Западня.

Это тяжёлая, драматическая вещь, написанная в непростой период, полный эмоций, с переходом в депрессивные спады. Именно этот рассказ является той нижней, а может и верхней точкой автора, и его творчества в данном направлении творчества.

Presented in a new edition.

Date last edited: 29.02.2012

Часть I.

Юлия уже четвёртый месяц отдыхала в Новой Зеландии у знакомой фотомодели, эмигрировавшей туда два года назад, после благополучного завершения карьеры в России.

Максим в Москве вёл дела по бизнесу, мотаясь из одного конца Москвы в другой, на своём бордовом X6. По вечерам, после завершения дел, уставший, заскакивал перевести дух в ночной стрип-бар, поболтать с барменом, и, куря сигарету, закинув нога на ногу, насладиться релаксирующим зрелищем женского лесбио. Они раньше часто заезжали сюда с Юлией, собственно, где он и познакомил её с Натали, своей старой знакомой, на вилле которой она сейчас отдыхала. У него был когда-то, до Юлии, вялотекущий роман с Натали, но та, всё больше и больше тяготела к однополой любви, выбирая себе партнёрш на ночь из стриптизёрш клуба... Макс, одно время, принимал участие в её женских забавах, но вскоре ему это наскучило и их роман, по его инициативе, сошёл на нет. Он всё чаще стал зависать в других клубах, уделяя внимание другим женщинам.

Юлька была потрясающей, молодой самкой 24 лет, ворвавшаяся в его жизнь после трёх никчемных браков, зацепившая его безумным сексом, напрочь лишённая комплексов в постели и приворожившая к себе, столь притягательной для мужской души, женской лаской, вниманием и, как ему казалось, искренней, почти детской привязанностью. Она не лишена была тонкого чувства юмора, ума, женственности, сочетающихся со строптивостью дикой кошки. Максим был счастлив с ней, хотел иметь с Юлией детей и больше ничего не просил у Бога, кроме как жить вечно с этой женщиной.

Натали, как светская львица, нарочито спокойно перенесла их прервавшийся роман. Да, собственно и был он давно прочитанной книгой, при том, что у каждого появились свои увлечения. Только однажды, при встрече у барной стойки их любимого клуба, опустив ресницы, поколачивая с задумчивым видом соломинкой лёд в бокале с Мартини, слегка придвинувшись к его виску, так, что он ощутил тепло её дыхания, сказала:

— Знаешь, Макс... Тебе повезёт, если кто-то сможет вырвать моё жало и я стану такой же, как все эти девицы окружающие тебя.

— Натали, брось! Ты же не имеешь сердца. Ответил Максим, как-то не обратив внимания на нервное подрагивание её тонких красивых пальцев.

Она тогда прильнула носиком к его стриженому затылку, закрыв глаза, с наслаждением втянула, подрагивая тонкими ноздрями, запах любимого ей Fahrenheit, запустила пальчики в его волосы и нежно теребя, поцеловала их и, ещё раз взглянув на Максима быстрым женским взглядом, которого он не мог видеть, не попрощавшись ушла.

После того, как Максим познакомил Юлию с Натали, прошёл год. А потом Максим узнал, что Натали уехала в Новую Зеландию, сказав, что надоела Москва и её зимы.

Юлия была сказочной женщиной, женщиной его мечты. Такого секса Максим до неё не знал и не мог предположить, что к нему вернётся вторая молодость. Его женщина умела быть в постели ласковой кошкой и злобной тигрицей. Ненасытная в сексе, она могла часами ублажать его член, с наслаждением глотая сперму, потом снова и снова ставить его и громко кончать, впиваясь зубами в шершавую, мужскую кожу на груди, сжимая тонкими, красивыми пальцами простыни, оставляя багровые полосы на его спине и ягодицах длинными, хищными ноготками.

Иногда Юля отпрашивалась у него к подруге, которую он видел-то один раз, и... Максим позволял ей эти слабости, а сам мотался по делам, не особо задумываясь, чем занимается его возлюбленная.

Максим был уверен в себе. Юля хотела его постоянно. Утренний секс был обязателен, после которого она вытягивалась на кровати, жмурясь от удовольствия и кокетливо кутаясь в тонкое, пуховое одеяло.

Он трахал её самозабвенно, так, что её зелёные глаза мутнели, становились светло-серыми от женского счастья, и Юлька превращалась из тигрицы в нежного, пушистого котёнка. По ночам она не давала ему спать до 4-х утра, сначала доводя его до рычания, а потом отдаваясь ему. Максиму казалось, что она любит его. Но и это ему было неважно. Он считал, что самое главное, это его любовь к ней.

