После чудесного возвращения из Иномирья Вовка Макаров отдыхал, развлекаясь с Джиной или с компьютером из лаборатории Завулона, в чем, в общем-то, особой разницы не видел. Вот и сегодня Джина, чмокнув Макарова в нос, умчалась по вызову Дневного Дозора, а Вовка, нацепив очки виртуальной реальности и мастурбатор, запустил программу «Обнаженная школа. Десятый класс».

Он оказался в своей старой квартире лежащим животом вверх на тахте, а рядом стояла бабушка и сочувственно смотрела на посиневший от утреннего стояка член. «Ты, Володенька, подрочи, пока я завтрак приготовлю!», сказала бабушка и величаво удалилась на кухню. Вовка сел на край постели и принялся за утреннюю зарядку, напевая: «Извергайся, если хочешь быть здоров! Обспускайся, позабудь про докторов. Горячей спермой обливайся, если хочешь быть здоров!». Утренний спуск весьма сладок и скор по сравнению с вечерним, и Макаров быстро сделал пахучую лужицу на дубовом паркете до того, как бабушка позвала его завтракать. Так, яичница с копченой колбасой, простокваша, чай и два бутеброда, один с сыром, а другой со сливочным маслом. Все это Вовка сметелил в один момент и засобирался в школу.

Он любил приходить раньше всех, вдохнуть запах свежевымытых полов и поздороваться с молодой уборщицей Феней. Школа была в высшей степени экспериментальной, и Макаров быстро разделся в гардеробе, оставшись только в кедах, потому что первым уроком была физкультура. Феня, отдыхая, пощипывала соски больших отвислых грудей и лукаво поглядывала на Вовку, тем более, что его член снова восстал и настойчиво требовал соития. «Фенька! А ну, нагнись!», – потребовал он.

— Да иди ты! – сказала грубая Феня, тем не менее, становясь «раком». – Я еще пол не домыла!

— Вместе домоем! – пообещал Макаров, хватая Феню за талию. Теперь они двигались, как кентавр, на четырех ногах. Феня шаркала шваброй, а Вовка шаркал членом внутри дебелой уборщицы. Все-таки она была слаба на передок, эта вчерашняя деревенщина Феня. Она задрожала и закричала: «Ой, маменьки, кончаю!». А Макаров кончить не успел, и с торчащим членом отправился в подвал, где раньше ученики переодевались перед уроком физкультуры, и бросил на скамейку портфель. А из зала уже раздавались звуки пианино. На нем репетировала Людочка Шенгелия. Ее домашнее пианино сломалось (треснула чугунная рама), а в актовом зале шел ремонт, и пианино стащили в физкультурный зал. Людочка совсем недавно дозрела до взрослой девушки, несмотря на свое полугрузинское происхождение, а до этого никак не хотела обзаводиться сиськами, волосами между ног и широкими бедрами. Такая вот аномалия женского развития!

Шенгелия играла не то Листа, не то Шопена, и Вовка загундел у нее над ушком: «Королева играла в башне замка Шопена, и, внимая Шопену, поимел ее паж!». Людочка была девушкой интеллигентной, и мата не терпела. Макаров, нагнувшись, прихватил ее за мягкие конические груди, и она сбилась.

— Вовка, не мешай!

Макаров отстранился. Шенгелия готовилась к поступлению не то в консерваторию, не то в Гнесинку, и потому репетировала при первой возможности. Вовка вознамерился было кончить ей на шею, чтобы потекло между лопаток на поясницу, но тут в зал повалили другие десятиклассники, а с ними – учительница физкультуры Валентина Васильевна. «Становись!». – скомандовала она и хлопнула в ладоши. – «Равняйсь! Смирно!». По команде «равняйсь», если кто не знает, нужно было видеть грудь четвертого человека, а по команде «смирно» - смотреть вперед, «есть глазами начальство, и выглядеть весело и придурковато». Четвертым человеком в строю был Юрка Ефимов из соседнего с Вовкиным дома, и его грудь рассматривать совсем не хотелось, а потому Вовка уставился на темные кудри физкультурницы под круглым животом.

Она, между тем, открыла журнал.

— Так. Со второго часа на дефлорацию направляются Елена Батина и Елена Сидорова. Похлопайте им, ребята!

Все зааплодировали.

— А сейчас – направо! Шагом марш!

Люда заиграла марш физкультурников, и десятиклассники дружно затопали по дощатому полу. А Вовка загорланил:

— Эй, пизда, готовься к бою! Раком ты становися у ворот. Ты представь, что за тобою будто взвод целый ебарей идет!

