— Здорово, Славка! — дребезжит динамик телефона от радостного ора Сереги Петрухина — моего друга, которого я знаю с младых ногтей; мы с ним и в детский сад один ходили, и в школе одной учились, и универ один заканчивали. Правда, Серый его так и не закончил. — Ты че, в городе уже?

— Здорово, Петруччо, — отвечаю я в трубку, удобно развалившись на заднем сидении такси и глядя в окно на пролетающие мимо улицы, площади, скверы и переулки родного города. — Приехал. Ты на работе еще?

— Ну да, на работе, — тарахтит дружбан «на другом конце провода». — Мне еще часа два спину гнуть, не меньше. Шефиня наша лютует сегодня, поэтому я только часикам эдак к семи освобожусь...

— Чего там за шефиня у тебя? — спрашиваю я, хлопая свободной от смартфона рукой по карманам в поисках сигарет. — У тебя же вроде шеф был, а не шефиня?

— Был, да весь кончился! — хохочет довольно Серега. — Теперь надо мной такой бабец верховодит, ты б увидел — обосрался бы от зависти, я те отвечаю. Жопа, сиськи, все дела — пять звезд из пяти! Держите меня семеро, короче!

— Ну-ну, — усмехаюсь, найдя наконец пачку сигарет во внутреннем кармане потертой джинсухи. — Смотри не увлекайся там, а то ведь я обосраться-то не обосрусь, а Катерине на тебя настучу только в путь. Все в красках распишу. И про жопу, и про сиськи, и про все дела.

— Мое сердце всегда против тебя чуяло, контра ты недобитая! — продолжает веселиться Петруччо. Настроение у него сегодня, видать, приподнятое. — Ты к нам-то заедешь? Ну, то есть к себе?..

— Да я уже завтра снова уезжаю. Со сранья в Братск на поезде.

— Че как не родной-то? Заезжай к нам, говорю... Катюха там ужин варганит! Хоть пожрешь нормально, по-человечески. Я освобожусь через пару часов, подъеду — отметим!

— Не, я к себе. Мне с утра уже на вокзал. Отоспаться бы надо...

— Я сам тебя туда доставлю завтра, — не унимается Петруччо. — До Братска далеко — успеешь выспаться. Так что возражения не принимаются. Дуй давай к нам! Только харю не топчи, меня дождись.

— Ну хорошо, уболтал. Ты тогда Катерине звякни, скажи, что я еду, чтобы мне не как снег на голову к ней свалиться.

— Лады, — тарахтит Петруччо, — предупрежу. Ну все, решено тогда. Ладно, бывай, некогда мне! Поскакал! Меня труба давно зовет!

— Давай, скачи, — хмыкаю в трубку, отключаюсь от сеанса связи и обращаюсь к таксисту, уже сунув в зубы сигаретный фильтр: — Друг, у тебя тут курить можно?

— Нет, — отвечает он, криво на меня посмотрев. — У нас для некурящих.

— Ну ебанный свет...

— Не я правила придумываю. Могу остановить, если не нравится.

— Езжай давай... Только курс поменяй: едем на Баграда, 8.

Серега с Катериной являются законными супругами уже год. Только вот жилплощади своей у них нет. Вернее, у Серого-то есть, где жить, однако житье-бытье в родительской малогабаритной «двушке» совсем не в радость: плотность населения там составляет очень много человек на один квадратный метр. В небольшой квартире, помимо самих стареньких родителей, проживают многочисленные Серегины родственники — брат с женой и двумя спиногрызами, младшая сестра с мужем-алкоголиком и какой-то черт, которого я не знаю. И если яблоко в этих двухкомнатных хоромах найдет место, где упасть, то арбуз этого сделать уже не сможет. Однако Сергей — слишком хитрый, чтобы не найти выход из сложившейся патовой ситуации, а я — слишком добрый, чтобы отказать старому корешу в момент нужды... В общем, пока мне не нужна моя квартира-студия, там живут Петруччо с Катькой.

Для меня квартирный вопрос никогда остро не стоял — от родителей остались сразу две хаты. Но куда их две-то? Солить, что ли? Поэтому я и пустил в «однушку» Серого с супружницей, которая наотрез отказывалась жить в семье мужа, где ее за человека не считали, и молодой ячейке общества приходилось ютиться по съемным углам. Пустил, и даже денег с них не беру, потому что не по-христиански это — с друзей денежку взимать почем зря. Вот такой я молодец. Главное, чтобы за коммуналку платили, да и ладно. Еще Петруччо присматривает за второй моей квартирой, когда меня нет в городе, а это случается довольно часто, посему никто ни на кого не в обиде.