Как-то в их доме раздался звонок. Звонила Натали и разговаривала с Юлией. Максима не было дома, он не успел вернуться, мотался где-то по делам и только позвонил ей на мобильник, сообщив, что скоро приедет.

Он приехал домой уставший, небрежно бросил на стул галстук, прижав Юлю к себе, обнял её нежно-нежно и прошептал, что очень-очень её любит. Юлька, теребя его пуговицу на расстёгнутой рубашке, рассказала про звонок Натали и сообщила, что та живёт на вилле у океана, где-то на побережье в районе Окленда и..., зовёт её в гости.

Юля, чувствуя, что Максим не расположен говорить о её поездке, тёрлась, как кошка и мурлыкала, держа лапку в его брюках, нежно теребя его член и целуя в щетинистую шею. Она просилась на пару месяцев к океану.

Его кольнуло где-то...

— Натали зовёт в гости ? Она же конченая сука! Я же знаю, не стоит! Любит только бабки и себя... Что надо ей !

— Максимка! Натали там скучает. У неё шикарная вилла, а московские друзья бывают не часто. Вот так же, как и ты носятся по Москве со своим баблом. Совсем забыли женщину. Я хочу к океану. Ты ведь хочешь, чтоб у меня был цветущий вид и бронзовый загар с тонкой полоской от бикини. Не бойся, там нет мужчин. Ты ведь у меня самый-самый! Я от тебя никуда не сбегу, мой сумасшедший мужчина. Как ты меня трахаешь, так и на другом конце света едва ли так сумеют. Мне надоела эта московская хмарь со слякотью, эти пробки, хочу изменений и чего-то светлого.... Хочу тепла и новых ощущений.

— Насколько я знаю, Юля, то Натали не простая женщина. Во-первых, она жила в последнее время, перед отъездом, с Лилькой - стриптизёршей из клуба. А после её отъезда Лилька ушла из клуба, и мне по секрету сообщил бармен, что она ещё при ней подсела на кокаин. Там какая-то тёмная история, но Лилька, спустя пару месяцев, покончила с собой. Выбросилась из окна. А ведь это была очень жизнелюбивая девочка.

— Так, ты и с ней спал!?

— Так это было до тебя, Малыш... Так что я против твоей поездки. Если уж навещать, то полетим вместе. А хочешь тепла, езжай в Египет или на Канары. Во! На Кипре сейчас самое то!

Малышка не ответила, тонко улыбнувшись, расстегнула его брюки и опустилась на колени... Он стоял спиной к кухонному длинному столу, широко расставив руки, запрокинув голову... Он сходил с ума от её влажноватой, шикарной, соломенного цвета копны волос на затылке, широко расставленных, стоящих на коленях, загорелых ног, выгнутой спины с матовым загаром, проглядывающим полоской из-под короткого топа, линии оголившихся белоснежных трусиков на упругой попке, её губ, обхватывающих его член и от того, что она делала с ним... Она это знала, как и то, что его мозги при этом отказывали и воля ломалась. Зверь покидал его на время, превращаясь в домашнего кота, теряя бдительность, оставляя во власти этой похотливой кошки.

Они договорились, что Максим прилетит в Окленд через пару месяцев и заберёт её в Москву.

В окне иллюминатора медленно плыл аэровокзал Шереметьево. 747-й Боинг вырулив на взлётную полосу, остановился задумчиво, как перед прыжком в неизвестность, вдруг взревел своим табуном в миллионы лошадиных сил в турбинах, вжимая в кресла пассажиров начал разгон и плавно оторвавшись от земли, стал набирать высоту, унося Юлию в далёкую страну, взяв курс к Тихому океану.

Юлия холодно смотрела на уплывающую, хмурую, серую и замёрзшую Москву. Вынув из сумочки оставленную Натали визитку, задумчиво посмотрела на неё. Нахлынули воспоминания. Юля вспоминала, как убегала из дома не к подруге, а к Натали, обманывая Максима, но не в силах сопротивляться велению своей плоти.

Однажды, когда они с Максом были в стрип- баре, раз третий, наверное..., он был занят деловым разговором с парой мужчин из «белых воротничков», с которыми там была назначена встреча, она пошла в туалетную комнату, привести свой макияж в порядок.

