В течение следующих нескольких дней единственное, что меня поддерживало, — это работа. Пока у меня в руке был фотоаппарат, все было в порядке. Оставшееся время было пыткой. В начале каждого дня мне казалось, будто кто-то накрыл меня холодным влажным одеялом. Я вставал, ковылял на кухню, чтобы приготовить кофе, затем садился за стол, глядя на стены и слушая, как они отражают мое одиночество.

Я еще не разговаривал со своими родителями, поэтому позвонил и спросил, могу ли я приехать на ужин в это воскресенье. Хотя я не сообщил никаких подробностей по телефону, мама выглядела очень обеспокоенной, когда я сказал ей, что буду один.

Папа не терял времени зря. Как только мы перестали обниматься и целоваться, он сразу же заговорил:

— Что происходит, Дилан? Почему с тобой нет Шери?

Как и он, я не стал выражаться в мягкой форме.

— Я узнал, что у нее роман со старым школьным парнем, папа. Сейчас она живет со своими родителями. — Я думал, что у мамы случится сердечный приступ, и видел сомнение на лице отца. Я знал, что ему будет трудно мне поверить. У меня в бардачке были копии, если они мне понадобятся. К счастью, не понадобилось. Я бы разозлился, если бы мне пришлось защищаться перед родителями.

Я рассказал им обо всем, что произошло, пока мы ели, а затем расслабился в гостиной, где мы поговорили о других вещах. К моменту отъезда я почувствовал себя немного лучше, но это длилось недолго. Пустота моей квартиры подчеркивала разрыв между реальностью и жизнью, которую я должен был прожить со своей партнершей, столкнувшись с тем, что жизнь набросилась на нас как на команду.

Было еще рано, но я не нашел причин, чтобы не ложиться спать. По крайней мере, сон нейтрализовал одиночество, текущее по моим венам. Когда на следующее утро я проснулся в шесть тридцать, мне пришло в голову, что мне нечего делать до начала работы в два тридцать, поэтому я оставался в постели до тех пор, пока мне не стало абсолютно неоюходимо встать. Я знаю много парней, которые пьют, чтобы забыться, но я не особо пью. Я обнаружил, что для меня лучшим обезболивающим был сон. В течение следующих нескольких дней я много спал. Работа-сон, работа-сон — в этом было немного от жизни, но я выживал.

***

Мардж, наш оператор на коммутаторе, работала с девяти до пяти. Перед отъездом домой в конце дня она переключала коммутатор так, чтобы звонок передавался прямо в отдел городских новостей. Я вошел в фотоателье чуть позже восьми и готовился проявить свою пленку с этого дня, когда зазвонил телефон. Это должен был быть Дейл, городской редактор ночной смены. Я подумал, что меня снова куда-то отправят.

— Это Ал, — вздохнул я.

— Расслабься, — сказал он, должно быть, услышав мой вздох. — Тебе кто-то звонил около часа назад. Он сказал, что его зовут Стив, и он хотел, чтобы ты, когда войдешь, перезвонил ему. Он дал мне номер, ты готов записать?

— Подожди секунду, Дейл. — Я вытащил из кармана своего спортивного пальто ручку. — Хорошо, давай.

— Пять, пять, пять, восемь, три, один, девять.

— Понял, Дейл, спасибо. — Я подумал, что это должен быть Стив Ричардсон. Они сего женой Бонни были нашими друзьями. В средней школе Бонни была лидером команды поддержки вместе с Шери. Она познакомилась со Стивом примерно через год после выпуска. Шери была подружкой невесты на их свадьбе. Я и правда не хотел задерживаться в газете больше чем нужно, поэтому сначала проявил свою пленку, а затем позвонил, пока она сохла.

— Алло.

— Привет, Стив, это Дилан. Я только что вернулся в офис, и мне сказали, что ты звонил.

— Да, а, я знаю, что это не мое дело, но что происходит между тобой и Шери?

— А почему ты спрашиваешь, Стив?

— Ну, когда я вернулся с работы, Бонни была в душе. Она принимает душ так поздно, только если у нас что-то запланировано на вечер. Сначала я подумал, что забыл о дате нашей помолвки, но она сказала мне, что раньше днем звонила Шери, и она хочет пойти с ней сегодня вечером куда-нибудь, только вдвоем. Когда мы идем вместе, то обычно вчетвером. Мне интересно, что случилось.

Я не собирался сообщать ему подробности, но у меня тоже были вопросы.

— Мы с Шери сейчас переживаем тяжелые времена. Она на время переехала к родителям.

— Боже, мне жаль это слышать, Дилан. Надеюсь, там нет ничего серьезного.

— Это Шери приехала забрать Бонни?

— Да, но она задержалась, только чтобы Бонни схватила сумочку, и они ушли.

— Как она была одета?

— Эээ, хорошо... как всегда, когда мы идем вместе... ну, знаешь, юбка и блузка, ничего особенного.

По крайней мере, он не сказала, что она была одета, чтобы поражать... или трахаться.

— Ты знаешь, куда они пошли?

Бонни сказала, что они просто собираются выпить пару коктейлей и поговорить. Если обе собираются лишь выпить, я сомневаюсь, что поедут слишком далеко. Я предполагаю, что это будет Платон или, может быть, Стайерс Лаундж. Ты хочешь, чтобы я позвонить Бонни и уточнил?

— Нет, не делай этого. Просто я не видел Шери около недели, и мне было интересно.

— Хорошо, старый приятель. Я просто подумал, что посмотрю, не происходит ли что-то, о чем я должен знать, но если ты не беспокоишься, то и я не волнуюсь.

Я поблагодарил его за беспокойство, прежде чем мы попрощались, а затем вернулся к печати своих дневных снимков. Я практически выбросил звонок Стива из головы, пока не поехал домой. Я слышал, как люди говорят, что незнание иногда хуже, чем знание. Слушайте, это правда. В моем сознании возникали всевозможные злые мысли. Конечно, я уже знал о Лэндау, так что, это действительно не должно было иметь никакого значения, мой брак уже распался, но я ничего не мог с собой поделать.

Пару дней от Стива не было известий, но в ту субботу он опять позвонил.

— Черт, Дилан, у тебя когда-нибудь бывает выходной?

— Время от времени, — усмехнулся я. — У меня выходной завтра.

— Хорошо, тогда ты можешь выпить пива со мной сегодня вечером в «Платоне», когда закончишь.