— Привет, Слав, — расплывается в улыбке Катерина, открыв мне дверь и пропуская внутрь жилища. — Проходи, раздевайся!

— Здорово, Кать! Сразу предупреждаю — я вас стеснять не собирался. Это все Серый, если че...

— Да брось!.. Кого ты стеснить-то можешь в собственном доме? — смеется женщина и в шутку хлещет меня по плечу ладошкой. — Это мы тебя стесняем. Раздевайся, проходи, не стой на пороге...

Эти двое всегда немного смущаются, что им приходится жить, по сути, на птичьих правах, а Серега изо всех сил стремится переломить сложившуюся ситуацию, но пока у него ничего не получается. Друг мой чувствует вполне понятное неудобство из-за всей этой ситуации, поэтому он частенько зазывает меня в гости, стремясь напоить от души. Считает себя обязанным, хоть я ни разу и не дал ему повода так думать. Но, видимо, в Сереге говорит что-то бессознательное... Обычно я отказываюсь от столь щедрых предложений, но сегодня вот дал слабину, и теперь сижу за барной стойкой, отделяющей кухню от зала, и наблюдаю, как у плиты копошится миниатюрная женская фигурка.

— Кать, может тебе помочь чем-нибудь? — спрашиваю я, не желая сидеть, сложа руки, пока чужая супруга наколдовывает жратву, испускающую приятные ароматы.

— Да чем ты мне поможешь? Отдыхай, — оглянувшись, она бросает через плечо короткий лукавый взгляд и снова отворачивается, занятая делом. — Расскажи лучше, как там работа твоя? Где был? Далеко?

— Да не особо. Улан-Удэ...

— А едешь куда?

— На север. В Братск, потом в Бодайбо.

— Бодайбо — это там, где золото добывают?

— Ага.

— А там холодно?

— Ваще трындец. Зимой плюнешь, а плевок, пока до земли летит — в ледышку превращается.

— Бр-р-р!

— Не то слово. А знаешь, почему там мужики малую нужду справлять на улицу только по двое ходят?

— Почему?

— Ну так пока один ссыт, второй палкой струйку отколачивает.

— Фу! Славка! — краснеет по-девичьи Катька. — Иди лучше руки мой. Ну тебя!

И действительно. Сейчас-то ведь лето... Чего-то я не того... Да и бородатые шутки не очень красят настоящего мачо, поэтому пойду-ка лучше умоюсь, а то глаз не могу оторвать от Катюхиной задницы, скрытой от моего пытливого взгляда лишь тонкой тканью легкого синего платья. А это большой грех.

Петруччо прилетел не через два часа, как обещал, а уже через час. Припер бухло, которое для меня сегодня под запретом, так как завтра вечером встреча с людьми, не любящими несерьезного отношения к делу. По меньшей мере, не поймут. Поэтому я опрокинул лишь пару-тройку рюмок обжигающего напитка, а все остальное, не щадя здоровья, вливает в себя Серый, весело галдя и размахивая руками. Катерина сидит рядом с мужем, изредка стреляя глазами то в него, то в меня, и иногда пытается вставить веское слово в сбивчивые речи раскрасневшегося супруга. Я смотрю на них и немного завидую старому другу: Катюха принадлежит именно к тому типу женщин, которые предназначены для домашнего уюта. Такие, как она, берегут семейный очаг и обеспечивают мужу крепкий тыл. Такие, как она, умеют себя вести в обществе и не переступают красных линий. Такие, как она, кажутся, почти идеальными... Но так не бывает. Подвох просто обязан быть.

***

Серый храпит на двуспальной кровати уже час, а я все это время кручусь на раскладном диване, как уж на сковородке, и проклинаю себя за то, что согласился погостить у Петрухиных. Сколько раз себе говорил: делай так, как надо именно тебе! Но нет... Повелся. Теперь и лежать не удобно, и дышать нечем, и чужое постельное белье словно грубая мешковина — трет и давит. Зато Серега храпака дает — обзавидуешься. Катьки только не слышно... Когда я уже улегся на выделенное мне место на диване, расположенном в паре метров от супружеской койки Петрухиных, она мышью шмыгнула в кровать и спряталась под одеялом. Только ночнушка мелькнула. С тех пор ее не видно и не слышно.