В неширокий проход с раковинами умывальников и зеркалами, где Юля только успела наложить тушь на ресницы, тихо вошла Натали. В зале шло шоу. Публика была всецело поглощена созерцанием представления, и они были одни. Юля вопросительно взглянула через отражение зеркала на неё, мягко улыбнувшись, с учтивым удивлением приветствовала:

— Натали ?!

Натали молча, ответив улыбкой, подошла к девушке. Юля почувствовала, как нежно коснулась её спины упругая грудь. Она ощутила её твёрдые, вызывающие, полные желания грудные соски, тепло её дыхания и сказочный запах духов, дурманящий, возбуждающий. Натали, прикоснувшись едва губами к её шее, пальцами безошибочно прикоснулась к соскам на её груди. Они мгновенно отозвались, набирая упругость, стали зримо ощутимы под нежным шёлком декольтированного платья. Юля едва откинулась назад, выгнув спину, чувствуя, как плывёт изображение в зеркале..., ощущая страсть, всепоглощающую страсть к этой длинноногой, загорелой самке с серыми глазами, с пальцами пианистки и шикарными каштановыми волосами.

Юля плохо помнила, как оказалась на чёрной, прохладной столешнице умывальников, выполненной из черного габбро, как губы Натали жадно коснулись её губ, а её длинные пальцы гладили в белоснежных трусишках её киску. Это был не её самец, жёсткий и нахрапистый, беспощадный в постели, готовый разорвать её красивое кошачье тельце, берущий грубо за волосы и кончающий в её очаровательный ротик. Эта была родственница из породы кошачьих, умная и дерзкая, нежная и чувственная, кравшаяся под кожу к спинному мозгу, но с другой стороны.... Это было потрясающе. Так Юлька не кончала никогда. Это было новое чувство, не знакомое, сладкое и коварное, как хороший кокаин, притягивающее с первого раза, после которого трудно удержаться от соблазна.

Дела не отпускали Максима из Москвы. Деньги требовали личного присутствия, напряжения ума и проявления изворотливости, а большой город, как гигантский гнёт притуплял чувство одиночества, убивая своим ритмом его природную бдительность.

Малыш звонила и просила его приехать, а он всё откладывал и откладывал поездку. Шёл четвёртый месяц их разлуки. Хотелось вырваться из этого круговорота, сойти с дистанции и уехать. Но дела! Проклятые дела, как удавка, затянутая на шее, как гири на ногах, лишали свободы, сковывали движения, воровали время и жизнь. Бизнес и деньги сушили мозги, как два огромных дворника отодвигали жизнь, как выпавший снег, сваливая всё, что мешало на обочину.

Максим сидел в итальянском ресторанчике, на Кутузовском, ожидая, когда подъедут итальянцы из «Cadgive». Народу было не много. Время суток и будний день не располагали народ к отдыху. Надо было решить вопрос о поставке из Италии систем для паркингов, коими стала изобиловать Москва. Время позволяло отобедать, и Макс заказал любимую им Карбонару. Официанткой была молоденькая девушка, лет 22-х, со смуглым лицом, лёгким румянцем и нежными, добрыми ямочками на щеках. Волосы её были собраны в тугой узелок, а потому лицо было совершенно открытым и несколько детским. Максим почувствовал к этому очаровательному созданию какое-то нежное чувство.

— Боже, как надоели эти порочные рожи! Я видимо отвык от человеческих лиц и ловлю себя на мысли, что с этой крошкой я бы просто посидел и поел мороженое. Юлия..., юлия..., когда приеду, всё изменится. Это я сейчас схожу с ума. Забегался. Хочу женщину... Юльку хочу...! Какое мороженое!? Какие молоденькие девочки!? Стар я для них...! А почему же для Юльки не стар? Так ей от меня многое надо! Так вот ты какая тварь, Макс. Ты ведь и женщину корыстную выбрал. А всё потому, что нет у тебя шансов с этой молоденькой официанткой, которой ничего от тебя не нужно... Сейчас посмотрим, самонадеянный мужлан.

Максим ожидал, когда принесут заказанное блюдо. Достал салфетку из сложенной веером стопочки, стоящей на столе. Развернул, бездумно разглядывая логотип ресторанчика, покрутил, сложил треугольником и бросил на стол. Официантка принесла на подносе заказ.

— Как звать, вас, девушка? - спросил Макс, пока девушка раскладывала приборы

Девушка без тени смущения ответила

— Даша

— Вот что очаровательная Даша. У меня сегодня есть свободное время. Сейчас я побеседую со своими партнёрами, а вечером я за вами заеду и свожу вас в ночной клуб, где мы мило проведём время. Мне вы нравитесь, и я хочу провести вечер в вашем обществе. Так как?

