— Ну и чего ты нюни разводишь, будто конец света произошел? — я ласково щелкнул по носу сестру, которая удобно расположила свою голову у меня на коленях.

— Ничего я не развожу... — шмыгнула Снежана раскрасневшимся «пятачком».

— А это что? — провел я тыльной стороной ладони по ее щеке, смазывая остатки слез, которые еще не успели засохнуть. — Хорош уже. Трагедия прям... Ну хочешь, я завтра поймаю твоего Васиссуалия и натяну ему глаз на жопу?

— Не хочу, — надула губы сестра. Ее пышные русые волосы, которые обычно собраны на затылке в хвост, сейчас были разбросаны по моим коленям. Непослушная светлая челка прилипла ко лбу. Светло-зеленые большие глаза снова усиленно заморгали, собираясь пустить новую порцию горьких слез.

— Ну все, хорош, — вынес я вердикт, закрепив его еще одним щелчком по Снежанкиному носу. — Нечего слезы лить, утонем тут с тобой на фиг. Хрен бы с ним, с этим Васькой... Дятел он. Забудь.

Снежана старше меня на два года, и сейчас, в свои двадцать семь, она совершенно не приспособлена к самостоятельной жизни. Моя сеструха — натура ветренная, но ветренная не в общепринятом смысле этого слова. Ветренная она от фразы «ветер в голове», хотя уже давно пора бы взяться за ум. Как-никак, а на горизонте уже тридцатник маячит, приветственно взмахивая ручкой. А вот поди ж ты, взяла и втюрилась в этого дебила, как девочка... Ладно бы там еще Адриано Челентано был, а то ведь пидор пидором этот Васиссуалий. Видел его пару-тройку раз, так чуть не прослезился — похож на какого-то обсоса. Худой, как смерть, рожа дебильная, и ростом метр с кепкой. Да и то — в прыжке с табуретки. В общем, беда... Любовь, видимо, и на самом деле — сучка злая.

Зато Снежанка... Ну лебедь ведь, а не девчонка: высокая, стройная, где надо — выпуклая, где надо — подтянутая. Все при ней. Кое-где даже с излишком, но этот излишек не портит общей картины, и является скорее достоинством, чем недостатком. Это я о попе, если что. Зад у Снежки большеват, что не на шутку печалит ее с самой юности. Но, опять же, — все это дело вкуса. Западные знаменитости, наоборот, себе в ягодицы всякую хренотень пихают, чтобы жопа и бедра были, а тут — свое, родное...

— Вам легко говорить — «хрен бы с ним», «дятел», «забудь»...

— Кому это «вам»?

— Тебе и Ирке...

Ирка — Снежкина подруга, у которой я сегодня и забрал эту плакальщицу о разбившейся любви. Куда еще кинуться за моральной помощью, как не к лучшей подружке? Только все равно в итоге Снежана позвонила мне. Приняв этот судьбоносный звонок, я и узнал, что сеструха разошлась со своим Васькой. Вернее, это как раз Васька с ней разошелся. Сказал, что любовь прошла, а помидоры сгнили, и попросил бывшую пассию освободить жилплощадь. Выгнал, то есть. С тех пор Снежка в трауре. А у меня наоборот — праздник. Никогда мне не нравился этот черт. А Снежка нравилась всегда... Поэтому я бросил все, наврал своей Светке, что в ближайшие пару дней буду слишком занят, чтобы с ней встретиться, и, влекомый почти родственными чувствами, рванул на хату к Ирине, где отпаивалась валидолом Снежана.

— Пойдем, покурим? — сестра вскинула на меня красивые, немного припухшие, зеленые глаза.

— Ну, пойдем...

Когда Снежана встала, я скользнул взглядом по ее ногам и бедрам, скрытым под предательскими синими джинсами. Тут же всплыли воспоминания о тех временах, когда я свободно мог касаться этих ног. Да и не только ног... Резко мотнул головой, отгоняя назойливые мысли, которые сейчас были совершенно не к месту. Наверное... Или к месту?