Поворочавшись еще минут пять, хотел было уже встать покурить, как вдруг услышал раздающиеся со стороны супругов странные звуки, какое-то слабое шебуршение. Глаза еще час назад благополучно привыкли к темноте, поэтому я отчетливо вижу, что одеяло, под которое юркнула Катерина, сейчас откинуто в сторону, посему голые женские ягодицы ничем не прикрыты — та самая ночнушка бесстыдно задралась на пояс. Но интересно даже не это. Интересно то, что Катька молча копошится, производя какие-то манипуляции со спящим мужем. Какие именно — не разобрать, но это не мешает моему члену наливаться кровью от одной мысли, что прямо сейчас, всего в паре метров, происходит непотребство. То, что это именно непотребство — сомнений нет. Уж слишком ритмично трясется белая Катюхина попа, отражая от своей поверхности тусклый свет уличного электрического фонаря. Чего она там делает? Дрочит, что ли, мужнин пистон? Похоже на то...

Притаился, и продолжаю наблюдать. Сна-то все равно ни в одном глазу. Тем более, что в непосредственной близости события не стоят на месте, а имеют развитие. Серега со сна и спьяну мычит нечленораздельно, и пытается откинуть руку жены от себя. Ему, видать, сейчас не до утех, однако Катька проявляет настырность, и кроватная возня усиливается. Что там именно происходит — не вижу, но ясно одно: Катерина хочет добиться от мужа исполнения супружеских обязанностей. Что это на нее нашло? Она что, забыла, что рядом я? Я, конечно, друг семьи, но не настолько ведь... Вроде и выпила-то немного, а глянь-ка, чего вытворяет — уже и ногу на Серегу закинула, демонстрируя мне всю красоту своей пятой точки.

Но Серый — кремень. Не поддается. Отмахивается от жены и бухтит чего-то под нос. Он ведь накидался неплохо сегодня, что он там сможет-то?.. Короче, все Катькины попытки сексуально пристать отражаются молниеносно и решительно. А у меня уже болт дымится от видов небольшой, но симпатичной попки, неистово шевелящейся на отдалении. Передернуть бы хоть, да как-то неудобно... Вдруг услышит?

От дальнейших событий я вообще выпадаю в осадок и не знаю как реагировать, потому что Катерина вдруг сползает со своего места и прямым ходом движется в мою сторону. Вот это поворот! Спалила, что подглядываю? Как? На жопе ведь глаз не бывает... Ну, то есть, один имеется, но он ведь не зрячий! Он слеп как Ванга! «Как реагировать-то? Че делать?» — соображаю лихорадочно, но Катя все решает сама: она настырно толкает мое тельце руками, чтобы высвободить себе место. Двигаюсь, растопырив глаза от удивления, а Серегина жена, как ни в чем ни бывало, ложится рядом и без колебаний лезет шаловливой ладошкой прямо мне в трусы! Достает оттуда уже готовый к работе член и принимается дрочить. Но движения ее какие-то механические... И совсем не отдают нежностью.

Вот те раз... Вот это барышня... Идет к цели прямым ходом и никуда не сворачивает: не даст муж, возьмет у другого. Вот тебе и подвох, о коем я думал вечером. Шлюха, не иначе! Но мне-то что делать?! Положение хуже губернаторского — рядом дрыхнет лучший друг, а я лежу с его женой и кайфую от суходрочки, как последний уебан. Скинуть, что ли, развратницу на пол? Но не хочется... Уж слишком ладонь у дрочуньи мягкая. Плюнула бы она еще на нее, так и вообще был бы кайф...

Катька прижимается своей грудью к моей и в свете фонаря мелькает ее лицо. Я смотрю на нее и понимаю, что глаза-то ее закрыты! Она чего, спит, что ли?! Лунатичка? Или психичка? Может, мне уйти, пока не поздно?.. Но Катюха, будто прочитав мои мысли ускоряется.

— Кать, ты чего?! — шепчу возмущенно, но Катюха ответа не дает. Че, правда спит, что ли?! Во дела... Первый раз с таким сталкиваюсь...

Женщина продолжает наяривать в бесперебойном режиме, удобно расположившись щекой у меня на груди. Спит она или нет, но я обнимаю ее и окончательно понимаю, что никуда не уйду, пока начатое не будет доведено до конца, тем паче, что осталось недолго. В мозгах у меня шарики заходят за ролики, и я бессознательно давлю на голову Катерине, стараясь заставить ее взять раскочегаренный донельзя член в рот. Но ничего не выходит: спящая красавица не поддается грубой силе, проявляя ненужную стойкость. Она настолько яростно теребонькает, что я не выдерживаю, и с громким стоном, под смачный Серегин храп, пускаю такую струю спермы вверх, что рискую пробить натяжной потолок. Все это безобразие, по законам физики, летит обратно на нас с Катькой, но нежданная любовница не отчаивается, а принимается растирать это хозяйство по моему животу.

«Да хрена ль ты делаешь-то, дура?!» — возмущенно думаю я и пытаюсь оттолкнуть настырную женскую руку, но тщетно. А мадам тем временем снова теребит мое причинное место, которое, как по команде, приобретает твердость. Стойкий оловянный солдатик... Просто очень уж ситуация нестандартная... Наверное, поэтому я и вынослив безмерно.