Ну, и другую подобную ахинею на мотив марша из фильма «Вратарь» пропел Макаров высоким тенором. Учительница тоже шла, но на месте, высоко вздымая круглые колени. Но самое интересное началось, когда школьники перешли на бег! Вовка даже вышел из строя, пропуская бегущую колонну одноклассников с прыгающими мошонками, членами и грудями. Валентина Васильевна тоже бежала, но на месте, и ее толстые сиськи, не стесненные рамками бюстгальтера, весело подпрыгивали: хлоп, хлоп, хлоп! Затем Макаров пристроился в хвост за девчонками, и побежал за Ленкой Годиной, маленькой шатенкой с ямочками на щеках.

Наконец бег закончился, и учительница объявила разминку. Нет ничего лучше, чем поиметь Ленку Годину на физкультурных матах! Она охватила Вовкину талию ножками и страстно отдавалась общему ритму, который задавала физкультурница со своим «штатным» ебарем Равилем Фахрутдиновым. Возле них топтался, яростно дроча, дружок Равиля, Серега Куликов по прозвищу «Куля». Физкультурный зал наполнился стонами, воплями и запахами пота и выделений. Людочка Шенгелия, оставшись без пары, вернулась за пианино, и что-то заиграла, все убыстряя темп. Наконец учительница получила порцию спермы, а Ленка – свою, и Валентина Васильевна объявила: «У девушек – спортивная гимнастика, у парней – акробатика!». Девушки ушли на брусья и бревно, а парни, сверкая яйцами и размахивая членами, принялись кататься по матам и «ходить колесом». Волосатый Панин по прозвищу Мичман, даже начал бегать по стенам и висеть, как обезьяна, на баскетбольном кольце, а Вовка уселся на скамейку и начал тереть ногу. Учительница немедленно наклонилась над ним, покачивая грудями. «Вот, ногу подвернул!», – сказал он Валентине Васильевне.

— Пока посиди, а на втором часу отведешь девочек на дефлорацию, – сказала она, поглаживая Вовкин член. – Мне кажется, Батина боится. Успокой ее!

Вовка кивнул, и вскоре повел девушек становиться женщинами в медицинский кабинет. Ленка Батина и в самом деле мелко тряслась, а нагловатая Сидорова не боялась совсем и, то и дело, хватала Макарова за член и ниже. «Ладно, Сидорова коза, продеру тебе сику по полной программе», – пообещал Вовка Ленке номер два, а Батина затряслась еще сильнее, хотя сестрой в медкабинете была тоже Батина, ее старшая сестра.

Медсестра Лариса Батина в очень коротком халатике чуть ниже гладко выбритого лобка только что закончила кипятить инструменты, среди которых выделялся металлический конус с гладкими ребрами поперек. Лариса дала Батиной что-то выпить и усадила ее на банкетку, а сама села рядом, поглаживая толстые розовые губы. Сидорова сама залезла на кресло, положила ноги на подколенники и раздвинула губищи руками. Вовка встал на скамеечку и нацелил член на вход во влагалище, почти сплошь затянутый гименом. Коза замерла. Макаров повернул голову, а Батина-старшая кивнула, благословляю, мол, и Вовка медленно втопил член...

Было приятно ощущать, как эта пленочка плотно охватывает сначала головку, затем ствол, поднимется к мошонке, и никак не хочет рваться. «Ты не плачь, не грусти, как царевна Несмеяна!», – запел Вовка от удовольствия. – «Это глупое детство прощается с тобой!». И тут же кончил в самую глубину Ленкиного влагалища.

Он вытащил еще капающий член, и влагалище жадно чмокнуло, выпуская его наружу. Макаров тут же осмотрел член и козье влагалище на наличие крови, но ее не было, а гимен сильно растянулся и прилип к стенкам. Прочистить Козу в полной мере не удалось. Правда, оставалась еще одна Ленка, Батина...

Батиной занялась ее сестра – Лариса. Она усадила Ленку на кресло, прихватила покрытые светлыми волосками ноги, ремешками, долго рассматривала сестрино влагалище, даже светила туда фонариком, затем взяла в руку нагретый в горячей дистиллированной воде конус и густо смазала его медицинским вазелином. Батина-младшая вела себя, как пьяная, улыбалась, ломая брови, и без того вздернутые, и что-то бормотала. Лариса взяла в руку гофрированный конус и сказала:

— Свети!

И Вовка стал светить в Ленкину пизду фонариком, а рядом топталась недодефлорированная Сидорова и мешала.

При каждом очередном движении руки Ларисы конус погружался на одно «деление», а Ленка громко ойкала и блаженно улыбалась. Наконец конус вошел почти целиком, и Лариса быстро вынула его и кинула в лоток. Ленкино лоно из маленькой дырочки с мясистым гименом превратилось в пещеру с красными стенками диаметром в два Вовкиных члена и с капельками крови у входа и на стенках. Лариса набрала в большую спринцовку розовый раствор марганцовки, промыла влагалище и натолкала туда ваты.