— Это будет не раньше десяти тридцати, старый приятель. Я не доберусь до Платона раньше одиннадцати или около того.

— Ничего страшного. Мы не задержимся надолго. Просто я подумал, что было бы неплохо поскорее поговорить с тобой.

— Хорошо, конечно. Встретимся там. Если меня не будет к одиннадцати пятнадцати, знай, меня куда-то вызвали.

Мы оба повесили трубку. Шерлоку Холмсу не требовалось знать, что ему есть, что рассказать мне о Шери. На самом деле я добрался еще до одиннадцати и увидел, как Стив грел одну сторону кабинета в углу. Он помахал мне, когда я вошел. Мы немного поболтали, пока я ждал пива. Он перешел к настоящей теме нашей встречи, когда я сделал первый глоток.

— Я, э... До вчерашнего вечера у меня не было возможности поговорить с Бонни. Я спросил, развлекались ли они с Шери тем вечером? Она немного волновалась. Они приходили не сюда и не в Стайер, они ходили в Хантли. Там по средам играет живая музыка, и Шери сказала Бонни, что хочет немного постучать каблуками. Бонни говорит, что она танцевала с каждым парнем, который ее приглашал, и даже целовалась с одним из них. Я не пытаюсь создавать проблемы или помешать твоему браку, Дилан, но если бы это был я, то хотел бы знать, что происходит.

— Я понимаю, Стив, и ценю это, — ответил я. — Буду с тобой честен, и, пожалуйста, не говори никому об этом, но наш брак распался. Я отослал Шери к ее родителям, чтобы дать ей немного времени смириться с этим, но похоже, что она уже смирилась.

— О, чувак, — прокомментировал он, слегка задыхаясь. — Боже, мне так жаль это слышать. Я действительно думал, что вы вдвоем навсегда.

— Да, я тоже. Наши родители с обеих сторон говорили нам, что мы слишком молоды, и думаю, все-таки они были правы.

— То же самое сказала Шери. Она сказала Бонни, что у вас проблемы, и она уехала к своим родителям на пару недель. Она сказала, что ее отец сказал, что она должна потребовать шестимесячного юридического разделения, чтобы могла испытать жизнь перед тем, как вы, ребята, снова съедетесь.

При этом мне пришлось усмехнуться.

— Да, именно так я и подумал. Я сказал Бонни, что ты ни за что не позволишь ей вернуться, если она начнет встречаться с другими парнями.

— Назад пути уже нет, Стив. Как бы я ни любил ее, я больше не могу ей доверять.

— Просто потому, что она поцеловалась с каким-то парнем? — спросил Стив в защиту Шери. — Дилан...

— Нет, поцелуй не имеет к этому никакого отношения, — сказал я, прерывая его. — Я действительно не хочу вдаваться в подробности, но она сделала гораздо больше, чем просто поцеловала парня.

Стив сидел и смотрел на меня. Я уверен, что он сложил два и два, но больше не давил на меня. Вместо этого он попытался облегчить разговор.

— Как насчет Медвежат, а? — он выдавил улыбку.

Я подыграл.

— Ага, они должны без проблем завершить серию, — пошутил я. Черт, Медвежата за семнадцать или восемнадцать лет не выиграли даже вымпела.

Мы сидели и говорили о том о сем еще с полчаса, но имя Шери больше не всплывало.

***

На следующий день я проснулся еще более подавленным, чем когда-либо. Я сварил кофе, сел за кухонный стол и задумался. Это были худшие полторы недели в моей жизни, и я понятия не имел, что с этим делать. Я точно не мог продолжать так, как было. Мой брак распался. Это было неизбежно, но я тянул время. Я продолжал думать обо всех хороших временах, которые у нас были, и о планах, которые мы строили. Мы должны были жить вместе. Прекращение брака было похоже на конец жизни.

Я налил себе вторую чашку кофе и подошел к панорамному окну в гостиной. На деревьях пела пара птиц. Я видел белку, бегающую по улице. Жизнь вокруг меня, казалось, не изменилась. Почему же тогда я чувствовал себя таким ужасно пустым внутри?

Я глубоко вздохнул через нос и выдохнул. Я знал, что мне нужно делать. Я планировал подождать еще немного, но, судя по тому, что мне сказал Стив, в этом больше не было необходимости.

Я принял душ и оделся. По дороге к свекрови я остановился позавтракать. Я нашел время, чтобы убедить себя раз и навсегда, что поступаю правильно.

Я увидел на подъездной дорожке их машину, но мне пришлось постучать два раза. Я уже подумал, что они не собираются подходить к двери, когда Шери открыла ее и вышла наружу.

— Привет, дорогой, — сказала она с застенчивой улыбкой. Она выглядела так, словно пыталась решить, поцеловать ли меня, и, наконец, решила опустить. Она предложила мне сесть на один из двух стульев на крыльце. Сама села в другой.

— Очевидно, твои родители не хотят, чтобы я вошел в дом?

— Нет, дело не в этом. Ты же знаешь моего отца. Он более категоричен, чем когда-либо, настаивая на том, что мы были слишком молоды, чтобы жениться. Ты слышал все это раньше, и я не думаю, что тебе будет интересно услышать это снова, вот и все.

Она была права.

— Почему он снова выражает недовольство? Он был достаточно хорош в квартире, когда они пришли забрать тебя.

— Я не знаю. Мой папа никогда не упускает возможности сказать: «я же тебе гвооил».

В этом она тоже была права.

Сколько бы я ни разговаривал сам с собой, я не репетировал того, что собирался сказать, когда придет время. Я не собирался начинать с болтовни о Стиве и Бонни. Я подумал, что лучший способ — просто взять и сказать. Я уже собирался открыть рот, когда заговорила Шери:

— Дилан, на прошлой неделе я была довольно эмоциональной, и не уверена, что сумела выразить, как мне жаль. Я до сих пор не понимаю, почему я это сделала. Я и правда думаю, что просто пыталась получить это чувство своей популярности еще раз.

Она посмотрела себе под ноги, потом снова посмотрела на меня с обеспокоенным лицом.

— Дорогой, я... эээ... Я знаю, что тебе понадобится больше времени, поэтому я подумала, почему бы мне не остаться здесь на несколько месяцев. Мой отец предложил нам официально разделиться на шесть месяцев, но я не знаю, действительно ли это необходимо, как ты думаешь, дорогой?

