3 часть

Уже у самого митрохинского жилья, Полина разделила тревогу подруги и посочувствовала Насте.

– С Павлом Николаевичем, понятное дело, не мёд, но уж, как возьмёт в оборот, забудешь на каком ты небе. Петька, поди, в него, разве что, помягче с бабой, а со временем, так и папеньку своего переплюнет. Практика у мальчонки с сестрой и мамкой регулярная и безотказная. Одно слово – Петя-петушок. Что утром начнёт, то к ночи закончит. Тебя, поди, с утра потоптал основательно в подсобке. Не таращи глазки, стена в подсобке с кухней общая, в две дощечки, а я, как по радио ваш спектакль слышала. Так, что без этих витаминов нам здесь не обойтись, всё одно накормят, уроды, а то и в попу затолкают, для них это в кайф, бабе очко наладить к своим удовольствиям. Сама ведь слышала, как Кузьминична советовала не артачиться, не они, так в общаге мужики сообразят. У меня пара тюбиков вазелина есть, один для тебя. Ну, чего обмерла, от этого не умирают. Я эту «радость» со своим бывшим опробовала, считай, со второго дня оприходовал, мерзавец, конечно, послала впопыхах, потом жалела. Скажу только, если заранее позаботиться о себе, так и не на много хуже, чем в рот затолкают. Ничего, наши благодетели нас подготовят для общего пользования, – криво усмехнулась Полина и поднялась на крыльцо избы.

Павел Николаевич с Петькой, сидя за столом играли в карты, потягивая из стаканов водку, выданную Татьяной из заначки, на случай семейного застолья.

Настя смущённо присела на свободный стул, с надеждой, что Петька посадит её к себе на колени, как вчера, но Полина, на правах законной партнёрши сегодняшней ночи, опустилась на колени парня, прильнув к его груди. В коридоре послышались шаги и в дверях нарисовалась физиономия Кудряшова Женьки, сменного мастера участка.

– Павел Николаевич, а я к Вам на огонёк, не прогоните? – Проходя под низкой притолокой дверного проёма, поприветствовал хозяина Женька.

– Заходи коли пришёл, чего шатаешься по ночам, людям спать не даёшь? – Хмуро зыркнул на гостя Митрохин, опрокидывая в рот остатки водки из гранённого стакана.

– Так я не пустой, – доставая из кармана бутылку мутной браги, заверил, ухмыляясь Кудряшов, кося глазом на Настю.

Глаза Павла Николаевича потеплели и ухватив бутылку принесённой браги, разлил её по стаканам своих гостей. Но Полина и Настя не притронулись к Женькиному пойлу и мужики охотно выпили за них. В рассуждениях и хмельной болтовне о жизненных перипетиях, брага была выпита и в конец опьяневший хозяин был сопровождён на свою койку, где почил праведным сном усталого труженика до самого утра.

Полина, подхватив Петьку, увела его на кровать, где раздела и уложила под одеяло. Скинув с себя юбку и кофту, Полинка улеглась рядом, тесно привалившись к нему, запустив руку под одеяло, пытаясь реанимировать безжизненный орган парня.

Женька, оглядев комнату, выбрал свободную койку Татьяны, ухватил за руку Настю и потащил её за штору, дыша перегаром в лицо девушке.

– Не брыкайся, курва. Сама разденешься или тебе помочь?

Толкнув Настёну на кровать, мужик навалился на девушку, рванул на ней ворот рубашки, жадно поймал ртом обнажённую грудь, сжав зубами мягкий сосок. Настя взвизгнула от боли, вцепившись в лохмы Кудряшова, оторвав от себя мерзкую рожу Женьки, но тут же её губы попали в плен распахнутого рта мужика. Задыхаясь от беспомощности и боли, Настя дёргалась под грузной тушей насильника, ощущая, как силы покидают её слабеющее тело, как юбка задирается к бёдрам...

* * *

– Настя, Насть, вставай, на работу пора.

Полина трясла за голое плечо свою подругу, вглядываясь в бессмысленные глаза Насти. Расхристанный вид девчонки несколько удивил Полину. Пятна от засосов на шее подруги, сухие блестящие глаза говорили о бессонной ночи, проведённой в объятиях мужика, лежащего рядом, уткнувшись в плечо Настёны, похрапывая смрадным дыханием. Поперхнувшись, Кудряшов закашлялся, положив ладонь на грудь девушки, сжимая её, мутными глазами вглядываясь в отрешённое лицо ночной любовницы.