— Все, топайте на уроки! – довольно сказала она. – Какой следующий?

— Рисование! – в один голос сказали Макаров и Сидорова.

На урок рисования они опоздали. Худенький учитель с навсегда повисшим членом топтался у доски с репродукциями, а на столе стояли гипсовые пособия для рисования, изображавшие женские и мужские половые органы.

— Мы с дефлорации, – пояснил Вовка, усаживая Ленок вместе за один стол.

Учитель кивнул, и Вовка плюхнулся голым задом на холодный стул. «Сегодня пизду и хуй будем рисовать», – пояснил Юрка Ефимов, с которым Макаров часто сидел вместе.

Учитель рисования и черчения Виктор Иванович Железняков пустил по рядам пособия для рисования огромный член в полметра длиной с мошонкой и вульву со всеми подробностями, куда бы свободно могла пройти голова взрослого человека. Дурак Куражкин тут же приставил гипсовый член себе и стал пугать им девчонок, а потом решил просунуть его сквозь гипсовое же влагалище и все уронил на пол, превратив пособия в груду осколков. В наступившей тишине Игорь Шатилов сказал:

— А вот мы тебя, мудак Куражкин, жопой на этот хлам посадим!

После чего Куражкин кинулся в дверь и убежал.

Вовка встал.

— Владимир Иванович! Вы не расстраивайтесь так уж сильно. Во-первых, эти причиндалы можно рисовать с натуры. Еще и лучше. А, во-вторых, мы хуев наделаем на труде сколько угодно, хоть из черного дерева, хоть из красного. Вместо табуреток. Вы только с Михал Ильичом поговорите.

Учитель просветлел лицом и принялся выбирать из учеников натурщика и натурщицу, но только один десятиклассник его устроил полностью. Это был Макаровский тезка Вовка Гершензон с обрезанным членом, а в пару ему художник назначил Галину Журкину, обладательницу носа-шнобеля и выпуклых карих глаз с пушистыми ресницами. Но не это привлекло старого учителя. Ее щель начиналась под самым животом, рассекала надвое лобок, а сзади сливалась с прорезью между булками, кстати сказать, довольно аппетитными. А когда натурщиков возвели на стол и усадили на стулья, то, мать честная.... У Галки точно было что рисовать! Под густейшими черными волосами обнаружился гигантский клитор длиной в полпальца, выступающий конусок мочеиспускательного канала и открытое влагалище, куда свободно пролезали сложенные вместе три учительских пальца. А когда Гершензон надрочил свой член до стоячего состояния, учитель сам схватился за карандаш. Так они и сидели, двое позировали, а другие рисовали, пока не зазвонил звонок на большую перемену. Учитель собрал рисунки, снял с доски довольно бледные репродукции и удалился, сверкая тощим волосатым задом.

— Ну, что? Пойдем, пожрем? – предложил Юрка. – Только у меня денег нету.

— Ладно! – ответил Вовка. – Я угощаю!

И показал кошелек, висевший на шее вроде ладанки.

В буфете они разогнали очередь из галдящих первоклашек, и Вовка кинул на прилавок смятый рубль.

— Два какао с молоком, и две булочки с марципанами.

Буфетчица недобро посмотрела, поставила на прилавок два блюдечка с булочками, и черпаком налила два стакана до половины. «А молока нету!», – ехидно улыбаясь, сказала она, нервно подмигивая левым глазом.

— Без молока невкусно! – заявил Юрка.

— Тогда еще полтинник!

Вовка достал из «ладанки» еще пятьдесят копеек и положил на прилавок со щелчком. Буфетчица заулыбалась и, расстегнув на грязноватом халате две верхних пуговицы, объявила:

— Сейчас будет молоко!

В толстых грудях у нее было много молока. Литра два или три. Она наполнила стаканы до краев, и готова была цедить еще, прикусывая нижнюю губу.

— Вот спасибо! – сказал Вовка, и они пошли за столик.

— Чего-то у нее напор слабый! – заметил Макаров, когда они выпили по полстакана и съели по полбулки. – Я, когда в деревне был, одна баба пускала струю метров на пять.

Юрка покивал, доедая булку.

— Сейчас что?

— Труд.

— Пойдем?

— Пойдем. Хуи делать.

— Ладно.

Михаил Ильич был, как всегда, выпимши. Он, покачиваясь, разговаривал с Железняковым, выбирая из рисунков наиболее подходящие. Друзья, как положено по технике безопасности и охране труда, надели халаты и принялись за работу. Ни черного, ни красного дерева Михал Ильич им не дал, и «хуи» пришлось делать их липы. А еще и лучше! К концу уроков труда одноклассники сложили деревянные члены в коробку и отвезли в кабинет рисования и черчения на тележке. «Хуев Вам тачку!», – радостно сказал Игорь Шатилов, а педагог прослезился.