Мы вышли на лоджию, молча закурили. На улице было тепло. Тепло, конечно же, по сибирским меркам — что-то в районе нуля градусов. Для первых чисел апреля вполне себе Африка. Но шел крупный снег. Он ложился белым одеялом на газоны, на крыши домов и припаркованных во дворе автомобилей, таял на асфальтовом покрытии. В голове всплыли строчки из песни Цоя, на творчество которого я плотно подсел в последние пару лет. «А снег идет стеной, а снег идет весь день, а за той стеной стоит апрель». Однако это не та песня, которая может вселить оптимизм и надежды на светлое будущее, поэтому я снова мотнул головой, стараясь вытрясти из нее хмурые настроения, передающиеся мне по беспроводному соединению от сестры. Ей-богу, еще чуть-чуть, и я тоже зарыдаю.

— Как у тебя со Светкой? — спросила Снежана, задумчиво раздувая уголек сигареты.

— Нормально, — односложно ответил я, не желая вдаваться в подробности своих отношений с девушкой, которую не люблю.

Еще помолчали. Внизу, во дворе, два уличных пса увлеченно тянули из мусорного бачка большой черный пакет. Понаблюдав за их слаженными действиями, я позвал вполголоса:

— Снежан...

— Что?

— Может и к лучшему, что у тебя все так вот произошло?

— Перестань.

— Ну а чего?.. На хер тебе сдался этот Васька?

— Он мне на хер не сдавался. У меня и хера-то нет...

— Ну ты ведь поняла меня...

— Ой, заткнись... Я знаю, к чему ты клонишь.

— Я ни к чему не клоню... Просто говорю, что рад тому, что произошло...

Снежана покрутила окурок в пальцах, затем раздавила его в пепельнице, которую мы прихватили с собой, посмотрела на меня долгим взглядом.

— Ты идиот, — констатировала она, оторвалась от перил и направилась в квартиру, сгорбив спину так, будто на плечах у нее висел центнер живого веса.

«Может быть и так», — рассудил я, провожая ее взглядом, концентрируя особое внимание на круглой попе. Увидев, как плотно сжатые джинсами аппетитные ягодицы переливаются при ходьбе, я почувствовал волнение в груди и напряжение в штанах. Прошел год, как мы с сестрой старались не контактировать без особой нужды, но эпизоды прошлой жизни не так-то просто выдавить из памяти. Эпизоды эти — неправильные, но они — лучшее, что когда-либо случалось со мной. Надеюсь, что и с ней тоже... Эпизоды эти настырно лезут в первые ряды сознания, не считаясь ни с логикой, ни со здравым смыслом.

Я докуривал сигарету, смотрел, как внизу собаки дербанят цепкими челюстями добычу, — черный мусорный пакет, — и чувствовал, что размеренный изначально стук сердца в груди сейчас набирает обороты. Так происходит всегда, когда передо мной встает трудный выбор. Хотя, выбор не так и сложен... Варианта два: броситься за Снежкой, откинув сомнения и в очередной раз сломив запреты, или же остаться докуривать слишком горькую сигарету, продолжая делать вид, что все хорошо. Но хорошо далеко не все... Мда... В принципе, что тут решать? Давно все решено. К черту все эти преграды!

Подорвался с балкона, пнув ногой и без того распахнутую дверь, и бросился за сестрой. Настиг ее в кухне и дернул за руку, разворачивая к себе лицом. Она смотрела без какого-либо удивления. Да и чему удивляться? Все к тому и шло. Я прижал к себе хрупкое тело и зарылся лицом в пахнущие лавандой волосы.

— А ты уверен? — спросила она как-то излишне серьезно.

— Уверен, — ответил я, тоже не собираясь шутить, и сразу почувствовал ее руки на спине. Ответное объятие — желанный зеленый свет моим действиям. Целый год горел красный...

Мы целовались, как бешенные. Настойчивый Снежкин язык гулял у меня во рту, будто у себя дома. Впрочем, не отставал и мой... Мои ладони наконец получили безлимитный доступ к желанным полушариям. Тактильный контакт приносил почти физическое удовольствие. Так бывает, когда в руках та, которую не то, что любишь, а почти боготворишь. Правда, такое бывает редко и не у всех... Мне вот повезло. Руки сестры также вспоминали былое. Она даже не гладила мои спину и задницу, а сжимала, что было сил. Хватка Снежаны стала еще грубее, а губы напряглись и стали твердыми, как камень, когда я сунул ладонь ей в промежность.