Ну, это в значительной степени подсказало мне, где были ее мысли. Насколько она знала, я пришел просить ее вернуться домой, но она даже не стала ждать, чтобы узнать это.

— Шери, завтра у меня выходной, поэтому я собираюсь поискать адвоката по разводам.

По выражению ее лица я видел, что этого она не ожидала. Я же не понял ее удивления.

— Шери, ты изменяла мне несколько раз за несколько месяцев. Я и правда не могу поверить, что после этого у нас есть какое-то будущее, — сказал я, вставая. Я сказал то, что пришел сказать. Я не видел причин задерживаться дольше, обсуждая эту тему, и направился к ступенькам.

— Подожди, Дилан, подожди. Я же сказала, что мне очень жаль. Послушай, я... мне не нужно оставаться здесь. Я пойду с тобой домой. Мы можем уладить это, я знаю, что сможем.

Я остановился и снова посмотрел на нее.

— Шери, будь то шесть месяцев или шесть лет, я никогда не забуду, что у тебя был роман, и я никогда больше не смогу тебе доверять. Мне никогда не будет комфортно опять оставлять тебя одну. Нет, все кончено. Ты понятия не имеешь, какую сильную боль ты причинила мне, не так ли?

Я снова увидел слезы в ее глазах, но почему-то подумал, что мне будет намного тяжелее, чем ей. Она заплакала и убежала в дом, когда я уезжал.

***

На следующий день я нашел юриста в желтых страницах и записался на прием в среду утром. Я работал в ночную смену, поэтому у меня было достаточно времени. Я сидел в его офисе, пока он объяснял мне все тонкости развода. Поскольку мы были женаты всего пару лет, он сомневался, что судья назначит мне алименты, тем более что она могла жить со своими родителями. Он сказал, что оформит бумаги и подготовит их для меня, чтобы я подписал их к пятнице. Его гонорар забирал все мои деньги в банке. Я очень надеялся, что у него есть какой-то план оплаты остального.

К тому времени, когда в пятницу были готовы бумаги, я уже был на работе. На следующей неделе у меня были дневные смены, и не было времени зайти к нему в офис, поэтому он отправил их мне с инструкциями, чтобы я расписался там, где у него стояли красные галочки, а Шери — на синих. Я не собирался ехать туда опять, но доставка их обошлась бы мне еще в сотню долларов, и я был бы разорен.

Я позвонил и поговорил с ее отцом. Я рассказал ему, что у меня есть, и спросил, когда смогу приехать. Он сказал сделать это после обеда. Я ожидал, что там появится и Шери, но он был один. Он пригласил меня сесть за кухонный стол и налил мне чашку кофе.

— Могу я увидеть?

— Конечно, — ответил я, протягивая ему конверт. — Там ввсе довольно прямолинейно. У нас на самом деле нет ничего, кроме двух машин, и я отдаю ей ту, которую она водит.

Я потягивал кофе, пока он изучал документы. Через пару минут отложил их.

— Я понятия не имею, с чего все это началось, но ты не думаешь, что торопишься с этим, сынок? Шери не хочет развода. Она просто хочет побыть наедине с собой.

Я не знал, что делать. Мне не особенно нравился мой свекор, но я не хотел причинять ему боль; также я не хотел, чтобы он подумал, что я веду себя неразумно. Я не собирался никому ничего говорить, но я и впрямь хотел, чтобы он знал правду.

— Папа, ты помнишь парня из средней школы по имени Карл Лэндау?

— Эээ, смутно. Если правильно помню, они с Шери некоторое время встречались. При чем тут он?

Не было смысла ходить вокруг да около.

— У них с Шери роман.

Я не получил той реакции, о которой думал, но увидел в его глазах шок.

— Невозможно! Она бы этого не сделала, — категорично заявил он.

— Это правда, папа. Они переписывались друг с другом почти год. Она хранила все его письма в своем бардачке. Я обнаружил их, когда однажды ночью меня вызвали, и мне пришлось ехать на ее машине.

— Хорошо, признаю, они не должны были писать друг другу, но...

Я знал, что он собирался сказать.

— Я читал их, папа. В трех разных случаях они жили в его номере мотеля, в то время как я был на работе.

Папа опустил голову и вздохнул.

— Прости, Дилан. Я этого не знал.

— Я не хотел, чтобы ты подумал, что я болван, иначе бы я тебе не сказал.

Он кивнул, но все еще не мог смотреть мне в глаза.

— Оставь это здесь, — сказал он, кладя руку на документы. — Я прослежу, чтобы она подписала их для тебя.

Я поблагодарил его, вставая, и он последовал за мной к входной двери. Мы пожали друг другу руки.

— Я не думаю, что ты когда-нибудь сможешь ее простить?

— Пап, недоверие и подозрения все равно разлучат нас, и мы, вероятно, в конечном итоге возненавидим друг друга. Я думаю, что это — лучше всего.

Я даже не стал включать свет, когда вернулся в квартиру. Почему-то мысль о освещении моего мира казалась оскорбительной. Для моего настроения более благоприятной была темнота.

Используя только лунный свет, проникающий в окно, я прошел к холодильнику и достал одинокую бутылку пива. Я ковылял в темноте, нащупывая открывалку и срывая крышку, прежде чем укрыться в моем любимом кресле. Я был не особо пьян, и, конечно, одного пива было недостаточно, чтобы заставить меня забыться, но я подумал, что это может облегчить мне сон.

Было чуть больше девяти, но, черт возьми, не было причин оставаться бодрствовать. Я обнаружил, что сон был единственным настоящим избавлением от печали.

Я не мог сказать, что это такое, но знаю, что той ночью мне снилось три или четыре кошмарных сна. Последний меня разбудил. Я воспользовался возможностью, чтобы пописать, затем вернулся и сел на край кровати. Я чувствовал себя таким пустым, таким безнадежным, таким лишенным жизни.

Когда мои глаза привыкли к предрассветным сумеркам, их, казалось, привлекла рифленая рукоять моей «Беретты», торчащая из кобуры на тумбочке. Тихий голос, скрытый глубоко в моей душе, сказал мне вынуть ее из кобуры. Я пару раз взвесил в руке пистолет. Он чувствовался хорошо. Он был немного легче и немного тоньше, чем большинство триставосьмидесятых, поэтому идеально подходил для моей руки. Стреляя в пистолетную мишень на семи с половиной метров, я все пули укладывал в яблочко, и никогда — в молоко.

