— - Разве я женщина, -- удивилась я его словам, -- я же ещё девочка.

— - П...да есть, значит женщина!

— - Что ты сказал? – не поняла его я, какая ещё п..да, о чем ты говоришь?

— - Ты что, совсем глупая или притворяешься? Из чего ты писаешь?

— - Из своей письки. Только я не могу, как ты пописать вверх или вбок, а только немного вперед. Да и то я для этого должна присесть, чтобы не описать ноги.

— - Вот то, из чего ты писаешь и называется у женщин П..ДА. Теперь поняла?

— - Поняла! А твой писюн у взрослых мужчин как называется?

— - Х.Й он называется, только ты при других не вздумай это сказать, и не говори, что я научил.

— - Хорошо, Иоанн, не расскажу. Хоть ты и считаешь, что я дура, но это-то я понимаю.

— - Не обижайся, я тебя назвал не дурой, а дурочкой. Не понимаешь что ли разницу?

— - Понимаю! А почему он у тебя стал большим?

— - Ну, точно, дурочка! Потому, что мне стало приятно от ожидания того, что ты к нему прикоснешься рукой и само прикосновение. Я об этом моменте думал всю осень и всю зиму.

— - Правда, Иоанн, ты об этом думал, -- радостно воскликнула я, -- И я тоже об этом думала, но стеснялась сказать.

— - Чувствуешь, что он от наших разговоров ещё больше «подрос»?

— - Да, почувствовала, и ещё почувствовала, что он стал твердым!

— - Это потому, что ты его охватила своими теплыми пальцами. Это и есть сила любви!

— - Любви? Разве этО любовь? Я думала, что любовь, это когда тебя ласкает мама и бабушка или, как говорит Рабби, любит Бог!

— - Подожди, вот подрастешь, и поймешь, что такое любовь.

— - Как пойму? У меня тоже вырастит Х..? – чуть не произнесла я и тут же запнулась, -- ну, этот...?

— - Да он у тебя тоже есть, но маленький, и больше не вырастит!

— - Как есть, -- я испуганно раздвинула ноги и провела рукой по промежности, -- ничего нет.

— - А это что? – Иоанн несмело сунул руку между моих ног и нажал указательным пальцем на бугорок, там, где сходятся складки на писе.

Это было так неожиданно, что я даже вскрикнула и тело затрясло. Будто резко окунулась в воду со скалы!!

— - Вот видишь, это и есть ЛЮБОВЬ, -- донесся откуда-то издалека голос Иоанна. -- Скажи, тебе понравилось?

— - Да, очень!

— - Бог специально создал людей такими, наполнил их души стремлением к любви, а тела такими чувственными местами как ПИЗДА И ХУЙ.

— - Иоанн, милый, -- ласково обратилась я к нему, -- сделай мне так хорошо ещё раз.

— - Что, понравилось?

— - Ещё бы! Это не передать словами!

— - А ты что, до этого никогда себя там не ласкала?

— - Специально нет, но я испытывала блаженство, когда мыла себе там или, когда входила в воду. Но то ощущение не сравнить с тем, что я испытала только что. Повтори, прошу тебя.

Он снова нажал на этот бугорок и я опять испытала сладостное чувство!

— - Такое блаженство, будто я побывала в Раю!

— - Откуда ты знаешь, что там в Раю?

— - Ну, я, конечно, не знаю, но Равви утверждает, что там люди испытывают верх блаженства. Лучше, чем в Раю нет ничего в жизни. А то, что я сейчас испытала, это такое счастье, такие ощущения, которых я не испытывала никогда на земле.

— - Но, ты, как я посмотрю, эгоистка ещё та, -- опять взволнованным голосом прошептал Иоанн, -- только о себе, о своем блаженстве и думаешь. Я тебя ласкаю, а ты про меня совсем забыла. Точнее, не про меня, а про него. Видишь, как он опал и потерял твердость.

— - Извини, я ничего не понимаю. Разве я в этом виновата?

— - А то кто же?

— - И что я должна сделать, чтобы он «подрос» и окреп?

