Саша (продолжение)

Я сильно устал, сначала гоняться, а потом с прицепом выгребать против течения, и сразу повалился спиной на горячий песок рядом с одеялом, чтоб не намочить. Глаза прикрыл, от полуденного солнца.

— Что делать будем? – спросила Оля, стоя надо мной. Я не сомневался, в объекте ее пристального внимания, но мой утопленник еще не очухался и остался хладнокровным.

— Предлагаю игру-угадайку, - начала Шура, - Саша, раз уж он лежит, будет водить первым. Саша, ты чьи трусы выбираешь мои или Олины? Я бы и твои предложила, но догадываюсь, что дамские тебе интересней.

— Пусть будут Олины.

— Прекрасный выбор, ими мы глаза тебе и завяжем.

Шура положила мне на лицо сложенные вдвое трусы, слабо пахнущие земляничным мылом, а поверх них, чтоб ветром не сдувало, натянула свою шапочку, мягким козырьком назад.

— Теперь, подсунь под попу ладони и прижми их как следует, чтоб не вырвались, когда не надо. Твоя задача угадать, кто из нас касается тебя. Как определишься, так и говори кто. Если угадал, то завязываем глаза ей, если нет - шлепает тебя десять раз по попе та, которую ошибочно назвал. И гадаешь снова. Если не успел угадать до оргазма, тебя шлепают обе по 10 раз. Ясно? Касаться тебя будет только одна, это мы по-честному разыграем на пальцах. Оль, на раз... два... ТРИ.

Я напряг слух и обоняние. Бесполезно. Песок глушил шаги, валяющаяся одежда не шуршала, запахи смыла речка. Ожидаемо, но все равно внезапно ощутил на животе девичьи нежные пальчики, они заиграли на коже возле пупка как на пианино. Потом перешли на верхнюю и нижнюю октавы - от шеи до волос на лобке. Член встал и сам по себе стал подергиваться, хотя его ни разу не задели. Мыслей, кто пианистка, пока не было. Тут меня поцеловали в губы... Ну раз не в щеку - я с удовольствием ответил. Приоткрыв рот, попытался сам просунуть язык. Это получилось неожиданно так легко, что мой язык от испуга спрятался в родную полость, но следом за ним в рот вторгся захватчик и началась устная борьба. Мне показалось, что инкогнито какое-то слишком опытное, а Оля всегда касалась губами нежно, недолго и не так агрессивно. Но назвать Шурку я еще не решился. Длительный поцелуй закончился, и я опять ощутил кончики пальцев, на этот раз они перебирали волосы на лобке, избегая затронуть член.

И тут по уздечке три раза легонько стукнули пальцем. Я вспомнил, как Шурка у бани обещала Оле именно так обозначить, где эта пресловутая уздечка находится. Уже собрался выкрикнуть, но быстро сообразил, что этим выдам, что подслушал их разговор, и решил, что назову Шуру после следующего этапа. И тут чуть не кончил от того, что прикоснулись к головке мягкие влажные губы. То, что это губы, ни малейших сомнений: одна рука перебирала яички, а другая на груди больно щипала сосок. Славный язык защекотал эту самую уздечку. Потом плотное кольцо губ надвинулось по стволу почти до середины, а головка уперлась во что-то, я выкрикнул:

— Шура!

— НЕТ!!! – торжествующе завопили оба голоса, а Шуркин голос добавил, - иди песок с попы смой, а то больней будет.

Меня за руки завели в воду и не отпуская, в две свободные руки обмыли попу, головку, яйца и бедра.

— Бить буду сильно, как меня тётя Аня лупила. Конечно больно, но несколько раз я при этом кончила. Что-то я не припомню, братец, а тебя-то драли? Не красней, рассказывай, давай, мы с Олькой тебе уже все свои девичьи тайны открыли, то-то ты из холодной бани выходил как будто веником по морде парился!

Рассказ мне сильно облегчила повязка с земляничным запахом, которую так и не сняли.

— Да, это было давно... не часто, но бывало, мама шлепнет разок под горячую руку. Это вон Шурку она ни разу не тронула... хотя проказила та чаще. Пожалуй, сильнее всего нашлепала меня воспитательница в детском саду. Я перед сонным часом сидел на горшке, она подошла, чтобы вытереть мне попу, потянулась на шкаф за туалетной бумагой, и я увидел, что она без трусов. Пока она наклонившись надо мной, занималась моей задницей, я развел полы халата как занавес на сцене театра и ухватился за волосы, те которые на губах. Длинные такие все в завитушках. Вырваться тетенька сразу не смогла, больно наверно, но не кричала на меня, видимо боялась, что на крик сбегутся и она опозорится, просто стала меня бить рукой. Она меня шлепала по голой попе, а я ее дергал за эти рыжеватые завитки. В конце концов она вырвалась, и поставила меня, к тому времени ревущего во все горло, в угол, тут же в туалете. А сама ушла в спальню укладывать остальных детей.

На рев заглядывала другая воспитательница, «чего ты тут без штанов, мол, в углу? Ах, наказан, тогда стой и не реви, все спят уже». Когда вернулась моя воспитательница, я уже только всхлипывал. Не уверен, но кажется именно тогда пенис у меня впервые встал. Не так как сейчас лезет вверх, а просто увеличился в два или даже в три раза и вытянулся вперед. Я, помню, очень удивился, мол, что это часть меня растет не по дням, а по часам как у князя Гвидона. Всё, сказочке конец.