Неосознанно мой большой палец потянулся и толкнул предохранитель, обнажив маленькую красную точку, которая говорила, что оружие готово к стрельбе. Я закрыл глаза и внезапно почувствовал себя легким, как перышко, словно плыл. Я услышал щелчок курка, когда он встал на боевой взвод. Когда я снова открыл глаза, то смотрел в ствол. Всего около двух килограммов усилия на спусковом крючке отделяло меня от вечного мира. Моя рука начала медленно сжиматься.

«Ты знаешь, что твои родители будут винить себя»? — Этот голос был намного громче другого. Этот исходил из лобной доли моего мозга и звучал сердито. — «Неужели ты на самом деле готов повесить на шею своих родителей, не говоря уже о Шери, чувство вины на всю жизнь? А как насчет этого засранца, Лэндау, ты позволишь ему сойти с рук, разрушив твою жизнь?»

Я был так поглощен собственными страданиями, что почти забыл о Лэндау. Да, еще не знаю, как, но я должен найти способ испортить жизнь этого засранца, как он это сделал с моей. Мой большой палец отпустил спусковой крючок, и я вернул Беретту в кобуру.

Я снова растянулся на кровати и подложил под голову подушки. Я почувствовал себя немного лучше, сосредоточив свои мысли на Лэндау, по крайней мере, это дало мне то, ради чего я мог жить. Я надеялся, что он женат. Тогда я смогу разрушить его брак, как он разрушил мой, но я понятия не имел, как получить информацию, хотя это мог сделать Джерри. Джерри Спенсер был нашим журналистом-расследователем. Он знал, как все это делать.

***

Я пришел на работу немного раньше. Джерри был одним из немногих репортеров, у которых был свой офис, и я надеялся, что именно там он и окажется. Когда я постучал в его дверь, он печатал на своей пишущей машинке.

— Заходи, Дилан. Чем я обязан такому удовольствию?

— Привет, Джерри. Мне нужен твой опыт. Как мне узнать, женат ли кто-то, и если да, то как мне узнать его домашний адрес?

Он поднял глаза и уделил мне все свое внимание.

— Что ж, ты можешь попробовать позвонить оператору и запросить информацию, но без адреса я сомневаюсь, что она сможет помочь. Этот человек живет где-то здесь? Я имею в виду, что ты можешь попробовать найти его в телефонной книге, а затем позвонить домой днем и посмотреть, ответит ли женщина.

— Нет, он живет в Сент-Луисе или, по крайней мере, где-то поблизости. Все, что у меня есть, — это его имя и рабочий адрес.

— Это распространенное имя?

— Нет, я так не думаю. Его зовут Карл Лэндау, но он произносит это забавно. Вместо «ау» в конце слова он пишет «оу».

— Да, я сомневаюсь, что есть много Лэндау с таким написанием. В филиале Чикагской библиотеки в Северной Калифорнии есть телефонные книги для всех крупных городов страны. Если у них нет для Сент-Луиса, то есть еще главный филиал в центре города. Если есть несколько Лэндау, тебе просто требуется позвонить всем, пока не найдешь нужного.

— Спасибо, чувак. Я знал, кого спрашивать.

На следующий день я пошел в библиотеку, нашел нужную книгу и сел искать Лэндау. Была группа людей, которые писали это иначе, но только с этим написанием. Я записал информацию, но до следующей недели не успел позвонить.

Когда у меня, наконец, появилось время в течение дня, я позвонил. Мне ответила женщина, я представился и спросил, не жена ли она Карла. Когда она ответила утвердительно, я рассказал ей о сути своего звонка. По телефону она не казалась слишком удивленной. Когда я рассказал о письмах, она спросила, остались ли они у меня. Я сказал ей, что у меня есть копии, и она приняла мое предложение прислать их ей. Это была музыка для моих ушей.

Позже днем, в перерывах между работой, я зашел в магазин канцелярских товаров, купил большой конверт из манильской бумаги, заполнил его письмами и отправил. Боже, я молился, чтобы она развелась с его задницей и забрала каждый пенни, что у него есть.

К сожалению, легкая эйфория от этого продлилась недолго. На следующую ночь в квартиру зашел отец Шери с подписанными документами о разводе. На этот раз я предложил ему кофе. Я мог сказать, что он был огорчен. Он сел за кухонный стол и сказал мне, что у него на уме.

— Дилан, я не могу передать тебе, как мне жаль, и как я сожалею обо всем этом. Когда вы двое впервые сказали нам, что собираетесь пожениться, я был категорически против. Ты был просто слишком молод. Я все еще думал, что ты слишком молод, когда вы связали себя узами брака, но у тебя была хорошая работа, и каждый мог видеть, насколько вы любите друг друга, поэтому я выдал вам, ребята, кредит доверия. После того первого года я передумал. Вы, ребята, похоже, отлично справлялись, и я сказал себе, что ошибался. Я представил, как вы двое делаете друг друга счастливыми на всю оставшуюся жизнь. Оказывается, все время я был наполовину прав. Шери слишком молода. Я не уверен, наша ли это вина или просто она такая, какая есть, но она все еще не повзрослела. Она любит тебя, Дилан. Это чрезвычайно очевидно для меня и ее матери. Иногда мы слышим, как она плачет в своей комнате, но по какой-то причине любви оказалось недостаточно. У нее все еще есть потребность быть самым популярным ребенком. в школе. Я сказал ей, чтобы она пошла и нашла работу. Я не знаю, может быть, это заставит ее немного повзрослеть. Я очень на это надеюсь, — сказал он меланхолически.

— Ну, — сказал он, вставая и собираясь идти, — в любом случае — вот бумажная работа. Эти слезы от Шери, когда она их подписывала. Может быть, когда-нибудь, когда она немного вырастет, вы, ребята, снова будете вместе.

Он посмотрел мне в лицо, но не увидел в нем особой надежды.

— Я знаю, — сказал он с натянутой улыбкой. — Мне так жаль видеть, что вы расстаетесь. Я не виню тебя. В данных обстоятельствах я бы сделал то же самое, но это такой позор.

Я проводил его до двери. Он повернулся и хотел, было, пожать мне руку, но вместо этого заключил меня в объятия.

— Береги себя, мой мальчик, — сказал он, похлопывая меня по спине. — Не будь чужим. — С этими словами он снова оставил меня со слезами на глазах.

