Поскольку роман "Монастырские рассказы" близятся к концу, решила начать перевод нового романа из своего собрания викторианской эротики. Роман "Astrid Cane" в свое время был очень известный, я бы сказала культовый, поскольку поднимает тему не только запретный бдсм-удовольствий, но и тему любви между женщинами. Перевод сделан по оригинальному изданию 1891 года.

*****

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Выйдя из экипажа при помощи лакея, поспешившего вниз по широким каменным ступеням загородного особняка и подавшего ей руку, Астрид Кейн расправила складки своего голубого бархатного платья и с любопытством огляделась. Она никогда прежде не делала светских визитов одна, но первый взгляд на Хардкасл — так называлось это поместье — доставил ей удовольствие. Его каменные стены, увитые от природы плющом, давно уже потускнели от старости, словно подтверждая свою незыблемость и гордое постоянство в графстве Бэкингемшир. Сверкая в лучах послеполуденного солнца, решетчатые окна сдержанно поприветствовали ее.

Непривычная к спешке, аристократическая молодая леди медленно поднялась по ступенькам, где ее уже ожидала горничная.

— Мисс, леди Тингл ждет в гостиной, чтобы поприветствовать вас.

— Очень хорошо, проведите меня, — высокомерно ответила Астрид, снимая с запястья маленький голубой зонтик.

В доме было прохладно, приятно пахло лавандой и лаком для дерева. Из какой-то удаленной кухни доносился аромат свежеиспеченного хлеба, заставив тонкие изящные ноздри Астрид приятно подергиваться. Открыв две внутренние двери — поскольку в обществе, как ни странно, считается невежливым для слуг стучать перед тем, как входить в гостиную, — горничная коротко доложила о прибытии Астрид и вышла, чтобы ее поприветствовала хозяйка.

Леди Тингл, которой только что исполнилось сорок лет, была женщиной внушительной стати — чуть выше среднего роста, она держалась с достоинством королевы. Сейчас на ней было черное платье, излишняя мрачноватость которого смягчалась тончайшим узором серебристых нитей, вплетенных в ткань. Ее густые каштановые волосы были собраны на голове в высокий пучок, а лебединая шея украшалась черной бархоткой с единственным бриллиантом посередине. Высокий бюст, так же как и дерзкие изгибы ее бедер, выдавали роскошную упругость плоти, таящуюся под тканью.

— Добро пожаловать, моя дорогая, — произнесла владелица поместья голосом мягким, как перья голубки. Ее глаза без стеснения упивались стройной фигуркой Астрид, которая подчеркивались ее облегающим платьем. Стройная, не уступающая ростом хозяйке дома, Астрид была уже на двадцать третьем году жизни. Лицо ее было гладким и чистым, будто мрамор, с приятным розовым оттенком, который оттенял благородные линии ее скул. Она обладала прекрасным пухлым ротиком, нижняя губа которого выглядела особенно чувственной, ее нос, правильной формы, но чуть с горбинкой, большие карие глаза и копна мягких густых черных волос довершали самые волнительные формы ее созревшей фигуры.

— Боюсь, я мало что знаю о цели своего визита, кроме того, что написала мне мама, — произнесла Астрид.

— Нам надо выпить чаю и поговорить, — спокойно ответила Джулия Тингл и жестом пригласила гостью присесть. — Вы не должны испытывать никакого смущения, моя дорогая, из-за того, что мы не были представлены друг другу раньше. Ваша дорогая матушка сейчас проводит время в Швейцарии и, насколько я знаю, может пробыть там некоторое время. Совершенно естественно, что она обеспокоена вашим будущим. В конце концов, вы самая старшая из ее дочерей, которую она любит больше всего. А, вот и чай!

После полуденного уюта, который был обустроен наилучшим образом, и после самого лучшего индийского чая, Астрид почувствовала себя более непринужденно. Ни одна морщинка на ее ясном лбу не выдавала той неуверенности, которую она испытывала, отправляясь по настоянию своей матери в этот визит.

— Я не знаю, как долго смогу здесь оставаться, — сказала Астрид, которая больше ее собеседницы наслаждалась видом всего, на что падал ее любопытный взгляд, — будь то сама леди Тингл или ее великолепно обставленная гостиная со сверкающей люстрой, серыми и голубыми шелками и многочисленными красивыми орнаментами, которые виднелись повсеместно. Особенно ее привлекли глаза самой хозяйки поместья, в которых, казалось, сверкали скрытые огоньки.