— Бля... Все, скорее!.. Не могу... — простонала она мне в рот и, развернувшись спиной, принялась дергать пуговицу на своих джинсах.

Пять секунд, и я уже тяну ее штаны вниз по округлым бедрам. Получается с трудом, но справляюсь. Черные трусы скатываются вместе с джинсами, и пред моим взором предстает поистине завораживающая картина: две большие сдобные булочки, между которыми стыдливо прячется колечко ануса, похожее на звездочку. А если проследить взглядом ниже, то можно увидеть уже влажные половые губы, напоминающие персик. Течь Снежка, видимо, начала уже давно.

Я уставился на задницу сестры, как завороженный, будто ни разу до этого не видел, стараясь отпечатать эту картину в памяти, но Снежана терпеть была уже не в состоянии:

— Ну же!.. Не тормози, Макс!

Впечатал физиономию в запретную ложбину, носом уткнулся в сфинктер, языком раздвинул слипшиеся губы. Снежка сильнее прогнулась в спине, упав грудью на обеденный стол, и выставила мне навстречу зад. Однако вылизывать ее сейчас настроения никакого — в штанах разгорался пожар, угрожая спалить все вокруг к чертовой матери. Я вскочил на ноги, лихорадочно дернул за «собачку», расстегивая ширинку, и вытянул на божий свет раздутое от впечатлений мужское достоинство.

Принялся резко гонять член внутри родной сестры, раздражая приветливые стенки влагалища, под ее страстное дыхание и тревожное брякание тарелок на столе. Видать, тарелки не одобряли то, что происходило на их глазах, но кто бы их спрашивал... Шлепаясь о мягкие ягодицы, забыл обо всем на свете: о проблемах, заботах, и, главное, о Светке, с которой я имею отнюдь не платоническую связь. Дело у нас чуть не дошло до свадьбы... И дошло бы, если б я не воспротивился. Она-то давно готова... Но на кой черт мне сейчас сдалась Светка? Нашел, о ком вспомнить... Передо мной сейчас другая. Эта другая лежит на столе, схватившись руками за его края, джинсы ее спущены вместе с трусами до колен, она тихонько подвывает и старается подмахимать навстречу резким толчкам. Я крепко держу Снежку за бедра и с силой тяну ее на себя при поступательных ударах. В голове нет мыслей. Одни междометия. То, что раком передо стоит мной именно родная сестра, будоражит больше всего. Сама мысль об этом, хоть и греховна, но сладостна. Ну сестра, и что? Не женщина, что ли?

Чувствую, что скоро кончу... Не хотелось бы отстреляться раньше времени, но год без доступа к щелке сестры делает свое дело.

— Ты скоро? — сбивчиво спросил я ее, прекрасно понимая, что такие вопросы во время траха задают только кретины.

Снежка не ответила, а только громче замычала. Значит скоро. Уже почти кончает! Я это точно знаю. Надо подсобраться и довести дело до финала с блеском. Увеличиваю темп долбежки, надеясь на то, что не брызну раньше времени.

— А-ай! — резко вскрикнула сестра. Дернулась пару раз и перестала подмахивать.

Плохо соображая, я накачивал ее влагалище, мышцы которого принялись беспорядочно сокращаться, чем добили меня окончательно. Заревев, как раненный медведь, я плотнее вжал себя в Снежану и пустил в ее нутро первую порцию спермы. Затем вторую, потом третью, а дальше уже сбился со счета... Впечатавшись бедрами в сестринские ягодицы, я прижался к ним в последний раз за этот сеанс половой связи. Наклонился над ней, поцеловал ее почему-то в лопатку и вытянул мокрый и скользкий ствол наружу из сладких застенков, надеясь, что Снежка не забыла, что такое контрацепция.

— Эй, Снежан, — позвал я тихонько сестру, продолжавшую лежать на столешнице.

— А? — спросила она.

— Ну... ты как? — я сегодня рекордсмен по уровню тупизны вопросов.

— Ноги не держат, — ответила Снежана. — Боюсь вставать на них...

— Ну так я это... — засуетился я, заправляя болт в штаны. — Щас помогу...

— Ну помоги, — усмехнулась сестра. — Помощник...