— Может быть..., - смущённо ответила девушка. На её смуглых щеках ярко вспыхнул румянец.

В клубе началось шоу. Максим заказал Даше мороженое с коньяком и бокал виски. Они сидели молча. Максим спокойно рассматривал танцовщиц, иногда поворачиваясь к Даше и спрашивая, не хочет ли она ещё что-нибудь. Даша, пытаясь сохранить самообладание, внимательно рассматривала посетителей клуба.

— Максим, Вы часто бываете в этом клубе?

— Нет, Дашенька. Мой клуб другой. После того, как моя женщина укатила в Новую Зеландию, я туда не хожу. Мне нечего там делать. А с вами, Даша, я здесь, потому, что мне страшно надоел этот город и я хочу простого женского тепла. Без намёков и обязательств. Мне, просто, приятно общество молодой девушки. Я ведь должен о ком-то заботиться. Это потребность, Даша. Вы не беспокойтесь. После клуба я отвезу вас домой. Расслабьтесь и наслаждайтесь.

— Маме я сказала, что остаюсь ночевать у подруги. А завтра мне не надо на работу.

— Ну... тогда смею предложить вам, Даша своё общество. Секс не обязателен. Я не буду настаивать. Вы для меня слишком молоды, улыбнувшись, сказал Максим.

— Я ни разу не была в обществе зрелого мужчины, вот так..., таким образом. Но предложение интересное.

— Любопытство губит всех кошек, подумал Максим.

— У вас, Даша, будет ещё много мужчин. Разных. Каких вы захотите, те и будут.

Утром Максим встал рано. Даша спала с безмятежным выражением лица. Было странно видеть эту молоденькую девушку в его постели.

— Юлька бы даже ревновать к ней не стала. Просто не восприняла бы всерьёз. Подумал Максим.

Ему почему-то захотелось Даше подарить цветы, чтоб она увидела их, когда проснётся. Странное, нежное чувство испытывал Максим к этой молодой девушке. Он быстро оделся и побежал к метро за цветами.

Максим варил кофе склонясь над столешницей. Даша тихо вошла на кухню, подошла к Максиму, обняла его за плечи и положив головку на его широкую спину, сказала тихо:

— Ты знаешь, Макс. Это счастье иметь зрелого мужчину. Можно позволить себе всю жизнь быть ребёнком. Мне с тобой безумно хорошо...

Максим повернулся и обнял Дашу с таким удивительным, тёплым чувством, которое он уже забыл, и не чаял, что оно ещё когда-нибудь может возвратиться.

Несколько раз Даша была ещё у Максима в гостях, но последние 2-е недели не звонила Максиму. От неё пришло только одно sms сообщение:

«Максим. Я не могу больше к тебе ездить. Для меня это мучительно больно. Целую тебя, мой мужчина. Я тебя слишком люблю. Не ищи».

Он не стал ей звонить и заезжать на работу, искать встречи, понимая, что дальнейшие отношения могут сломать девушке жизнь...

********************************

Прошёл ещё месяц с той поры, как уехала Юлия. Её телефонные звонки стали реже. Голос её был каким-то отчуждённым. Нет не враждебным, но что-то неуловимое появилось в его нотках.

Однажды поздно ночью осознав, что всё это давно перевалило за разумные рамки и его глупость грозит обернуться катастрофой, он позвонил в аэропорт, забронировал билет, сел в машину и понёсся по ночным улицам в Шереметьево. Рейс Москва-Сеул-Окленд улетал рано утром. Он бросил машину в крытом паркинге аэропорта, оставив задаток охранникам, побежал на регистрацию.

**********************************

Вилла Натали стояла в живописном месте на скалистом берегу океана. Штормило и волны, которые было видно с дороги, пока его везла машина, накатывали тоннами солёной воды на скалистый берег, разлетаясь миллионами брызг.

Юля встретила его, как кошка, ласково мурлыча, облизывая его щетинистую шею, лапками залезая под тонкую рубашку. Они сидели на террасе, болтали о её отдыхе, съели пару фруктов... Он растянулся в плетёном кресле, расстегнув ворот и жадно вдыхая запах океана. Её стопа массировала его между ног, и он был счастлив, что они опять вместе, тому, что всё теперь будет нормально, все волнения и сомнения позади.