– Слышь, там что-нибудь осталось? – хриплым голосом пробасил Кудряшов, пихнув в плечо Настю.

– Вчера всё вылакали... – отозвалась бесцветным голосом Настёна, не поворачивая головы.

Мужчина повернул лицо Насти к себе и властно поцеловал девушку в разбитую губу, заставив её застонать от боли.

– Ничего, сучка, потерпишь. Сегодня в общагу придёшь ко мне. Ты мне понравилась. Ты слышала?

– Приду... – вяло ответила Настя, сев на постели, заправляя грудь в спущенный лифчик и застёгивая порванную рубашку.

Встав с койки, держась за спинку кровати, она надела трусы, одёрнула на бёдрах юбку, подтянула чулки и покачиваясь пошла к дверям.

– Поля, я ушла, – проходя мимо занавески, где одевалась подруга, окликнула Настя.

Когда Полина наклонилась к умывальнику, чтобы умыться, вдруг почувствовала как чьи-то руки забросили юбку ей на спину и потянули трусы книзу.

– Петька, нашёл время девку трахать, мне твоя мать голову оторвёт, смеясь пригрозила девушка, пытаясь стряхнуть с себя руки любовника. Но эти руки приподняли Полинку и понесли за занавеску, на кровать Татьяны. Девушка в недоумении оглянулась и уткнулась лицом к лицу с их ночным гостем.

– Заткнись, от тебя не убудет, лежи молча, а то всю рожу распишу, – прошипел Кудряшов, навалившись на крупное тело Полины. Девушка послушно умолкла и сунув руки под юбку попыталась стянуть с себя трусы, но Женька вдруг остановил её и сев на грудь девушки достал член, ткнув им в рот Полины.

– Соси, тварь.

Через полчаса Полинка спешила по тропке к столовой, сплёвывая на ходу солоноватую слюну. Это был уже второй минет за ночь. Первый она сделала Петьке, когда он на ватных ногах еле добрался, с помощью Полины, до своей койки. Второй, её принудил сделать Кудряшов, насаживая голову на постепенно твердеющий член, проникающий всё глубже в горло молодой женщины. В момент его оргазма Полина не могла отвернуться и была вынуждена принять в себя остатки ночной спермы мерзавца.

* * *

Пелагея Кузьминична мельком взглянув на вошедшую в кухню Настю, недоумённо выпрямилась и слова укора замерли у неё на губах.

– Кто? – Проронила она, не отводя глаз от девчонки, подавая ей белый халат. Стянув с головы свою косынку, она повязала её на шею Насти, прикрыв бурые пятна засосов у неё на шее, – чья работа, спрашиваю.

– Сменный мастер – тихим голосом произнесла Настя, пряча концы платка под отвороты халата.

– А Пашка что же? – Продолжала допрос Пелагея Кузьминична, уперев кулаки в бока, он чего, старый хрен делал?

– Спал, они с Петей выпили самогон и заснули.

– А эта сволочь сильничала вас обеих что ли?

– Нет, меня одну, – привалившись к стене, пряча глаза, созналась Настя.

– Где Полинка, с ним?

– Когда уходила, она собиралась...

– Значит с ним... – грязно выругавшись, заключила Кузьминична.

– Дверь отворилась и в кухню вошла Полина, в наспех накинутой брезентовке.

– Что и тебе досталось, девонька? – сочувственно оглядывая сутулившуюся фигуру молодой поварихи, спросила заведующая.

– А кавалер твой, поди, дрыхнет, паразит? С завтраком подождут, не передохнут. Присмотрите за плитой и ждать меня, я скоренько, а пока в душ на помывку.

Пелагея Кузьминична, стащив с себя белый халат, скрылась за дверью.

Барак просыпался, в углу на свободной койке нежилась в теплых объятиях практиканта Сеньки Колпина, Татьяна, заботливо прикрытая им одеялом, когда дверь распахнулась и на пороге возникла Кузьминична с перекошенным от гнева лицом.

– Разговор у меня к вам будет, сучьи выродки. А ну припомните наш уговор, когда у вас проблемы со стояком начались. На каких условиях мы с дочкой пошли вам на встречу? Забыли?

– Чего ты, Пелагея Кузьминична, взъярилась, случилось что? – Привстал с койки пожилой бригадир Стахов.