— Это будет зависеть от ваших успехов, моя дорогая. Судя по тому немногому, что я узнала о вас к этому моменту, то сказала бы, что одного месяца будет достаточно, а может быть, и того меньше. Вы здесь для того, чтобы познакомиться с миром... эээ... дисциплинирующих опытов, которые принесут вам столько же пользы, сколько и должны принести, по мнению вашей дражайшей матушки...

При этих словах у Астрид отвисла челюсть, потому что она не могла поверить в то, что она услышала, и поначалу она решила, что ей показалось, — все слова леди Тингл произнесла самым спокойным и небрежным тоном.

— Боюсь, я не совсем вас понимаю... — ответила она в замешательстве.

— Вы обладаете прекрасной внешностью, у вас горделивый вид, Астрид, и мне это очень нравится. Конечно, легко вы не покоритесь, но как вам вскоре станет понятно, это будет даже к лучшему, — те, кто легко сдается, часто оказываются бесполезными. — Поднявшись, Джулия взяла Астрид за подбородок и приподняла его. — Мари, горничная, проводит вас в вашу комнату, — добавила она.

Поначалу Астрид не нашлась, что сказать, и ответила ей с полным изумления взглядом.

— Я... Я... Я ничего не понимаю, леди Тингл. Я не могу остаться здесь более, чем на день или два. Папа ожидает...

— То, что ожидает ваш папа, и то, что он получает, возможно, две абсолютно разные вещи, Астрид. Пожалуйста, зовите меня Джулия. Вы, естественно, захотите переодеться после такого путешествия, и ваша одежда уже будет готова. Нам есть о чем поговорить, ведь мне так мало присылают молодых юношей и женщин, к которым я могу испытывать хоть какую-то толику истинной привязанности. Но в вашем случае, мне кажется, я сразу же нахожу очаровательное исключение. А, Мари... Да, входите. Проводите мисс Кейн в ее комнату.

— Да, мэм.

Служанка вошла так бесшумно, что Астрид вздрогнула и огляделась вокруг, будто во сне.

— Я не могу поверить, что у моей мамы были какие-то иные намерения, кроме того, чтобы я нанесла вам визит вежливости, — сухо сказала она.

— Да, это исключительно светский визит, — рассмеялась Джулия, — но, возможно, гораздо более продолжительный, чем вы ожидали, и, конечно же, такого характера, которого вы ожидали меньше всего. Мари, я думаю, тебе лучше позвонить Тому. Молодая леди, похоже, не желает вставать, и вы вдвоем поможете ей подняться наверх...

— Мадам... Нет! — ахнула совершенно сбитая с толку Астрид, быстро поднимаясь. — Мне кажется, вы не понимаете, кто я такая. Если вы будете так добры и вызовите мой экипаж, то я уеду немедленно!

— Ваша карета уже давно уехала, моя дорогая. Вы ни за что не уйдете, пока я не решу, что вы в состоянии это сделать. А теперь, — Мари! Том! — отведите ее наверх!

— Да как вы смеете! Нет! — закричала Астрид, в непосредственной близости от которой в этот момент оказался дородный слуга и Мари. Это же неслыханно, — к ней прикасаются простые слуги! Она чувствовала себя оскорбленной тем, что Том схватил ее за запястья и потянул за собой, но она никак не могла освободиться от его хватки, не унизив собственного достоинства. В тот же миг Мари сжала ее локоть.

— Искупать ее, мэм? — спросила Мари у своей хозяйки.

— Да, вы с Эми позаботьтесь об этом. Позовите меня, когда все будет готово, — ответила Джулия в ответ на крики Астрид, которую тащили к двойным дверям гостиной. Вырвавшись в большой коридор, Астрид отчаянно боролась с теми руками, которые, как уже чувствовала, тянули ее к гибели.

— Отпустите меня! Ах вы, звери! Как вы смеете поднимать на меня руки?! — визжала она, но все было безрезультатно. Ее медленно подняли наверх, после чего Том развернул ее и, приложив не больше усилий, чем потребовалось бы, чтобы поднять котенка, перекинул отчаянно дрыгающую ногами Астрид через плечо. — Нет! Нет! Нет! — стонала девушка, колотя кулаками по его широкой спине, пока он добирался до первой лестничной площадки. Затем он понес ее в сторону спальни, Мари последовала за ним.