Часть виллы представляла собой открытые террасы с видом на океан, горизонтальными ярусами она сползала к бассейну вычурной формы, наполненному морской водой. Стены были выполнены из серого неокрашенного бетона в сочетании с тёмным деревом Индонезии, а внутреннее пространство формировалось зонально, без дверей, с искусно расставленной мебелью. Он был в подобной, в Испании, и знал цену этой роскоши. Такие виллы ставят в отдалении от близлежащего жилья, у моря, и живут в них непростые люди.

Натали появилась неожиданно, в джинсовых шортах с широким клёпанным ремнём и цветных шлёпках. Смуглость её кожи и безупречная форма бёдер смутили его. Она поцеловала его, нежно пройдясь пальцами по стриженному, седоватому затылку и предложила пройти в апартаменты для отдыха. Это было кстати. Он соскучился по Юлии и очень устал от перелёта с пересадкой в Сеуле.

На огромной площади, посредине, стояла шикарная кровать без спинки, пара уютных кресел со столиком, на полу вазы европейского дизайна. На бетонной стене висела большая плазма, а под ней, непонятно зачем, поблёскивали хромированные 2-а крюка, красивой, округло-отточенной формы.

Несколько диссонировала с общим интерьером, стоявшая на полу, под плазмой, ваза из толстого прозрачного стекла, прямоугольно-округлой формы с низкими бортами. Великолепный вид на океан открывался через открытую во всю стену стеклянную раздвижную перегородку. Пространство холла переходило в террасу с бассейном.

Максим уже чувствовал, как на этой кровати растянет Юльку, как кошку, как она будет кричать в этом огромном холле на двоих, и будет эхом отражаться звук, прибавляя ему агрессии, как членом будет рвать её соскучившуюся киску, как она будет слизывать со своего загорелого тела белую, горячую сперму, с совершенно кошачьим выражением глаз...

*******************************

Она, впиваясь когтями, раздвигала его ягодицы, когда он входил в неё, обнимая за крепкие плечи, кусала его бицепсы, когда он, приподнявшись над ней, давал ей увидеть, как погружается и выходит из киски его член. Она рвала его неподатливую кожу на спине и кричала так, словно хотела, чтоб хозяйка виллы слышала этот крик кончающей самки. Они снова и снова занимались любовью..., так, как будто не виделись целую вечность.

Юля пристегнула его руки и ноги ремнями по краям кровати за стальные кольца и глядя на него зелёными кошачьими глазами опустилась вниз. Это была сказочная ночь! Она завязала ему глаза и вылизывала ему соски и полости между ногами и членом, проходя вдоль тела, от чего становилось нестерпимо хорошо...

Макс не слышал, как по деревянному тёплому настилу пола, босыми ногами подошла Натали и села в кресло. Он только чувствовал свой член в ротике у Юльки. Только она могла сотворить такое с ним, его любимая женщина.

Чувство подступало всё сильнее и сильнее. Оно усугублялось пристёгнутыми к кровати руками и растянутыми ногами, шероховатостью чистой, дорогой простыни. Тело его выгнулось, голова откинулась назад, ноги вытянулись в струну, на шее надулись артерии. Крик кончающего самца эхом отразился от бетонных стен, вырвавшись из холла и утонув в знойном мареве. Юла выпустила коготки и прошлась ими по его животу и груди, губами коснулась его шеи, где в артериях натужно стучала кровь. Она целовала его там, будто готовилась сделать засос, держа лапкой член и мягко стимулируя его.

Он не понял сразу, что это было. Лёгкое покалывание в шее, приятное ощущение её губ в засосе, необыкновенно долгом, болезненно-приятном и потом тишина.

Что-то горячее потекло по груди и стало брызгать на ухо, потом ещё долгий, протяжный засос в то же место, со звуком жадных глотков, но не её, не Юлии... Он понял, это была Натали. Понял это по движениям её сильных пальцев на своих сосках, по запаху её духов и агрессивному, свойственному только ей, закусу шеи.

Ремни надёжно сковывали движения, не оставляя надежд на обретение свободы. Многое изменилось, пока он был в Москве, мелькнула мысль. Раньше Юлия не делилась им ни с кем, а теперь Натали, так свободно, с нескрываемой жаждой мужской плоти сжимает до боли его член и упивается в засосе..., прижавшись обнажённым телом к его груди...

Натали сдёрнула с его глаз повязку, и он увидел сидящую в кресле Юлю, с бокалом для мартини, наполненном густой, тёмно-красной жидкостью и льдом. Она смотрела на него ледяными зелёными глазами, макая палец в бокал и облизывая его, неотрывно глядя на него.

Начинала ныть шея, и он понял, что это из порезанной артерии брызжет кровь, а в бокале его любимой не вино...