– А то бы я припёрлась сюда, под ваш стояк, с утра пораньше. Ну, так вспомнили или мне напомнить вам, выблядки.

– Ну был уговор, что по взаимности и без насилия, так мы не нарушали его, – сурово оглядывая присутствующих подтвердил Роман Николаевич.

– А с нашей стороны, был когда отказ кому?

– Ну, когда по женским делам, а так ни разу, – согласился Стахов.

– С практикантками уговор был? Согласие их было?

– Да разве без твоего разрешения, Пелагея Кузьминична, мы бы нарушили уговор? Да ни в жисть...

Но осекшись на полуслове, Стахов повёл глазами по лицам присутствующих, – или нарушили? Кто!?

– А кого здесь нет? – Переведя взгляд на пустующую койку Кудряшова, спросила Кузьминична.

Роман Николаевич кивнул, глядя в глаза заведующей и примирительно заверил.

– Кого из них?

– Обеих. Моих мужиков напоил и надругался над девчонками. Значит, пока не разберётесь с ним, к нам с Танькой и близко не подходите.

– Разберёмся, Пелагея Кузьминична, будь спокойна. Где он сейчас?

– Полчаса назад был у нас дома. Татьяна, пошли отсюда, пусть разбираются, но его здесь, чтобы не было, это в ваших интересах.

Женщины вышли из общаги и направились к столовке.

Оставшиеся в бараке мужики, проводив взглядом вышедших за дверь Митрохиных, переглянулись между собой и Стахов подозвал к себе практикантов.

– Студенцы, дуйте в столовку и организуйте нам завтрак на бригаду. То, что Пелагея Кузьминична заходила сюда... вы не видели или видели?

– Мы в сортире были, стало быть не видели... – уточнили пацаны и опрометью выскочили за дверь.

– Ну, что мужики, у него два направления, до ближайшего населённого пункта, вёрст сто по лесам, или в сторону болот.

– А не захочет? Шум поднимет...

– А мы ему поможем сделать правильный и нужный нам выбор.

– И какой?

– Самый короткий и надёжный – на топи.

За дверью раздался тяжёлый топот сапог, в комнату ввалился Кудряшов и ухватившись за косяк двери, широко улыбаясь золотой фиксой, поинтересовался:

– Бичи, вы жрать идёте? Между прочим, там две такие девахи нарисовались... обкончаешься!

– Мели Емеля – твоя неделя, – пробурчал под нос Стахов, исподлобья взглянув на Женьку.

После обеда, Пелагея Кузьминична, отправила Настёну домой, отлежаться до ужина и захватить с собой на обратном пути грязное постельное бельё. Уже подходя к избе, на тропинке, как из-под земли возникла фигура Женьки. Девушка испугано замерла глядя на Кудряшова, но идти дальше не могла, ноги как будто приросли к земле. Мужчина, оглянувшись по сторонам не спеша приблизился к Насте и взяв её за руку, повёл девушку за собой в противоположную сторону от леса, в лощину, заросшую редким кустарником, среди виднеющихся промоин с грязной болотистой ряской на поверхности. Чем дальше они уходили, тем меньше виднелось жильё Митрохиных, покуда крыша, а вслед за ней печная труба не скрылись из виду, Женька остановился и выбрав место возле молодой осины с высокой травой, у одной из промоин, присел на старый, трухлявый пенёк и достал из кармана брюк сигареты. Скинув с себя дождевик с капюшоном, он кинул его к ногам Насти.

– Чего смотришь, стели мужику постель помягче, – наслаждаясь своей властью над молодой женщиной, произнёс он, затягиваясь дымом сигареты – и скидывай шмотьё с себя.

Настёна расстелила плащ на траву и молча, стала раздеваться, сбрасывая бельё рядом на дождевик. Раздевшись, она опустилась на согнутые колени, обхватив себя руками, глядя перед собой пустым, равнодушным взором. Женька подошёл к ней и выпустив из штанов набрякшую головку члена, помяв в кулаке, поднёс её ко рту Насти. Девушка, подняла глаза, молча приоткрыла рот и получив толчок в затылок, пропустила головку в себя, откачнувшись, но Кудряшов вновь вернул её голову навстречу покачивающемуся члену. Давясь до судорожных спазм, со слезами на глазах, Настя руками, упершись в бёдра своего насильника, старалась смягчить проникновение возбуждённого члена Кудряшова в глубину горла. Стоя перед ним на коленях, она послушно следовала навстречу члену, взбрыкивая голенями ног о настил их ложа, мыча от проникновения ствола в глубину своей глотки.

