем горит, не коснутся... - говорила она тоном обиженной девочки, обмахивая лодошками грудь. На безымянном пальце кольцо отсутствовало, лишь тоненькая полоска не загорелой кожи. Вероника Николаевна сняла его когда приехала в Кирилловку с пляжей Алушты.

Ленька аж присвистнул от удивления.

Парни молчали, внутренне обмирая и боясь заглянуть женщине в глаза. Под решетчатым люком плескала вода.

Её обожгло острой краской стыда: "До чего же я развратная!" Вероника любила подмечать в себе кое-какие слабости. Она сознавала, что в ней соседствуют изрядные доли тщеславия и неутоленного темперамента: "Да, я развратная, осознаю это... А все же мне это нравится и я ни о чем не жалею!" Полтора года жила с парнем, который годится ей в сыновья, не стала упираться, когда по его просьбе дала еще двум юнцам... "Я не хочу лгать и притворятся. Но, если могу поступить по- своему , то и поступлю так... И никого это не касается!" О своих чувствах к ней Ленька не любил распространятся. С ней вел себя как старший, и она приняла эту игру в подчинение, добиваясь своих целей, не испытывая стеснения и скованности. Красовалась перед ним в черных чулках пристегнутых пажами к ажурному поясу, в кружевном бюстгальтере, открывавшем грудь, дразня : "Я тебе нравлюсь?" Покорно становилась перед ним на колени, поднимая его член с рельефным рисунком ветвящихся вен, короткой крайней плотью и младенчески - розовой головкой... И он становился пурпурно-багровым от прилива крови, жилисто-упругим, чтобы доставлять ей удовольствие! Разгоряченная, пылающая страстью шептала : " Делай со мной, все что захочешь... Еще... Я тебя обожаю..." В прозорливости ей нельзя было отказать - парень совсем потерял голову, был готов на все. Но это было тогда, в таежной глухомани... Как то она поинтересовалась:

— Ну, какие у тебя планы?

— Планы ? - Ленька не донес до рта вилку с кусочком золотисто-прожаренной, сочной котлеты. - Что вы имеете в виду, Вероника Николаевна?

— Я имею в виду, что ты планируешь делать после службы?

— Учиться... - и помолчав, будто собираясь с мыслями, выпалил, - И жениться на вас!

Естественно не стала разубеждать его, слушала спокойно, не дрогнув ни одной черточкой лица. Лишь на щеках заиграл румянец. Это признание она посчитала неправдоподобным, а значит и не стоящим внимания...

— Ну... что ты еще удумал...- не выдержав, усмехнулась Вероника Николаевна.

Любви дышится привольнее в деревне. Здесь более внятен зов плоти, ощутимее желание присущее всему живому. ОНО во всем...

Вероника Николаевна поправила одежду. Берег неумолимо приближался...