Тем временем леди Тингл лениво закурила турецкую сигарету и достала из маленького комода письмо со швейцарской почтовой маркой, которое она уже успела прочесть несколько раз. Когда она развернула чуть надушенные страницы, до нее вновь донеслись слабые крики Астрид. Хозяйка поместья вернулась на свое место, чтобы снова погрузиться в это послание.

«Моя дорогая Джулия!

Я пишу тебе с целью, о которой ты мечтаешь уже несколько лет и которую мы с тобой нередко обсуждали. Мое пребывание здесь продлиться еще надолго, поскольку воздух и все вокруг устраивает меня так же, как и этого очаровательного негодяя Рудольфа, ради которого я оставила Англию. Как тебе хорошо известно, мы с ним единомышленники, и полностью наслаждаемся тем, что ты иногда с иронией называешь нашими совместными “спортивными мероприятиями”. Моя дорогая, он так же скрупулезен в обращении с ремнем, тростью и хлыстом, как и ты, хотя эти самые инструменты также поочередно прикладываются к его собственным крепким ягодицам тогда, когда я этого захочу.

Его дочери, Аманда и Роуз — это просто прелесть! Первой сейчас девятнадцать, а ее сестре только что исполнилось восемнадцать. Могу тебе сказать, что попочки у этих маленьких дьяволиц очень хорошо натренированы. Обнажить их прелестные круглые задки и прикладывать к ним ремень, березовую розгу, или что-либо еще, — это чистое наслаждение. Роуз, естественно, чуть более нерешительна, чем ее сестра, поэтому иногда ее приходится держать. В таких делах я часто вспоминаю твои дельные советы, которые оказались для меня очень полезны. Я так и слышу, как ты мне говоришь, что всему должен сопутствовать дух таинственности, поэтому для наших упражнений отведена верхняя комната дома, попадание в которую дневного света исключено толстыми портьерами. Как же восхитительно, когда мягкое сияние, отбрасываемое всего лишь тремя масляными лампами, приглушенно мерцает на их непослушных попках!

Роуз еще девственница. Я лишу ее невинности через несколько недель, когда ей исполнится восемнадцать. До сих пор милая девочка познала только случайное прикосновение моих губ к ее разгоряченным нижним половинкам, по которым целую дюжину раз прошлась береза. Конечно же, потом я нянчилась с ней, успокаивала ее рыдания, слегка касаясь губами ее собственных. Ее глаза в этом таинственном полумраке умоляли меня пойти еще дальше, но лучше подержать ее до поры до времени на крючке. Я лишь один раз пофлиртовала пальцами вокруг ее влажной киски. Как же страстно извивались при этом ее бедра, хотя, естественно, эти чувственные движения были негласно восприняты исключительно как результат ее порки!

Аманда совсем другая. Мы с ней — будто сестры случая. Удовольствие, получаемое ею от того, что она крепко связана, одета в короткую сорочку, чулки и туфли, а ее панталоны опущены ровно настолько, чтобы демонстрировать напоказ прелестную шерстку ее любовного устья, просто восхитительно. Когда она связана таким образом, я укладываю ее на кровать в той же самой таинственной комнате и, поцеловав раз или два в ее рубиновые губы, оставляю ее наедине с ее ожиданиями, зачастую на целый час или больше. У нее тонкая талия, изящные икры и лодыжки, но в остальном она чуть полновата, что меня не может не радовать, так как она прекрасно делит ложе с мужчиной. Также у нее необычайно полные и упругие груди, с крупными коническими сосками, и очень знойный рот. Обладание ею ты бы нашла редким удовольствием.

Но прежде чем я потеряюсь в столь занимательных подробностях, спешу тебе рассказать о моей дорогой Астрид, чьим образованием во всех этих смыслах слишком долго пренебрегали. Едва ли мне нужно повторять то, что я и так твердила тысячу раз: мой муж Ральф — слабак, совершенно лишенный воображения во всех вопросах, касающихся нас с тобой лично. Можешь себе представить, Джулия, что он, в отличие от своих более суровых собратьев, ни разу не приучил девушку к березе? Во всех этих отношениях они — законченные недотепы, которые не знают тех длительных удовольствий, которые связывают нас, более осведомленных, вместе. Что же касается самой Астрид, то она обладает той глубинной силой, которую ты не преминешь признать, и должна занять свое положение среди тех женских рангов, которые, как мы с тобой понимаем, единственно достойно достигать.