Для меня жизнь после этого едва ли стоила того, чтобы жить. Здесь и там были некоторые яркие моменты. Я хорошо проводил время с моими родителями. Мы с папой периодически ходили на рыбалку. Мы делали это вместе с трех или четырех лет. Он был отличным рыбаком и научил меня всему, что знал. Я всегда хорошо ладил с родителями, но рыбалка была единственным, что заставляло меня чувствовать себя ближе всего к отцу.

Потом мне позвонил Карл Лэндау. Мне было очень приятно услышать его гнев, когда он разглагольствовал и бредил насчет потери своего брака. Я разозлил его еще больше, посмеявшись над его угрозами, а затем озвучил свою собственную:

— Давай, говнюк. Более чем желательно, если ты доберешься до меня. Я открою тебе третий глаз прямо между двумя имеющимися, ублюдок. — После чего он повесил трубку.

Было и другое. Время от времени я получал хорошие задания, где мне нравилось снимать, но в остальном моя жизнь была довольно несчастной. Мне не хотелось ни с кем общаться, на самом деле я чувствовал себя очень одиноким, когда был с другими. Я много времени проводил дома, в постели. специально для bеstwеаpоn.ru Я много спал, и вставать с каждым днем становилось все труднее и труднее. Это было все равно что подняться из могилы и обнаружить, что ты все еще мертв.

Я обнаружил, что эмоциональная боль намного хуже, чем физическая. Ее шрамы невидимы, но остаются навсегда. Дни перетекали в недели, а недели — в месяцы бездушного существования.

С момента нашего развода прошло больше года. Было слишком больно поддерживать связь с родителями Шери, но я слышал, что она очень сожалеет о нашем разрыве. Стив был единственным другом, с которым я все еще время от времени общался. За кружкой пива он сказал мне, что за последний год она, похоже, заметно повзрослела, и спрашивала его, не думает ли он, что есть шанс вернуть меня.

Мне было любопытно.

— И что ты ей ответил?

— Я сказал, что спрашивать надо не меня, а тебя.

— Стив, как бы сильно я ни скучал по ней, если она спросит еще раз, скажи ей «нет». Я едва выживаю. Я не смогу пережить это еще раз. Это наверняка убьет меня. Я не мог рисковать, Стив.

***

Когда ехал на работу, я смотрел на голые деревья. Листопад почти закончился. Скоро мы будем скользить по заснеженной дороге. Я терпеть не мог это видеть. Короткие холодные дни только добавили мне меланхоличного взгляда на жизнь.

Я обменялся обычными приветствиями, идя забирать дневные задания, и просматривая их по дороге в фотоателье. Обычно в среднем мы выполняли от шести до восьми заданий в день, но мне давали только три. Я понял почему, когда начал читать третье.

Меня отправляли в закрытый торговый центр Эвергрин Плаза. Я слышал о таком в Миннесоте, но никогда не видел его лично. Пара других фотографов снимала, когда строился Эвергрин, и говорили, что это было невероятно. Он находился в сорока пяти минутах езды в одну сторону, а Лайл хотел много снимков для воскресного разворота на всю страницу. Чтобы у меня было достаточно времени, он выделил на съемку четыре часа.

Меня проинструктировали, чтобы я остановился в офисе службы безопасности. Там должны были выдать мне своего рода пропуск, который я должен был показывать управляющим магазинов, чтобы гарантировать, что у меня есть разрешение фотографировать. Пропуск оказался оранжевой пластиковой картой, которую пришлось повесить на шею. Это выглядело глупо, но думаю, оно сработало, потому что меня никто не беспокоил, включая охранников.

Я пробыл там пару часов, отснял две катушки пленки по тридцать шесть кадров и истратил примерно половину третьей. Закончил эту катушку, я собирался уходить.

Я стоял в вестибюле, снимая линейку магазинов. Я смотрел в объектив и наводил фокус, когда почувствовал, как что-то обхватило мою ногу. Я посмотрел вниз и уткнулся прямо в испуганные голубые глаза маленькой девочки. Ей было не больше четырех или пяти лет. По тому, как она цеплялась за мою ногу, я понял, что у нее проблемы. Я предположил, что она отделилась от своей мамы и потерялась. Я посмотрел на нее с широкой дружелюбной улыбкой и собирался спросить ее имя, когда она дрожащим тонким голосом рассказала мне о своей проблеме.

— Пожалуйста, мистер, за мной идет мужчина. Он украл меня у бабушки и хочет меня увезти. Пожалуйста, не позволяйте ему забрать меня, мистер, пожалуйста.

В этот момент я услышал другой, мужской голос.

— Давай, милая. Мама ждет нас. Оставь этого приятного человека в покое и пойдем.

Я поднял глаза и увидел приближающегося к нам мужчину средних лет. Маленькая девочка еще сильнее вцепилась в мою ногу и спряталась за мной.

— Это ваша маленькая девочка? — спросил я.

Он улыбнулся.

— Да, она всегда убегает, играет в игры.

— Она действительно милая. Как ее зовут?

— Эээ, Мэри, — немного неуверенно ответил он.

Я посмотрел на нее. Она покачала головой.

— Меня зовут Сабрина. Он — не мой папа. У меня нет папы.

Для меня этого было достаточно. Я поднял камеру и быстро сфокусировал ее на лице парня, прежде чем нажать кнопку спуска затвора.

— Эй, что ты делаешь?

— Фотографирую для вашего семейного альбома, — ответил я, делая второй снимок.

Он поднял руку, закрывая лицо, и ринулся к ближайшему выходу. Все это время маленькая девочка цеплялась за мою ногу мертвой хваткой. Я снова улыбнулся и опустился на колени до ее уровня.

— Все в порядке, Сабрина, он ушел. Я не позволю ему больше тебя побеспокоить.

Она отпустила мою ногу и обвила руками за шею, прижавшись головой к моей груди. Мое сердце просто растаяло, когда я нежно ответил на ее объятия.

— Итак, — сказал я, не желая самому казаться извращенцем, — ты сказала, что была со своей бабушкой. Ты не знаешь, в каком магазине вы были?

Она покачала головой.

— Нет, — ответила она, теперь уже со слезами на глазах. Этим она просто дергала за струны моего сердца. Мне очень хотелось забрать ее к себе домой, но, конечно, об этом не могло быть и речи.

— Не плачь, Сабрина. Мы ее найдем. Мы не уйдем отсюда, пока не сделаем это, хорошо?