— Кать, — толкаю я женщину. — Катюха!

Молчит. Молчит и дрочит. Что ты будешь делать?.. «Ну, раз так, то ты у меня сейчас получишь!..» — решаю я и, сделав всего одно тактически верное движение, подминаю Катерину под себя, нависая сверху, как коршун. Вглядываюсь в лицо, стараясь разглядеть, спит она все-таки или притворяется, но понять ничего не могу — темно, ни черта не видно. Вроде глаза и приоткрыты, но она какая-то странная... Будто робот какой... Да и хрен бы с ней, сама начала! А теперь уже меня не остановить... Эх, Серый, прости своего бывшего друга! Зря я сюда приперся, конечно...

Боевой товарищ рвется в бой, а Катерина не проявляет агрессии, наоборот — раздвигает ноги, позволяя мне удобнее устроиться для неминуемого. В последний раз оглядываюсь на храпящего по соседству Петруччо, однако соблазн в виде Катьки, тихо сопящей подо мной, велик, и я прижимаюсь головкой к промежности. Залупа упирается в мокрый, побритый, колючий лобок. Приходится помочь рукой, чтобы попасть туда, куда нужно... Секунда, и член начинает погружаться во влажную щель, раздвигая скользкие стенки влагалища. Еще секунда, и он полностью внутри чужой жены, а точка невозврата пройдена. Сожалений пока нет. Они будут потом. А сейчас...

Долблю Катьку, сходя с ума от пикантной ситуации. Стараюсь действовать как можно тише, но все равно ведь все слышно...Шлеп-шлеп-шлеп, чавк-чавк-чавк! Если бы Серый не нажрался, как свинья, то давно поймал бы меня за жопу. Пот бежит ручьем по лбу и спине, а я двигаю бедрами, не мухлюя. Ствол засасывает хлюпающее влагалище, которое как-то слишком расширилось, но я не болтаюсь в нем как соломинка в стакане. Вполне себе тесно. И сносно. Пребывая в позе, которую принято называть миссионерской, прекрасно вижу Катькино лицо — оно пугающе спокойно. Только дыхание участилось. Она не стонет и не мычит, а просто при каждом толчке резко выдыхает мне в лицо. Только сейчас я полностью убедился, что она на самом деле не соображала, что делает, когда нырнула ко мне под бочок... От этого становится неприятно десятикратно. Однако теперь уже поздно пить боржоми, когда еще пару минут — и оргазм.

Вдруг чувствую, как Катерина напрягается подо мной и дышит громче. Снова паникую — а вдруг проснется?! Но опасения не оправдываются — Катька просто начинает кончать. Прямо так, во сне. Мышцы влагалища сокращаются, ноги крепко обхватывают мои бедра, а тело ее трясет несколько секунд в каких-то одной ей известных конвульсиях. Я не выдерживаю, и даже забыв вынуть хрен из Серегиной супруги, принимаюсь заливать ее внутренности семенем, которого, хоть уже и не так много, как в первый раз, но все же приличное количество.

Сползаю с женщины и откидываюсь на диване. Дышу, как после бега. Весь мокрый, словно псина, вылезшая из воды. Фух, мля!.. Вот это да!.. Ну и мразь же я... Катька вдруг снова прижимается ко мне всем телом и кладет голову на грудь. Ну писец... Идиллия. А Серый все храпит со свистом. Заткнулся бы уже хоть, что ли...

***

Решив не дожидаться, пока чудное семейство проснется, я натягиваю носки, впрыгиваю в штаны, накидываю майку-алкоголичку и собираюсь делать ноги из собственной же квартиры, не дожидаясь утра. На фиг... Не хочу. Не знаю, как Серому в глаза смотреть... В пизду! Все потом, а щас — на лыжи.

Беру на руки Катюху и перетаскиваю ее на супружескую койку. Если че, то она тут и лежала. А я ни при чем. Вообще без понятия, что случилось! Не смог уснуть и уехал! Пора мне! На поезд опаздываю! Укрываю Катерину одеялом, напоследок окидываю темную комнату зорким взглядом и лечу в коридор. Впрыгиваю в говнодавы, накидываю джинсуху, хватаю сумку и выскальзываю за дверь.

Выскочив на улицу и вдохнув прохладный ночной воздух, еще раз прихожу к неутешительному выводу: я — мразь. «Если друг оказался вдруг...» Правильно люди говорят: таких друзей — за хер, да в музей. А еще говорят, что с такими друзьями и враги не нужны. Что тут скажешь... Правильно люди говорят... Зря не скажут.