Максим не мог знать, что резать артерию бритвой, спрятанной во рту, её учила ещё давно знакомая московская проститутка... Он вообще слишком мало знал о ней.

Натали подошла к Юлии, уселась лицом к ней, закинув на спинки кресла стройные ноги, выгнула спину, обернувшись, посмотрела на него безразличными серыми глазами, и они с Юлей занялись любовью.

Юля ласкала своими чувственными пальцами её грудь и клитор, целовала набухшие соски, а потом они перешли к нему и, как две кошки, стали ласкать друг друга, то беря пятернёй его мошонку и стимулируя свои гениталии..., то самозабвенно целуясь и проводя своими кисками по его телу. Им нравилось юродствовать над обречённым, истекающим кровью самцом. Натали встала над ним, заглянула в его мутнеющие глаза и стала мочеиспускаться ему на грудь.

Макс слабел, кровь пульсировала в висках, брызгая от каждого удара сердца из артерии. Было понятно, что ему уже не выкарабкаться из этой западни и смерть, близость которой он ощущал уже, в этой, ставшей холодной, вилле, надо принять достойно.

Смысл его жизни закончился на предательстве Юлии, он как-то пронзительно вдруг понял это. Так холодно и больно было лежать покинутым, истекающим кровью и преданным, на этом жертвенном алтаре в ожидании конца. Стальные челюсти расставленного на него капкана безжалостно захлопнулись мёртвой хваткой. Максим узнал повадки Натали, но было уже поздно.

Господь дал ему шанс уйти от страшной судьбы, дав Дашу, но его выбор стал для него роковым.

Кончив, от ласк, Натали встала, молча, достала из ящика стола стилет, села на тело Макса сверху и, холодно посмотрев ему прямо в глаза, коротким сильным ударом, по самую рукоятку, вонзила лезвие в грудь. Он захрипел, выгнулся смертельно раненным зверем, через рот хлынула кровь, артерии натужно надулись на запрокинутой назад шее. Ремни, скрипя, впились в рванувшиеся к ране, распятые, с оттопыренными пальцами руки. Но слабея, уступая смерти, обмякли и бессильно упали, свисая с кровати.

Она мечтала об этой сцене уже давно, ещё в Москве, с того момента, когда увидела его с этой шикарной самкой. Она не могла простить ему выражения этих глаз, которые так хорошо знала. Он теперь принадлежал не ей, а этой блудливой сучке, от которой потерял голову.

Её возбуждало зрелище конвульсий сильного тела повергнутого самца, предсмертные судороги, хрип его пробитых лёгких. Она была на нём, на его теле, сверху, как победитель, а он бессильно бился в агонии, прижатый к ставшей для него жертвенником постели, её загорелым, гибким телом. Она, своим извращённым, женским умом, загнала его в эту западню «на живца», и теперь она его палач... Сидя на его окровавленном, ещё подрагивающем теле, откинувшись назад, Натали болезненно кончила, разрывая тишину безумным криком и с хриплым урчанием дикой кошки медленно, медленно опустилась к его лицу, оперевшись на рукоять торчащего из его груди стилета. Её каштановые волосы, упали ему на лицо, пачкаясь в крови. Вот и всё..., тихо прошептала она, прижавшись к его щетинистой щеке.

Он уже не чувствовал и не видел расширенных зрачков своих убийц и их вожделенных лиц. Юлия прижалась к нему, вылизывая и безнаказанно сильно закусывая ещё тёплые соски и облизывая кровь из раны на шее, а Натали срезала ремни с его рук и ног. Тело его ещё продолжало конвульсивно дёргаться и это возбуждало Юлию. Его умирающий мозг ещё посылал импульсы, но тело уже не слушалось, а пробитое стилетом сердце остановилось.

Откуда- то появились два мерзких карлика, перетащили волоком тело к стене, оставив на полу кровавый шлейф, и подвесили его на ремнях, за ноги, вниз головой, за те хромированные крюки в бетонной стене, что зловеще поблёскивали под плазмой.

Кровь из раны медленно стекала в прозрачную, овально-прямоугольную, несуразную вазу, стоящую на полу. Один из уродцев выдернул стилет из его груди и надрезал артерии за ушами и вены на запястьях рук. Кровь чёрным потоком полилась, вниз наполняя сосуд.

Они затихшие, как две кошки с расширенными зрачками лежали на шкуре белого медведя и пристально наблюдали, как ещё капала стекающая кровь с, когда-то сильного мужского тела, как ещё сокращаясь, дёргались умирающие мышцы. Это напоминало львиц у туши заваленного буйвола.