Оставалось загадкой, что же делали на своем домоводстве девушки, шили, варили или жарили?

— Я вечером узнаю у девчонок, – сказал Макаров Ефимову по дороге домой. – У меня кружок по астрономии.

Уже стемнело, когда Вовка поднялся на пятый этаж школы к кабинет физики, где обычно собирались кружковцы. Там в темноте уже сидела Ленка Година и скучала.

— Лен, что вы сегодня делали на домоводстве? Мы-то члены вырезали из дерева, а вы?

— А мы костюмы шили. Зима скоро, так мы шили платья с клапанами, куда можно сисечки высунуть, и трусики с прорехой. Вот, посмотри!

Она встала и подняла клапаны на груди, такие, как у карманов, а там призывно белели ее небольшие грудки с темными сосками.

— Устраивать такие клапаны внизу мы не стали, можно просто подол задрать, если что, а вот трусики с прорехой – очень даже удобно. Ты пощупай, пощупай!

Ленка схватила Вовкину руку и сунула между ног. Он действительно нащупал между двух тряпочек Ленкины волосики и нежное тело. Ух, как здорово, подумал Макаров, все-таки полуодетая женщина лучше голой! Он нашарил маленький клиторок и начал его поглаживать. Леночка застонала и нащупала Вовкин член. «Странно все-таки все устроено!», – сказала она, нежно его поглаживая. – «У нас – впадинка, у вас – выступ. И какое же удовольствие от того, когда одно входит в другое!». Вовкин «выступ» как раз двигался в Ленкиной «впадинке», когда в кабинет вошел учитель физики и астрономии и зажег свет.

— Здорово, полуночники! – зычно сказал бывший полковник. – Теорию изучаете?

Был он пузат, волосат и неизменно весел. Портос просто, а не педагог.

— Ну-ка, Ленка-голая коленка, скажи-ка мне, в чем различие между телескопом-рефлектором и телескопом-рефрактором. А?

— Ну, у рефрактора – труба длинная, как член у Макарова, а у рефрактора – труба короткая и толстая, прямо, как у вас, Кирилл Мефодиевич. И я не знаю, какая лучше!

— А еще есть система Максутова, нечто среднее между рефрактором и рефлектором, – вступил в разговор Вовка.

— Ладно! Тогда пошли на крышу, смотреть на звезды и галактики!

Вышли на крышу, и голый Макаров немедленно замерз. Дул холодный осенний ветер. «Да, скоро осень», – задумчиво сказал физик. – «Странная у вас школа. Все голые ходят».

— Социальный эксперимент! – стуча зубами, пояснил Макаров. – Да и демографию надо улучшать.

— Ты бы лучше оделся, улучшатель, – засмеялся учитель. – Под ногами полушубок лежит, для наблюдений метеорных потоков хорошо.

Овчина вмиг согрела иззябшее тело, а учитель продолжал:

— Я вот тоже думал, что увеличивать народонаселение можно как-то на стороне. А как вышел в отставку, пошел в учителя, женился, сразу начал думать по-другому. Крепкий тыл – это наше все! А хотите, я вам покажу, где наши окна?

— Хотим, хотим! – захлопала в ладоши Ленка и запрыгала, как соплюха, которой купили новую куклу. А, может, просто грелась.

— Сейчас наведу рефрактор системы Ньютона.... И... ой, бля! – вскрикнул полковник в отставке и убежал с крыши.

Макаров приник к окуляру. Да, телескоп был хорош, изображение четкое, яркое, неперевернутое, и было отлично видно, как в окне девятиэтажки стоит растрепанная женщина, а сзади нее дергается какой-то мужичок.

— Что там, Вовка, что там? – засуетилась Ленка.

— Классическая сцена, семейная драма, измена, измена, измена.... Знаешь что, пойдем-ка по домам. Ночь скоро!

В этот момент Макаров почувствовал, как чья-то рука шарит по его лицу, зачем-то лезет в глаза, в уши и хватает за член. Глухая осенняя ночь сменилась ярким летним днем, из ушей выпали «капельки» наушников, а с члена сполз мастурбатор. Ой, бля! Перед ним в луже подсыхающей спермы стояла Джина и смеялась:

— Ну ты и дрочер! Наверное, не пил, не ел, все порнуху смотрел. О, «Обнаженная школа»! Наверное, что-то новенькое?

— Скорее, хорошо забытое старенькое.

— Вот IT-мальчуганы еще игрушек подарили: «Обнаженный вуз», «Обнаженная работа», «Обнаженный колхоз» и много чего еще. Вставай, игрун, пойдем, пожрем чего-нибудь.