— - Любить его?

— - А как, научи, я же ничего не умею.

— - Поласкай его, охвати пальцами, зажми в кулачок и проведи вверх-вниз. Вот так, хорошо.

И, действительно, когда я сделала то, что попросил Иоанн, он вновь ожил, окреп и затвердел, а Иоанн задрожал всем телом, и стал нежно водить своей ладонью у меня в промежности, задевая чувствительный бугорок. Это было так неожиданно, что я едва сдерживала стоны. Иоанн тоже. Неожиданно, на самом верху блаженства из меня хлынула какая-то жидкость, Нет, я не описалась, жидкость хлынула не отуда, как обычно. И, одновременно с этим мне в ладошку ударила тоже какая-то жидкость из Иоанна. «он» задергалась в моей руке и из него хлынула тоже какая-то липкая жидкость.

— - Что это было? -- слегка успокоившись, спросила я у Иоанна, -- тебя было больно?

— - Ну, точно дурочка, -- тоже слегка успокоившись, прошептал Иоанн, -- мне было очень хорошо, а тебе?

— - Хорошо, это не то слово, я была на «седьмом небе»!

— - Вот это и есть ЛЮБОВЬ, моя дурочка! Господь всё предусмотрел и наградил людей способностью переживать такие чувства!

— - И кто мы теперь с тобою?

— - Ты для меня любимая девушка, а кто Я для тебя – ты сама решай!

— - Конечно же ты тоже мой любимый! А мы повторим ещё то, что было?

— - Ну, если тебе понравилось, то обязательно будем!

— - Ты издеваешься, спрашивая, понравилось это мне или нет? Понравилось не то слово. Я просто в восторге! Но, мне почему-то стыдно. Хорошо ли то, что мы делали?

— - Ну вот, ты уже и засомневалась в том, что испытывать радость стыдно. Но, почему мы должны этого стыдиться? Мы же делали это по взаимному согласию, не на глазах у других. А только что ты призналась, что ты была на «седьмом небе» от чувств любви.

— - Да, но у меня почему-то такое чувство, что я стала блудницей. А ты же знаешь, что блудниц побивают камнями.

— - Ну, какая же ты блудница. Во-первых, ты осталась девушкой, ты только испытала оргазм. То, что из тебя вылилось – это любовный дождь, соки твоего существа. То же излилось и из меня. Это тоже сок любви. Когда ты подрастешь и сформируешься, я попрошу твоих родителей выдать за меня замуж и тогда, после брачной церемонии, я войду в твое лоно и там наши любовные соки соединятся. Так всё устроил мудрый Господь, чтобы продлить род человеков. Если бы это было греховное чувство, то он бы этого не позволил и не устроил всё так мудро. Или, ты считаешь, что Он ошибся?

— - Нет, милый мой Иоанн, я так не считаю. Может быть я действительно такая дура и стыжусь своего счастья.

— - Нет, повторяю, ты не дура, ты дурочка! Моя любимая и чувствительная дурочка.

Рождение женщины

Мы с Иоанном долго не могли уснуть в ту памятную ночь. Ласкали друг друга, отдыхали и снова принимались за взаимные ласки. В ту ночь во мне проснулась женщина.

Утром и днем я проживала обычную земную жизнь, а с наступлением ночи – небесную. Да, я поднималась на небеса и забывала кто я и что я. Иоанн часто упрекал меня, что я мало забочусь о том, чтобы доставлять ему такую же радость, какую он доставлял мне. Мы ждали с ним наступления темноты и спешили поскорее подняться на ставшую для нас ложем любви крышу навеса для лодок. Как часто я вспоминала потом в жизни те моменты, когда мы могли уединиться с ним и заняться взаимными ласками и разговорами. О да, разговоры о том, что мы чувствуем, лаская друг друга тоже сильно возбуждали нас обоих.

А поцелуи? Как нас обоих волновали поцелуи, когда язык любимого проникает в рот, и там касается нёба, нет неба, небес. Влажность и шершавость языка так волнует, что забываешь обо всем на свете, только ощущения влаги и шершавости.