Теперь она кивнула чуть увереннее.

— Здесь внизу есть офис, в котором находится милая женщина, что поможет нам найти твою бабушку. Ты пойдешь туда со мной?

И снова она кивнула, сунув свою руку в мою. Она была такой крошечной и нежной. Она улыбалась мне, пока мы шли в офис службы безопасности. Я должен был не забывать идти медленно, чтобы ее ножки не отставали. Когда мы добрались до офиса, я помог Сабрине сесть на стул и повернулся к женщине, сидящей за столом. Ее звали Аманда. Она была тем самым человеком, что выдала мне уродливый оранжевый пропуск для прессы.

— Аманда, у нас проблема. Это — Сабрина. Она рассталась со своей бабушкой и понятия не имеет, где та.

Аманда с облегчением вздохнула.

— Я могу точно сказать тебе, где она. Она с двумя нашими охранниками лихорадочно ищет свою внучку. — Она тут же потянулась за рацией, стоящей у нее на столе. — Арт, Арт, это Аманда, прием.

Я слышал, как кто-то откликнулся ей.

— Она здесь, Арт. Скажи бабушке, что она в целости и сохранности в офисе безопасности, и приведи ее сюда, ладно? — Она положила рацию и обратила внимание на Сабрину. — Милая, твоя бабушка будет здесь через минуту.

Не думаю, что когда-либо видел такую широкую улыбку, и уж точно она никогда не была такой красивой

— Спасибо. — Было видно, что страх ушел и сменился возбуждением.

— Где ты ее нашел? — спросила Аманда.

— Это не я, это она меня нашла. Она сказала, что какой-то парень украл ее у бабушки. У меня есть хорошая фотография этого парня. Я ее распечатаю, когда вернусь к газету, и передам копии полицейским.

— О, замечательно, не мог бы ты прислать еще и мне несколько копий? Я бы хотела, чтобы мои сотрудники службы безопасности сразу же узнали его, — спросила она, передавая мне свою визитку. В этот момент мы услышали быстро приближающиеся шаги, и вбежала пожилая женщина.

— Бабушка! — Сабрина соскочила со стула, и эти двое обняли друг друга в эмоциональной сцене любви и слез.

Двое охранников стояли у двери. Меня поразило, что они не знали, кто я такой. Насколько они знали, я был тем парнем, что пытался похитить Сабрину. Я подошел и взял карточку у Аманды.

— Сколько копий тебе нужно?

— Не будет большой наглостью попросить тридцать? Я бы хотела также передать по одной в магазины.

— Я пришлю тебе пятьдесят, — сказал я ей и повернулся, чтобы попрощаться с маленькой Сабриной.

— Дилан!

Я взглянул на пожилую женщину, которая только что громко выкрикнула мое имя. Она выглядела смутно знакомой, но такое часто случалось. Большинство людей запоминало парня, фотографировавшего их для газеты, но для меня это были просто очередное задание.

— Я — Анджела Купер, — воскликнула она. — Вы поймали того парня, что избил мою дочь.

Я сразу вспомнил.

— Я встретил вас в больничной палате. Как ваша дочь?

Она взглянула на Сабрину, чтобы увидеть, не слушает ли она. Она слушала. Анджела оглянулась на меня, и я понял, что она не хотела говорить при внучке.

— Плохо, — прошептала она, вздрогнув. — Кажется, каждый раз, когда у нас какой-то кризис, встречаетесь вы, чтобы спасти нас. Эй, как насчет того, чтобы прийти как-нибудь вечером на этой неделе и позволить мне приготовить для вас ужин. Приведите свою жену.

Теперь настала моя очередь вздрогнуть. Я никогда не думал о Шери, пока работал, и хотел, чтобы так и было.

— Я не женат, — ответил я, — и не хочу навязываться.

— О, пожалуйста, это не навязывание. Я должна каким-то образом выразить свою признательность. Я бы предложила вам награду или что-то в этом роде, но у меня нет денег. Самое меньшее, что я могу сделать, это накормить вас домашней едой.

— Пожалуйста, — услышали мы все голос из галерки.

Я посмотрел в эти большие голубые глаза. Ну как я мог устоять?

— Хорошо, какой вечер вам подходит?

Мы договорились на вечер в пятницу, и она спросила меня, какая еда мне нравится. Я знал, что у них не так много денег, а мне очень нравится хорошая миска спагетти и фрикаделек, так что, это было моим выбором.

***

Не знаю почему — я определенно не застенчивый человек — но я нервничал, звоня в дверь. Я взял с собой бутылку вина. Я не знал, пьют ли они вино или нет, но не хотел идти с пустыми руками, поэтому принес бутылку шардоне.

Когда дверь открылась, там стоял крошечный сгусток красоты, покоривший мое сердце несколькими днями ранее.

— Здравствуйте, мистер Мак... Мак...

Я видел, что она была смущена тем, что забыла мою фамилию.

— МакГенри, Сабрина, но если ты не думаешь, что твои мама и бабушка будут против, можешь звать меня Дилан.

— Нет, — сказала она, — мне нужно проявлять уважение. Добро пожаловать в наш дом, мистер МакГенри. Пожалуйста, входите.

Боже, она была самой вежливой и очаровательной маленькой леди, которую я когда-либо видел. Она провела меня на кухню, где ее бабушка накрывала стол. Я передал вино, и она спросила, не открою ли я его. Мы немного поговорили, прежде чем она рассказала хоть что-то об инциденте в торговом центре.

Мне было интересно, как она позволила какому-то парню просто подойти и забрать Сабрину. Она сказала, что у него была сообщница, женщина, которая отвлекала ее. Она сделала вид, что наткнулась на нее, и уронила сумочку. По полу рассыпалась куча всякой всячины. Когда Анжела наклонилась, чтобы помочь ей собрать ее, парень, должно быть, был уже прямо за ней. У него была кукла, которую он использовал, чтобы заманить Сабрину достаточно далеко, чтобы взять ее за руку. Он сказал ей, что везет ее к матери. Когда Сабрина начала сопротивляться, он сжал ее руку и потащил за собой. Когда она, наконец, вырвалась на свободу, то увидела меня. Оранжевый предмет, бывший у меня на шее, сказал Сабрина, что я — кто-то важный. Вот почему она побежала ко мне.

Работая в газете, я видел действительно ужасные вещи, но трудно было представить, что такое зло существует на самом деле.

