Как – то из зоны брякнул мне Никита, кореш мой закадычный. Угораздило его в прошлом году на гоп – стопе мусорам с поличным попасться, впаяли два с половиной общего режима. Выручай, говорит, Ринат, мамке картошку выкопать, ну, и себе пару мешков возьми за труды.

– Базара нет, братуха, на выходные все сделаем.

Отвечаю ему так, а сам ебало вытянул, ой ты ж блядь, то на телефон ему пятихатину кинь, то картошку выкопай. На хуй мне эти твои два мешка, у самого огород не копаный. Ну, хули делать, не по – пацански это, друга в беде бросать.

Погнал на выходные к ним домой. Ксения Никитична встретила меня радушно, стол накрыла, мясо жареное, помидорчики, огурчики, петрушка, сразу видно, готовилась, водки только не хватает. Но нету у нее, интеллигентная такая цаца, понимаете ли. Училкой в школе работает, нас с Никитосом учила, теперь вот сестренку мою уму – разуму. Эх, сколько же я тогда на простынь наспускал, мацая в свои мечтах ее сисяндры. Баба ладная, недалеко за тридцать, а кожа, как у девочки, жопень сдобная, сиськи дыньками, в лицо посмотрел – опять втюрился, как восьмиклассник. Хуй в трениках зашевелился, в яйцах свело, забурлило, запросилось наружу.

Четыре часа, короче, я провозился в этом ихнем огороде. Все о ней думал да лопатой орудовал. Давненько я так не ворочался. Под конец совсем измотался, прилег в тенечке и прикемарил. Еле – еле зенки разлепил, когда Ксения Никитична цветочным голоском своим разбудила.

– Ринатик, ты закончил? Ай, молодец. Как бы я без тебя справилась? Пошли кушать.

Я сразу подорвался.

– Ксения Никитична, так может, я это… сгоняю в лабазик, за беленькой, а то такое мясо в сухомятку пропадает, а?

Училка лыбу придавила, ну, в натуре, девочка – припевочка. Отказываться неудобно. Ну, ладно, говорит, сейчас за деньгами схожу. И отворачивается, чтобы войти в дом. Да какие деньги, стопэ, перебиваю я, не бздите, я ж не синяк какой на пузырь хребтину гнуть, филки и свои имею. Метнулся кабанчиком.

Сидим такие, разговорились, школу вспоминаем, косяки наши детские с Никитой, как окно в учительской разбили, как в детскую комнату милиции в первый раз попали, как девчонку не поделили и расквасили друг другу носы, а на утро рыбачить пошли. Ксения Никитична смеялась от души, глаза сверкали от выпитого, как будто камень с плеч сбросила. Зацвела опять, я аж слюну сглотнул, посмотрел на нее вожделенно. Она заметила, притихла, глазки в сторону отвела и… захлюпала носиком.

– Ксения, – не понял я, отчества уже не пригодятся, мы теперь на равных. – Вы чего?

– Да нет, ничего, Ринат. Взгрустнулось просто. По Никитке скучаю.

И давай я ее, короче, успокаивать. Подсел, приобнял. Все, говорю, нормально будет, два с половиной года – это ж тьфу. У меня батя полжизни в лагерях сидит, говорю, и еще столько же осталось, я его и в лицо – то не помню, вот это беда, мать все слезы выплакала, теперь только матюгается, если вспомню вдруг. А вам, Ксения, не надо грустить, вам ждать надо, думать, как на ноги Никиту ставить, когда вернется. Зубы заговариваю, короче. Да, да, да, шепчет учительница, а сама уже носом мне в лицо тычет, мокрыми губами к щеке прижимается, я даже тормознул поначалу. Только потом допер. Сердце забилось, моторчик заработал. Вот оно! Начали в десна долбиться. Взял в ее охапку и понес в комнату, а Ксения мне уже шею целует, шепчет: ”Ринатик, Ринатик, миленький". Вот ведь извелась без мужика баба.