– Ну, будет с тебя, ложись на спину. Вчера, в потёмках я не рассмотрел тебя толком, – раздвигая ей колени, поделился своими намерениями Кудряшов, – а ты ладная, – оглядывая Настю, признал для себя Женька.

– Хочешь женюсь на тебе? – оглаживая белые ляжки своей любовницы предложил Кудряшов, – моей будешь, никто на тебя не позарится если согласишься и тело у тебя чистый сахар – белое и сладкое. Ну, пойдёшь за меня?

– Зачем? И так себе не хозяйка, что под одним, что под другими, – вздрогнув, морщась от вложенного пальца в полость вагины, простонала Настя, перехватив руками широкую кисть Кудряшова.

– А ты заводная бабёнка, вёрткая, вся течёшь, как сучка под кобелём. Подумай, может под одним-то спокойнее, чем каждый день под разными. Это пока молодая, со временем охотников на тебя поубавится, а тяга к мужикам не пройдёт, вот и будешь давалкой для каждого встречного.

– Подумаю... – прерывисто вздыхая под рукой Кудряшова, простонала Настёна, расслабляя колени, – мне скоро в столовку пора, хватятся допытываться станут.

Не раздеваясь, Женька лёг на девушку и проникнув во влагалище, принялся погружать своё орудие в узкий проход до самой матки, вызывая в партнёрше громкие стоны, заглушая их грубыми поцелуями.

Когда он заполнил горячее нутро женщины вязкой спермой и встал с неё, взял рядом лежащие трусики своей любовницы, чтобы обтереться от смешанных выделений и спермы. Кудряшов, подошёл к промоине и присел, намочив их, стал замывать ослабевший член. Чуть поодаль, из глубины водоёма поднялся большой пузырь воздуха, чавкнув зеленоватой ряской, рассыпался мелкими пузырьками по поверхности трясины.

– Гиблое место, – матюгнулся мужик, глядя на тёмную гладь воды, вновь затягивающуюся зелёной ряской. Кудряшов разогнулся и вытирая руки о штаны, наткнулся на жёсткий взгляд стоящей за его спиной Насти.

– Дура, ты чего пугаешь!? – отпрянув в испуге, воскликнул Кудряшов оступившись на мокрой траве, попятился к промоине и потеряв равновесие, рухнул наотмашь в тёмную воду, скрывшую его с головой. Образовавшаяся воронка грязной воды скрыла тело Женьки, вернув на поверхность трясины, убегающую дорожку воздушных пузырей. Настя, обхватив себя руками в зябком ознобе ещё с минуту ждала, пока ряска вновь не затянула след от падения тела. Одевшись, девушка собрала в узел дождевик Кудряшова и бросила его вслед за хозяином. Топь приняла и этот подарок, жадно чавкнув вязкой жижей, утянула его в глубину черноты водоёма.

* * *

К вечеру обнаружилась пропажа Женьки Кудряшова. На ужин он не появился в столовой, не пришёл и позже в общагу, что вызвало понятное недоумение в бригаде буровиков. Заниматься поисками на ночь глядя решили не торопиться. Случись исчезновение из партии кого-либо другого, среди ночи с фонарями бы искали, а тут решили раньше завтрашнего дня шум не поднимать и начальнику партии не докладывать о пропаже сменного мастера. Стахов, заглянув на кухню, вызвал Пелагею Кузьминичну и поделился с ней новостью.

– Мы уже прикинули, как его спровадить подальше отсюда, а тут, вроде, кто помог грех на душу не взять.

– Тогда с чего бы он вдруг сгинул, Роман Николаевич?

– О наших намерениях ему не было известно, практикантов я отослал, когда решали как с ним быть. Если только, какой схрон в топях держал... – предположил Стахов.

– А что ему было скрывать, пойло своё, каким моих мужиков уложил?