Вазу с его тёплой кровью поставили на стол. Под тело поставили другую. Натали махнула ресницами и карлик кривым ножом, в мгновенье, вспорол телу живот и разрубил грудную клетку. Внутренности вывалились из полости в только что поставленный сосуд. Он зачистил полость живота и грудины, как освежёванной свиной туше. Во вскрытой полости были видны сильные мужские рёбра и крупный мужской хребет.

Натали долго стояла задумчивая рядом с ним, трогая своими музыкальными, дрожащими пальцами каждое ребро, раздвинула полость и долго вылизывала его ещё тёплый, выступающий позвоночник, кусала повисшие мускулистые руки, опустилась на колени и посмотрела ему в лицо. Что-то тихо сказав, осторожно сняла обручальное кольцо с его пальца, перецепив на свою золотую цепочку, спадающую со стройной шеи, сняла его массивную, окровавленную серебряную цепь с византийским крестом, подержала на ладони, поцеловала и опустила в бокал наполненный его кровью. Бросив лёд в бокал, медленными глотками, опустившись перед ним на колени, выпила дьявольское содержимое и долго, молча, сидела под висящим телом, перебирая, как чётки серебряную цепь. Она прощалась с ним.

Юлия смотрела на его вырезанное сердце, лежащее на бокале из под Мартини, который стоял на столе и... плакала.

Натали поднялась с колен. По её знаку карлик одним ударом острого самурайского меча отрубил от тела голову. Она упала со зловещим стуком об пол. Её положили рядом с сердцем, перед Юлией, на стол.

- Это плата твоя за то, что ты ещё жива, и за мою любовь, холодно сказала Натали.

Часть II

После того, как не стало Максима, Юлия ещё два месяца жила на вилле у Натали. Это был плен. На несколько десятков миль от дома не было ни живой души, один только враждебный лес и океан. Кокаин, на который Натали так ловко подсадила её ещё в Москве, едва глушил чувство страха и одиночества. Пока она не отказывала ей в дозе, но всё время давала понять, что Малышка стала ей не интересна. Всё поменялось. Натали после той вампирической ночи, когда она так хладнокровно убила Макса, потеряла к ней всякий интерес, замкнулась и целыми днями сидела в плетёном кресле и смотрела на океан. Иногда она уезжала на машине и отсутствовала больше недели, потом появлялась, шла, не замечая Юлии к обрывистому берегу, у которого стоял одинокий крест, долго молилась, смотрела в даль. Казалось, что Натали бросится вниз с обрыва, но она поворачивалась и уходила в дом. Было видно, что мысли о Максиме не давали ей жить. Что-то, как червь точило её тёмную душу.

В её серых глазах Юлия чувствовала такой холод, что страх парализовывал её. Было понятно, что она не нужна этой волчице. Её ждала участь, быть подвешенной за крюки на стене, обезглавленной и выпотрошенной, как закончил свою жизнь Максим, или сброшенной в океан на съедение акулам.

Иногда Натали несколько дней не давала ей дозы, наблюдая, как её крючит, как воет она, ломая ногти о дверцу сейфа, где лежали ключи от машины, кокаин и деньги. Тогда появлялись карлики, привязывали её обнажённое тело ремнями к той кровати, на которой она и Натали убили Максима. Страх смерти был настолько силён, что кокаин отступал и она затихала. Натали бросала рядом на пол заветный пакетик. Снимала с неё ремни, дав нюхнуть зелья, и после принятого Юлией душа, повелительно толкнув её на кровать, скинув с себя лёгкий халат, начинала вылизывать её соски, киску, губы. Они погружались в пьянящую нирвану чувств, где были только два тела.

Юлия тщательно скрывала от Натали, что внутри неё уже рос ребёнок Максима. Она почувствовала это на вторую неделю, после его смерти. Не поняв сразу причину тошнотворного чувства от пищи, Малышка подумала, что всё это нервный стресс и какая-то новозеландская лихорадка, но потом симптомы повторились и всё стало очевидно. Она поняла, что носит ребёнка от Максима.

Однажды утром, когда Юлия нежилась ещё в постели, к ней в комнату, тихо, без стука вошла Натали. Было видно по смятым волосам и по тёмным кругам под глазами, что она не спала всю ночь.