К тому времени, когда Анджела закончила свой рассказ, мне пришло в голову, что я еще не видел ее дочь. Я начал задаваться вопросом, не на свидании ли она или что-то в этом роде. Когда Сабрина ненадолго вышла в гостиную, Анжела тихо объяснила.

— Дилан, ты раньше спрашивал о моей дочери Марии. Боюсь, у нее не все в порядке. Я и впрямь переживаю за нее. Она до смерти боится мужчин.

Я вспомнил.

— Похоже, меня она в больнице не боялась, на самом деле даже мило улыбнулась мне.

— Я знаю, но с тех пор она регрессировала. Ей было всего восемнадцать, когда она забеременела. Ее парень был никчемным придурком. Когда она рассказала ему о беременности, он сильно избил ее. Некоторое время мы боялись, что она потеряет ребенка. Она уже тогда боялась мужчин, а тут еще и этот монстр избил и изнасиловал ее на заднем дворе. Некоторое время я думала, что с ней все будет в порядке. Но потом начались кошмары. Она иногда просыпается, пытаясь отбиться от насильника. Она сказала мне, что на самом деле чувствует во сне удары. Со временем она стала все большей и большей затворницей. Стало так плохо, что она даже не может больше выходить из дома.

— Мне очень жаль, Анджела. Вы пробовали терапию? — спросил я.

— Я не могу заставить ее выйти, Дилан. Я не могу вытащить ее из дома, не говоря уже о терапевте. Я... надеюсь, вы не против, но я помню ту улыбку, что она подарила вам и надеюсь, что сегодня вечером она к нам присоединится. Может, если она увидит вас опять, то поймет, что все не мужчины хотят причинить ей вред.

— Я совсем не против, — сказал я. — Я более чем счастлив сделать все, что могу.

У нее тоже была милая улыбка. Я решил, что это, должно быть, — семейное.

— Присаживайся, Дилан. Я посмотрю, не смогу ли уговорить ее поужинать с нами. — Она прошла по короткому коридору и осторожно постучала в закрытую дверь.

— Мария, здесь Дилан. Выходи и поужинай с нами, дорогая.

Я услышал голос из-за двери, но не смог уловить, что она говорила. Но мог догадаться по ответу Анжелы:

— Давай, Мария. Тебе нужно поесть.

В этот момент из гостиной появился маленький лучик радости.

— Мамочка, выходи, пожалуйста. Он не плохой, он хороший человек. Обещаю, он не причинит тебе вреда. — Не получив ответа, Сабрина протянула руку, повернула дверную ручку и вошла.

Анджела вернулась на кухню, грустно качая головой.

— Мне очень жаль, — сказала она.

Именно тут произошло маленькое чудо. С широкой улыбкой на красивом лице Сабрина за руку привела маму на кухню.

— Мистер, э... Мак... МакГенри, — с улыбкой вспомнила она. — Это — моя мама.

Анджела немедленно выдвинула для нее стул на противоположной стороне стола.

— Вот, Мария, садись здесь. Ты же помнишь Дилана, не так ли? Он тогда приходил навестить тебя в больнице.

Мария смотрела вниз, но слегка приподняла голову и нервно улыбнулась мне, кивнув. Она была миниатюрной, но из-за мешковатой одежды было невозможно рассмотреть ее фигуру. Ее черные как смоль волосы падали ей на плечи, и у нее были такие же поразительные голубые глаза, как и у дочери; К сожалению, за ними я увидел тот же страх, что и у Сабрины несколько дней назад.

Мы уже успели пообедать, прежде чем она заговорила. Ее глаза метнулись в мою сторону, а затем снова опустились.

— Дилан, я... у меня не было возможности поблагодарить тебя за то, что ты сделал.

Я... я понимаю, что у нас есть еще одна причина быть тебе благодарной.

Я одарил ее самой широкой, самой дружелюбной улыбкой, какой только мог.

— Нет необходимости в благодарности, Мария. Я так рад, что был там, чтобы помочь.

— Он был и правда храбрым, мамочка. Он заставил плохого человека сбежать, — высказалась Сабрина.

Я все еще улыбался.

— Он убежал, потому что я его сфотографировал. Я отправил копии Аманде в торговый центр и в несколько полицейских участков. Надеюсь, они поймают его, прежде чем он сделает новую попытку.

Это был первый раз за долгое время, когда я прекрасно провел время в отсутствие своих родителей. К этому прямое отношение имела Сабрина. Она была самой красивой маленькой девочкой, которую я когда-либо видел. Мария, казалось, немного расслабилась, но удалилась в свою комнату и закрыла дверь, вскоре после того, как уложила Сабрину спать. У Анджелы почти закружилась голова от того, насколько была социализирована ее дочь. Она сказала, что Мария оставалась в своей комнате весь день, когда в начале месяца им пришлось пригласить сантехника. Она не открывала дверь и даже ничего не ела, пока он не ушел.

Слышать это было душераздирающе, и мне было интересно, как это повлияло на маленькую Сабрину, видя ее мать такой. Уходя, я спросил Анжелу, нельзя ли мне приходить и навещать ее время от времени. Ее сила удивила меня, когда она заключила меня в медвежьи объятия. Она поцеловала меня в щеку и сказала, что меня здесь ждут всегда, днем и ночью.

***

Тм вечером я действительно лег спать с улыбкой на лице, и мысли о том, как помочь Марии, заменили мои обычные неприятные мысли о прекращении моей жизни. Когда я проснулся на следующее утро, то почувствовал, что у меня есть цель не просто пойти на работу. При первой же возможности я пошел в библиотеку, чтобы узнать как можно больше о состоянии Марии и о том, что я могу сделать, чтобы помочь ей.

Конечно, я не психиатр, у них свой язык. После нескольких часов чтения я не был уверен, что знаю больше, чем когда начал. Девяносто пять процентов того, что я прочитал, вылетело у меня из головы. То, что я понял, казалось, было просто здравым смыслом: не терять терпения, не высмеивать и не недооценивать страхи человека. Для пациента эти опасения вполне реальны. Не пытаться заставить человека сталкиваться со своими страхами. Человек сам сообщит, когда будет готов, но это — долгий и медленный процесс. Черт, у меня было все время на свете.