– Не только. Тут до нас лесник, говорят, обитал. Дрянной мужичок, в напарники себе никого не брал, только однажды нашли его в сторожке уже, считай, при смерти лежал. Пока довезли в район, то богу душу и отдал. Потому и лагерь здесь разбили, что б с жильём не канителиться, хотя до буровой версты три будет. Когда нас сюда привезли на обустройство, Кудряшов с нами был. Пока строили бытовки, он всё больше на машине колесил до буровой. Материалы, инструменты отвозил. Полагаю, что он чего-то здесь обнаружил и под шумок на болотах припрятал. В лесу найти могли, а в топь не сунутся, побоятся.

– И что же?

– Топь – вещь коварная, оступился и нет тебя.

– И бог с ним, ежели так... давай до завтра всё оставим, как есть. Утро вечера мудренее.

Рука бригадира легла на колено Пелагеи Кузьминичны и нежно погладила его, поднимаясь к бедру женщины.

– Роман Николаевич, что тебя так разбирает? Мужиков твоих обидим за зря, – остановила бригадира Пелагея Кузьминична, – оставим на завтра эти забавы, тем более, пока ничего не ясно, да и знобит что-то, не обижайся, Роман Николаевич. Спасибо тебе, что не отказался помочь, жалко девчонок, ведь молоденькие совсем. За мной не пропадёт, ну ступай, милый.

Вернувшись на кухню, Пелагея Кузьминична наказала помощницам закончить работу и приходить в сторожку на ночлег.

– Пойду проведаю своих выпивох, – сказала заведующая, стаскивая с себя белый халат, – Татьяна, тоже не задерживайся.

Пелагея Кузьминична вышла из столовой и направилась домой, зябко кутаясь в платок от сырости, стелящейся по земле с низинных болот.

Когда Настя и Полина собрались уходить, Татьяна, пообещав скоро их догнать, взяла с полки журнал, чтобы занести расход продуктов за день. Спустя короткое время, дверь приоткрылась и в кухню заглянул Сенька Колпин, практикант, с которым она провела остаток вчерашней ночи, покуда мать не увела её утром из мужской общаги.

– Тебе чего надо, любовничек? Что бестолковый, Пелагея Кузьминична, наказывала вам утром, уже забыл?

– А чего из-за одного мудака все должны страдать? – возмущённо воскликнул Сенька.

– Слышь, страдалец? Гуляй лесом, пока мать тебя не увидела здесь.

– Пусть я лесом, а он точно гулял болотом, за что и поплатился кретин.

– Сень, чего ты ко мне прицепился, с тобой две молодых девчонки приехали, их обхаживай, а ты ко мне присосался, как клещ.

– Я собственно и не лез к тебе, сама ведь знаешь, – напомнил Сенька Колпин.

– Ты со мной лёг, только потому, что я позвала. Пожалела тебя, а то гонял бы, на пару со своим дружком Юриком, в кулачке неделю, другую.

– Может и сейчас пожалеешь? Никто не узнает, прикоснувшись к плечу Татьяны попросил Сенька.

– Не в кухне. Дверь запри и иди за мной, – сказала Татьяна, расстёгивая на ходу кофту и спуская сбоку молнию на юбке, – давай сзади, не на полу же валяться, – остановилась у стола, подняла юбку на спину и уперев руки в скамью, оглянулась на Сеньку.

Парень спустил трусы с бёдер девушки и проведя ладонью по промежности, ввёл пальцы в влажнеющую вагину любовницы.

– Сеня, не теряй время. Мать может вернуться за мной, тогда тебе и кулачок не поможет, мужики по локоть руки укоротят, – пригрозила Татьяна.

Сенька ускорил свои телодвижения и вложенный во влагалище член засновал в ускоренном темпе, толкая склонённую фигуру молодой женщины. Выпущенная на свободу грудь Татьяны раскачивалась в поступательном движении бёдер парня, вырывая страстные вздохи из груди девушки. Частые короткие всхлипывания, переходящие в сдержанные стоны, вызвали томительный оргазм у Татьяны. Колени её сжались и встречные движения промежности любовницы привели к полной разрядке у молодых людей.

Оправив на себе одежду, Татьяна поторопила парня.

– Топай, искуситель и никому ни слова, – предупредила девушка.

– Конечно, Танюша. Завтра мы увидимся также?

– Также? Ну это вряд ли. Но завтра прибудут женщины, вот с ними ты и попробуешь «также».

* * *

Поднявшись по ступенькам в избу, Пелагея Кузьминична услышала незнакомые голоса, доносившиеся из-за двери, ведущей в комнату сторожки. В недоумении, хозяйка вошла и с порога увидела гостей, сидящих за столом рядом с её супругом. Павел Николаевич беседовал с прибывшими лаборантками, придирчиво оглядывая трёх женщин, сидящих перед ним.