Любовь моя, возьми и обучи ее! Обучи ее так, как ты сама когда-то обучала меня, находившуюся в состоянии неведения, ибо никому другому я не могу доверить такую миссию. Из этого огня она выйдет хорошо закаленной и прекрасно понимающей те будущие наслаждения, к которым ты ее пробудишь. Как бы ты ни оценивала этот момент, потом ты сможешь вернуть ее домой. Я не жду от нее никаких известий до тех пор, пока она не окажется среди избранных, столь же властных дарить наслаждение, как и получать его. Нисколько не сомневаюсь в том, что ты лично проинформируешь меня об ее успехах, а я пока должна позаботиться об Аманде и Роуз. Отлученный от мужского члена на целую неделю, рот Аманды восхитительно надувает от недовольства свои губки, а ее попку необходимо обрабатывать мартинетом (короткий многохвостый хлыст, имеющий деревянную рукоять и около 10 плетей равной, относительно короткой длины. Традиционно использовался во Франции и других частях Европы для наказания. Также является орудием для порки в сексуальных садо-мазохистских практиках – прим. переводчицы) прежде, чем она вновь получит это мужественное орудие. Что же касается Роуз, то я предоставлю ее отцу отшлепать ее, потому что он действительно обожает охаживать ладонью эти упругие половинки и как только он закончит эту занимательную работу, его стержень уже будет в прекрасном, напряженном состоянии, чтобы выполнить свою следующую задачу!

Прощай, моя дорогая Джулия. Я жду, затаив дыхание, твоего первого доклада...

Вечно обожающая тебя,

Синтия

Поднеся надушенные страницы к губам в знак приветствия, Джулия задумчиво улыбнулась. Именно она более двадцати лет назад впервые приложила к ягодицам леди Синтии Кейн розгу, и это случилось прежде, чем она получила свое первое возлияние мужской спермы. Перед глазами Джулии все время стояла покрытая красными полосами попка Синтии, а ее вопли и крики разносились по всей конюшне, в которую ее отвели. Связав ей запястья — «чтобы предотвратить всякую чепуху», как выразилась Джулия, — Синтию оттащили на копну соломы, спустили панталоны на лодыжки, а юбки задрали высоко над бедрами.

— Нет, Джулия, нет... О Боже, ты не можешь! — безрезультатно кричала Синтия, пока молчаливая горничная держала ее, а первая свежесрезанная розга со свистом скользнула по ее обнаженным ягодицам. — Ааааааргх! — донесся мучительный крик девушки, хотя каждый удар проводился с хорошо заметной умеренностью, чтобы он никак не повредил тому сочному персику, которую представлял ее обнаженный задок. Брыкаясь, всхлипывая и протестуя, Синтия получила полную дюжину ударов, прежде чем между ее разгоряченными и пульсирующими половинками не проникла рубиновая головка члена, обладателем которого был не кто иной, как старший брат Джулии, Генри, полностью подчинившийся ее капризам.

Несмотря на то, что вход оказался очень тугим, он вторгался до тех пор, пока жаркая попка Синтии не оказалась прижатой к его животу. Затем служанку отпустили, а Джулия обняла и принялась успокаивать свою подругу, чье заплаканное лицо раскачивалось из стороны в сторону, пока она пыталась удержать в себе безжалостное пульсирующее орудие.

— Сорок толчков, Генри, — решительно скомандовала Джулия, крепко сжимая левой рукой затылок Синтии. Застонав от полного блаженства, от того, что он так плотно прижимался к той попке, которую так часто видел, но которая никогда прежде не была ему открыта, Генри приступил к исполнению своего долга, медленно тараня своим огненным стержнем туго обхватывающую его заднюю дырочку Синтии, в то время как Джулия, наблюдавшая за всем этим действием с выражением невозмутимого спокойствия, про себя считала каждое его движение вперед.

Хорошо вознагражденная за свое молчание по этому поводу, горничная впоследствии часто присутствовала при обучении Синтии. Ей это так понравилось, что уже через месяц она переспала с этими двумя подругами, став объектом их похотливых игр. К тому времени Синтия уже с большей охотой принимала все то, что Джулия ей давала, стремясь научить ее страдать и получать наслаждение. Семя всех раболепствующих мужчин в ее доме так часто заливало ее, что если бы она его сохраняла, то могла бы, как сказала впоследствии Джулия, купаться в этом пульсирующем животворном ликере.

Теперь, оторвавшись от своих мыслей о прошлом, Джулия встала и пригладила свою безупречную прическу. Как она и ожидала, крики Астрид все еще доносились сверху. Но теперь настало время для ее первого урока.