— Ты знаешь, тихо сказала она, я конченная стерва, мразь, каких не видел свет. Я хожу с этим и не могу ничего забыть. Я помню запах его крови и тела, когда он, уже растерзанный мной, ещё тёплый, висел на крюках. Мне кажется, что мои руки и волосы пахнут кровью, в ушах стоит его предсмертный хрип и звук удара его отрубленный головы о каменный пол. Максим каждую ночь приходит ко мне, садится на кровать и смотрит мне прямо в глаза. Я пытаюсь с ним говорить, но он молчит. С первыми лучами солнца он исчезает и ночью приходит вновь. У меня не перестаёт ныть сердце, и я схожу с ума от того, что я натворила. Я не хочу жить.

Юлия первый раз увидела, как Натали, не знающая жалости Натали, взахлёб зарыдала, превратившись в обыкновенную, убитую горем, раздавленную женщину. Её плечи содрогались, а слёзы текли по распухшему, покрасневшему носику, щекам, капая со ставшего мягким, дрожащего подбородка.

Несколько успокоившись, ещё всхлипывая, она продолжила:

— Я ездила в Окленд, в наркологическую клинику. Там договорилась о твоём лечении. Сегодня, после завтрака, ты сядешь в машину и уедешь на аэродром, который в 60 километрах отсюда. Оттуда частный самолёт доставит тебя в Окленд, где тебя встретит Том. Он всё устроит. Это мой человек. Через месяц ты выйдешь оттуда и улетишь в Москву. Том в аэропорту Окленда отдаст тебе ключи от машины Максима и деньги. Ты начнёшь новую жизнь. Меня уже не будет здесь. Он отдаст тебе все документы на виллу. С завтрашнего дня она будет передана в управление компании, которая позаботится о том, чтобы в твоё отсутствие на вилле было всё так же, как сейчас. Дай слово мне, что будешь приезжать и ухаживать за могилой Макса. Всё это будет теперь твоим. Тогда, когда я вонзила в него нож, Макс был ещё жив. Он прошептал мне, захлёбываясь в крови: Не тронь её. Об этом он напоминает мне каждую ночь. Ему ты обязана жизнью, помни это...

*****************************************

Натали обошла опустевшую виллу. Взглянула на домик прислуги, где жили карлики, обернулась на вольер с тремя доберманами. Те смотрели на неё чёрными злыми глазами, подняв уши, скалясь друг на друга. Она уже неделю не кормила их сырым мясом, изредка бросая объедки курицы, чтоб не сдохли от голода. Взяв колокольчик со стола, подошла к вольере, отодвинула засов и позвонила в него. Оба карлика выбежали на двор, мотая своими большими головами, пытаясь понять, где хозяйка. Натали приоткрыла дверцу вольеры, дав команду собакам.

Она холодно наблюдала, как беспомощно пыталась отбиться от здоровенных, голодных, натасканных на человека псов, эта пара уродов, как истошно они орали, когда псы рвали им горло, как жадно отрывали собаки сладкое человечье мясо.

Через четверть часа от карликов остались одни кровавые лужи с разбросанными, обгрызенными, вонючими останками и изуродованными до неузнаваемости головами. Собаки лежали рядом, посматривая на хозяйку и облизывая окровавленные морды. Загнав в вольер собак, Натали пошла в дом, взяла бумагу с ручкой и что-то стала писать. Закончив, положила ручку на стол, прижав бумагу блестящим стальным предметом и вышла.

Она вдыхала морской воздух стоя у обрыва и созерцая закат. Постояв немного, с висящими, как плети руками, подошла к могиле Максима, бессильно опустилась на колени и было видно, как в рыданиях содрогается её тело. Солнце уже заходило за океанский горизонт, надвигалась ночь.

Натали вернулась в дом, достала из скрытого в стене шкафа, тот самурайский меч, которым Максу, по её велению отсекли голову, встала на колени на всё там же лежащую шкуру белого медведя, вынула меч из ножен, с отрешённым видом нацелила его в область между грудью и животом, выдохнула воздух и сильно вонзила его. Рот её приоткрылся, глаза смотрели куда-то вдаль. Она медленно, с силой нажала сильнее, так, что меч вошёл по самую рукоять, проткнув смуглое тело и выйдя лезвием на спине меж рёбер. Кровь потекла изо рта и она медленно опустилась сидя на коленях лицом вниз, вывернув голову на длинной шее в луже крови, дёрнулась пару раз в предсмертных судорогах. Кровь потоком хлынула изо рта чёрной массой. Она попыталась разогнуться, поднять голову, но так и осталась сидеть на коленях, с вывернутой головой на шкуре, в луже крови с глазами полными тоски.

Sergey Freeman

2010