Бросил на кровать, прыгнул следом. Сорвал с нее одежду, сжал титьки. Ах, какое же жаркое у нее тело! Член проскользнул в мягкие стеночки влагалища. Ох, стонет училка. М – м – м, стону в ответ. Теплая, сырая пизденка обволокла весь мой ствол, я прижался мошонкой в ее срамные губки. Хорошо – то как! Языком во рту шурую, тоже тепло и мягко. Какая же она нежная, приятная! Естественный аромат кожи, фруктовый запах волос, сладкий вкус помады. Осторожно двигаюсь и вкушаю ее губы. Ах, трепещет страстное тело, пышное, горячее. Сильно сжимаю ее грудь и совершаю резкие движения тазом. Ксения закусила нижнюю губу и вся ушла в свои ощущения. Женщины любят грубость, это тебе не школьниц по углам тискать. Хорошо, что хуй у меня крепкий, бывалый, лет пять назад кончил бы сразу от такой жаркой пизды, а сейчас понимаю, чем качественнее бабу ебешь, тем они отзывчивей, податливей. Сучка, одним словом. Хоть шлюха, хоть училка, хоть, бля, бухгалтер – еби смачно и она подаст тебе себя на блюдечке с голубой каемочкой.

Ксения оказалась ебать – колотить какой пылкой женщиной. Если бы сейчас кто – нибудь спросил меня: "Как ощущения?" – я бы, еле себя сдерживая от того, чтобы не спустить, ответил: "Охуенно, бля!" Ее выделения от трения чавкали и хлюпали, взбиваясь в пену. Женщина жарко, отрывисто дышала мне в шею, а я от возбуждения присосался к ее носу. Целовал глаза, щеки, сжимал пальцами каждую выдающуюся часть ее тела и энергично долбил эту влажную щелку.

– Сучечка моя, – цежу ей сквозь зубы и переворачиваю. Не слышит. Всем своим рассудком сконцентрировалась на ебле.

Ставлю на четвереньки, пропихиваю елду в ее скользкую щель и начинаю трахать по – собачьи. Да, блядь! Персиковые ягодицы трясутся от поршневых движений, Ксения запуталась в волосах, что – то бессознательно рычит, держась за спинку кровати. Я целую ее в спину, пересчитываю губами позвонки и снова сжимаю титьки. Ах, снова стонет она. Мой хуй скользит в ее пизде и то и дело бьется головкой в матку. Поднимаю ее за плечи, она выгибается и продолжает скулить. Обнимаю. Крепко.

– Тебе хорошо, малыш? – шепчу ей.

– Очень, – одним дыханием отвечает Ксения.

Ее глаза закатываются. Да, сучка, кончай. Залупа трется уздечкой о переднюю стенку ее вагины. Кусаю за ухо и ускоряю долбежку. Она вскрикивает, пытается высвободится, выворачивает руки, но не может вырваться из моих объятий. Ух, какая! Трепыхайся – трепыхайся, да, вот так! Шлепки вспотевших тел отзываются громом в ушах. У меня уже сводит мышцы на животе, но я самозабвенно продолжаю биться бедрами о ее толстые ляжки. Женщина снова вскипает, царапается, скулит. И обмякает в моих руках.

Стоять, блядь! Моя очередь. Роняю ее на кровать, придавливаю локтем спину, хватаю за шею. А, а, а, уже бессильно хрипит Ксения Никитична в такт моему отбойному молотку. Сжимаю ладони, перекрываю ей воздух. Венки на ее висках вздуваются, лицо краснеет. Отпускаю. Вставляю два пальца в рот, училка облизывает их, сначала испуганно, изучающе, но затем, когда я ускоряю темп долбления ее пизды своим членом, снова заводится и начинает страстно их обсасывать.

– Да, соси! Соси мои пальцы, маленькая шалунья!

Ебу ее жестко, что аж задница у училки краснеет от ударов моего паха. Ксения скулит, голос надрывается. И вот я уже готов орошить своим семенем ее жаркое нутро.

– А – а – а! – кричу я.

– Ы – ы – ы! – визжит она, снова кончая. Ух, блядь, какая горячая штучка!

Сперма вторгается в ее растерзанное влагалище, я делаю последние толчки, постепенно замедляя темп и усиливая удара. Мозг кипит, вены вот – вот лопнутся от натуги. Вбиваю свой член в заключительный раз и опадаю на Ксению Никитичну.

Пульс бешеный. Член выскальзывает из пизды училки и из нее выливается моя склизкая жижа. Я роняю голову на ее спину и слышу ее сердцебиение.