А вот и моя хозяйка, – повернувшись к вошедшей супруге объявил Митрохин, – Пелагея Кузьминична – заведующая всем нашим хозяйством и общественным питанием в частности, она у нас главная, после меня, разумеется. Всему мужскому составу партии – мать родная. Так что, коли возникнет потребность в мужском обществе, милые дамы, обращайтесь к Пелагее Кузьминичне. У неё на ваш спрос широкий выбор предложений от нашего Петьки до бригадира Стахова Романа Николаевича – старейшины нашей поисковой партии, ну и меня в том числе. А зная ваше семейное положение, из представленных вами документов, я заключил, что общение с мужчинами нашего коллектива вам не избежать, так сказать - дело само собой разумеющееся. Конечно, с вашего личного согласия и обоюдного на то желания.

Пелагея Кузьминична, хлопнув по столу ладонью прервала разглагольствование мужа:

– Ну развёл здесь агитацию, бабы сами разберутся, что к чему, чего не поймут у меня спросят. Ты лучше определяй их на ночлег. Но прежде познакомимся. Меня уже представили, теперь, как вас звать величать.

– Вера Михайловна Рудникова – руководитель лаборатории, мои лаборанты – Наташа и Зинаида Буркины. Девушки – двоюродные сёстры.

– Ну вот и познакомились, теперь с ночлегом... Сейчас я вас покормлю, коли на ужин в столовку не пришли, а потом...

В коридоре послышались шаги и в дверях появились Настя и Полина.

– А Татьяну где оставили, она не с вами? – удивилась Кузьминична.

– Сказала, что догонит по дороге, – поспешила успокоить её Настя.

– Видать не догнала. Петя, девчонки покормят наших гостей, а мы сходим в сторожку, расставим кровати, наведём порядок, потом сходишь за женщинами, – Пелагея Кузьминична взяла комплекты постельного белья, велела сыну захватить одеяла и они вышли за дверь.

– Сынок, что вы с отцом пили вчера? Ведь Танька вам оставила нормальную водку, чем вас Женька Кудряшов напоил, паразитов, – спрашивала Пелагея Кузьминична у Петьки. Вы полдня валялись вповалку, а он с утра явился в общагу трезвым.

– Так его бутылка уже второй была, перебрали его пойла и вырубились.

– А как вырубились, он Настёну всю ночь сильничал, а утром Полинку «накормил», потом и вовсе сгинул.

– Да куда ему тут сгинуть, слева лес, справа болота. Только головой в омут, так с чего бы?

– А я, по-твоему, о чём? Баб на выпивку променяли! Ладно, ты молодой дурак, а этот, старый пердун, у меня ещё получит.

Сторожка в три окна, с печной трубой на крыше, покрытой выгоревшей от времени жестью, располагалась поодаль от тропинки, уходящей в темень старых елей.

– А койки чего не собрали? Людям на пол, что ли ложиться? – возмутилась Кузьминична, укладывая принесённое бельё на стол.

Петька, не вступая в пререкания с матерью начал собирать койки, растаскивая их по комнате, раскатывая на них матрасы. Пять коек были собраны и застелены, принесённым постельным бельём. Пелагея Кузьминична присела отдохнуть, утирая концами косынки лицо. Петька, привалившись к её плечу, обнял, поглаживая большую грудь женщины, зажимая пальцами крупный сосок на груди матери.

– Ну чего пристраиваешься, поганец, молодух тебе мало? Нечего матери грудь без дела мять, не девочка, чтобы ты мне подол на спину задирал. Спать завалятся, придёшь, а лучше девчонок ублажай если подпустят к себе такого любителя выпить на халяву.

– Мам, чего ты упёрлась, раньше мне не отказывала, – обиделся сын.

– Раньше ты меня слушался и не получал от меня отказа. Вот и суди, что для тебя важней – сладкая баба или горькое пойло. Огорчил ты меня, Петя. А Настёну не кори, не по своей воле под мерзавца легла, твоя вина. Ну ступай за жиличками, я вас здесь подожду.

Петька разочаровано вздохнул, не рассчитывая на подобный расклад в своих планах и стуча сапогами по полу сторожки, отправился домой за женщинами.

Продолжение следует