Я понятия не имел, смогу ли вообще помочь, но собирался попробовать. Это была хорошая семья, с которой грубо обошлась жизнь. Я не знаю, почему так сильно хотел им помочь, но помогал... хотя бы по той причине, что Сабрина заслуживала того, чтобы сблизиться с матерью.

Я начал задаваться вопросом, с чего начать. Я не мог просто ворваться и сказать: «Мария, я помогу тебе преодолеть свой страх перед мужчинами». Это, вероятно, напугало бы ее прямо в спальне. Чем больше я думал об этом, тем больше думал о Сабрине, она являлась ключом.

Я позвонил Анжеле, предупредив, что еду с подарком для Сабрины.

Я позвонил в звонок и положил за спину завернутый пакет. Анджела открыла дверь и пригласила меня войти. Почти перед тем, как дверь закрылась, подбежала взволнованная маленькая девочка и чуть не сбила меня, обвив руками мои ноги.

— Привет, мистер МакГенри. — Очевидно, она повторяла мое имя.

Я наклонился и обнял ее одной рукой, так как другой держал ее подарок вне поля ее зрения. Я огляделся, но Марии не увидел. Когда мы вошли в гостиную, я взглянул на дверь ее спальни и увидел, что она закрыта. У Анджелы стояли кофейник с кофе и чашки на столе перед диваном, где она предложила мне сесть.

Маленькая Сабрина явно жаждала мужского внимания. Она вскочила и села на диван рядом со мной.

— Приятно видеть вас снова, мистер МакГенри, — сказала она так, как подобает кому-то намного более старшему ее пяти лет.

— Что ж, мне тоже очень приятно видеть тебя опять, — ответил я. — Мне пришлось вернуться, потому что в прошлый раз я забыл о твоем дне рождения.

Она хихикнула.

— Сегодня не мой день рождения, глупый, — засмеялась она, наконец, начав вести себя как пятилетняя девочка.

— Но твой день рождения был недавно, а я не принес тебе подарка, так что... — Я позволил своим словам повиснуть, в то время как вытаскивал ее подарок из-за спины. Я не знал, сколько подарков она получила на свой день рождения или Рождество, думаю, совсем немного, судя по выражению ее прекрасного лица.

Думаю, от ее крика воздух раскололся надвое. Она наклонилась и обняла меня, поблагодарив несколько раз. Наконец, она посмотрела на бабушку и сказала, что хочет показать своей маме. У Анджелы была широкая улыбка, когда она кивнула. Сабрина спрыгнула и вбежала в комнату матери, даже не постучав.

— Тебе не нужно было этого делать, Дилан. Надеюсь, там нет ничего слишком экстравагантного, — сказала Анджела.

— Нет, это просто кукла. Поверьте, мне было приятно.

В этот момент Сабрина вернулась в гостиную, за ней шла Мария. Она стояла в углу, в то время как ее дочь подошла и снова села рядом со мной.

— Мама говорит, что я должна развернуть его перед тобой. — С этими словами она начала срывать бумагу. Ее рот открылся, и она ахнула, увидев, как на нее через прозрачную пластиковую крышку смотрит кукла Барби.

Я получил несколько наград за свои фотографии, и несколько моих снимков, полученных от новостных служб, затем распространили по всему миру, но я никогда не испытывал той гордости, что испытал, когда увидел, как лицо Сабрины светится от радости.

— Мамочка, мамочка, смотри, это Барби! — Она спрыгнула с дивана и подбежала к Марии, глаза которой теперь широко раскрылись от удивления.

Она посмотрела на меня.

— Как ты узнал?

Анджела увидела мое озадаченное лицо.

— Она так сильно хотела одну на Рождество, но мы были настолько бедны, что просто не могли этого сделать.

Это вызвало у меня улыбку.

— Ты еще не поблагодарила мистера МакГенри? — спросила Мария у дочери.

— Уже поблагодарила, — ответил я.

— Могу я поблагодарить его еще раз? — спросила она Марию.

— Конечно, дорогая. — Я впервые увидел улыбку Марии.

Сабрина повернулась, подбежала ко мне и буквально прыгнула мне на колени, обвив руками мою шею.

— Спасибо, спасибо, мистер МакГенри. Большое вам спасибо.

— Пожалуйста, Сабрина.

— Хорошо, дорогая, почему бы тебе не взять Барби в свою комнату и не поиграть, чтобы бабушка могла поболтать с мистером МакГенри.

— Хорошо, мамочка, — ответила Сабрина. Она быстро потянулась и поцеловала меня в щеку, прежде чем спрыгнуть с моих колен и побежать в свою комнату.

— Хочешь чашку кофе? — предложила Анджела.

Я надеялся, что Мария сядет и поболтает с нами, но этого не произошло. Пока Анжела наливала кофе, Мари снова поблагодарила меня за куклу для своей дочери, но после этого удалилась обратно в свою комнату.

У нас с Анжелой состоялся хороший разговор. Она была очень приятным человеком, но у нее были и тяжелые времена. Ее муж погиб в ужасной аварии на фабрике, когда Марии было всего два года. Примерно через год она встретила мужчину, в которого влюбилась и подумала, что выходит замуж за мужчину, созданного для брака. К счастью или к сожалению, как бы вы ни хотели на это взглянуть, он показал свое истинное «я» еще до того, как они поженились. Они из-за чего-то поссорились, и он ударил ее... пару раз. Конечно, Мария была свидетельницей этого. У Анджелы хватило ума вышвырнуть его и сказать, что никогда больше не хочет его видеть. После этого она просто сконцентрировалась на воспитании Марии, как могла.

Анджела сказала, что ей никогда не нравился парень Марии. Он оставлял такое же впечатление, что и парень, за которого она чуть не вышла замуж. Она не очень удивилась, когда он избил Марию. Слава богу, как и у ее матери, у нее хватило ума после этого держаться от него подальше. Собственное избиение, наряду с тем, что была избита Анджела, когда она была маленькой девочкой, вызвало у Марии эмоциональный страх, поэтому, когда на нее снова напал насильник, это вызвало у нее сильный страх перед мужчинами.

Анджела беспокоилась за Сабрину.

— Дилан, я не вечна. Что будет с этой милой девочкой, если что-то случится со мной?

— Анджела, для меня ты выглядишь вполне здоровой. Просто позаботься о себе, а Сабрина выйдет замуж и будет иметь собственных детей, прежде чем ты уйдешь от нас.

Она улыбнулась.

— Ты оптимист, скажу я тебе, — засмеялась она.