Груди мои только-только обозначились, и представляли из себя чуть выступающий бугорок, но и поцелуи и легкое покусывание сосков приводили меня в дикий восторг. Я начинала стонать и изгибаться.

Иоанн не стремился проникать в моё лоно, и только иногда пропускал «его» между моих ног и слегка касался им моих губок, и это тоже добавляло трепета мне.

Но, постепенно чувства от обычных ласк стали притупляться и мы стали искать что-то новое. И это новое находилось само, совершенно случайно. Однажды так случилось, что он случайно уткнулся своим лицом в мою промежность и быстро отдернул голову. Но, я давно хотела, жаждала, чтобы он припал своими губами к тем моим губкам, и я попросила:

— - Поцелуй меня там!

— - Ты правда этого хочешь? -- робко спросил он.

— - Да, очень хочу, -- тоже робко прошептала я, -- только боюсь, что ты будешь считать меня развратницей.

— - Дурочка! Я тоже давно мечтал об этом, но боялся, что ты будешь считать меня развратником!

— - Ну, так целуй, целуй, целуй...

И он поцеловал в первый раз! Сначала робко и неумело, как целуют девушку в губы в первый раз, но потом я догадалась раздвинуть шире ноги, и он проник языком глубже. Я тут же почувствовала, что стала вся мокрой там, но Иоанн быстро всосал всё в себя и стал смаковать мои соки.

— - А ты вовсе не горькая[1], а солененькая! Даже, я бы сказал – сладенькая!

— - Продолжай, умоляю тебя! Ещё немного, сейчас моя душа попадет в Рай.

И я действительно улетела далеко-далеко, в небеса, на край света. Очнулась только тогда, когда Иоанн нежно взял мою «пипочку» в рот, намочил её своей слюною и стал нежно на неё дуть. Меня всю затрясло в ознобе, я стала выгибаться всем телом и умолять его остановиться.

— - А ты не хочешь, -- робко спросил у меня Иоанн, -- попробовать мой вкус?

— - Я тоже давно этого хотела, но боялась.

— - Того, что я посчитаю тебя развратницей?

— - Угу, -- прошептала я ему на ухо, захихикала и облизнула его головку. Она тоже была слегка соленоватая и блестящая, как ночная звезда. Я с удовольствием взяла его в рот и опустила голову. Я думала, что посторонний предмет в горле вызовет у меня рвоту, но, на удивление, это было так приятно, что я ещё крепче прижала голову к его паху и почувствовала, как головка легко прошла в горло. Приятно было чувствовать это движение туда-назад. Он скользил в моем горле и это было так приятно, что в голове моей снова помутилось. Иоанн нежно поглаживал мои волосы и легонько надавливал и отпускал мою макушку, как бы давая знать когда вставлять его до конца а когда вынимать. Постепенно он стал увеличивать темп и задергался. Струя его любовной жикости ударила мне в глотку, и я резко подняла голову, но не вынула его изо рта совсем. Но, всё равно несколько капель его элексира любви вытекла через уголки губ и потекло по подбородку. Я глотала, глотала его, собирала с подбородка и губ.

— - Ты тоже солено-сладкий и терпкий, сказала я ему, когда всё проглотила, собрала пальцами остатки сока и стала со смаком облизывать свои пальцы.

— - Хочешь облизать мои губы и сам попробовать себя?

— - Очень хочу. А ты, попробуешь себя, ведь мои губы и подбородок тоже в твоих соках.

Я вновь встретилась с Иехошуа.

— - Почему тебя называют спасителем?

— - Они просто переводят буквально мое имя. Я себя так не называю.

— - Те, что ходят с тобой называют себя твоими учениками. Чему ты их учишь?

— - Я учу их любить Господа нашего больше, чем женщину.

— - Но, разве любить женщину это грех? Почему нельзя любить и его и женщину. Мы можем любить мать и свою собаку, это будет разная любовь, но, всё равно любовь.

[1] Мириам переводится с древнееврейского как «горькая».