При этих словах чья-то добрая рука погладила пострадавшую больше десяти лет назад попу. Шурка села на спину и со всей силы засветила по ягодице. Я от неожиданности чуть не подбросил ее, как мустанг ковбоя, но мужественно не издал ни звука. Следующие удары были намного слабее, но чем дальше, тем болезненнее.

— Десять, – кончила лупить ладошкой по красной попе Шура и встала, - Пойдем, остудим ему задницу в речке.

Меня опять за руки подняли и завели в воду. Действительно, боль в холодной воде почти сразу утихла. А когда попу огладили две разные, но одинаково ласковые руки, стало приятно, хотя обещанного оргазма так и не дождался. Только вернулось воспоминание о тугом кольце Олиных губ на члене, о щекочущих спину волосах Шуркиной письки и приятной тяжести ее мягкой попы.

Руки девочек вернули меня на одеяло. Сестренкин голос отсчитал:

— И раз... два... три.

Моих губ коснулись мягкие теплые губы, и нахальный язычок опять пролез между зубов. Едва закончился поцелуй, я уверенно назвал:

— Оля!

Под радостный Шуркин вопль с меня тут же сорвали повязку, и пришлось зажмурить заслезившиеся от яркого света глаза.

— Сначала искупаемся, - решили девчонки и побежали в реку.

Я не пошел, к тому времени как подруги вышли, едва проморгался, чтобы разглядеть их груди и письки, которые давно уже не видел. Несмотря на то что интерес к ним ничуть не уменьшился, член никак не прореагировал. Видимо стал привыкать, к виду обнаженных тел.

Тем временем Оле теми же трусами завязали глаза, и уложили на одеяло на спину. Только ей сразу очень широко развели ноги, сняли с лобка и груди ладошки и ворочая с боку на бок подсунули ей под попу. Сама она это сделать не смогла, как ни уговаривали, зато придавленные руки выдернуть уже не пыталась.

— Давай, камни-ножницы-бумага?

— Да.

— Раз... два... три! – просчитали мы хором.

Я выиграл. Шура жестом предложила приступить. Сразу потянулся к Олиному лицу, ее приоткрытым сладким губам. Но Шура жестом остановила порыв. Обозначив вращение двумя пальцами, она показала на сосок.

Я потянулся к Олиной кругленькой и небольшой грудке, но Шура опять остановила и жестом же предупредила, что это надо сделать очень нежно и ласково.

Я невесомо как к мыльному пузырю притронулся к соску, покрутил пальцами и сосок проклюнулся, затвердел, причем второй с небольшим отставанием тоже. Шурка показала на кончики пальцев, и на лобок. Я перешагнул Олину ногу, присел со стороны беззащитной письки и погрузил пальцы в сырые кучеряшки. Шурка, колени в стороны, присела передо мной на пятки и двумя пальцами раздвинула губы на своей письке. Я сообразив, что это образец для подражания, кивнул и так же раздвинул Олины наружные губы. Шура показала пальцем другой руки на свой клитор и обозначила круговое движение.

Я старательно выполнил и это. Шура продолжая держать половые губы раздвинутыми, показала на свою зону уретры, но отрицательно помахала пальцем. А после этого высунула язык и сделала им несколько лакающих движений.

Я покраснел, но машинально продолжал разглаживать спутанные волосы Олиного лобка. После паузы отрицательно покрутил головой. Тогда Шура, показала кулак. Ну этого я не боялся, даже когда любимая сестренка поднесла свой твердый кулачок с острыми костяшками к моему зачесавшемуся носу. Я презрительно усмехнулся и снова стал расчесывать подсыхающие кудряшки. И тут последовала угроза уже нешуточная: Шурка опустила кулачок к своему лобку, а другую руку положила на сгиб локтя.

И я сломался! Есть против человечества парочка совершенно негуманного оружия: первое вот это, нацеленное ниже пояса и второе - женские слезы, они тоже убийственно действуют. Собрался с духом, развел обеими руками чуть припухшие Олины наружные губы, опушенные короткими бесцветными волосками и прикоснулся языком к дырочке уретры. Ничего особенного не ощутил, и уже смело поводив по ней кончиком острого языка, оторвался и вопросительно взглянул на Шурку. Та показала большой палец, а затем на свой розовый клитор. Я, уже не стесняясь, облизал далеко высунутым языком красный овальный узелок. Шура кивком скомандовала, мол, продолжай и покрутила себе сосок. Пришлось, не прекращая языком частых касаний клитора, дотянуться до соска, и нажать как на кнопку дверного звонка. Олю от этого сразу залихорадило.

— Кончила! Ты кончила! - Заорала Шурка, - поворачивайся попой вверх! Садись на нее Саша. Лупить будем тоже по 10 раз. Пять ты, пять я, опять ты и потом я.

Оля перекатилась, подставив загорелую попку солнцу и своим мучителям.

— Ой, только не больно, только не больно! – Заверещала она, видимо свои угрозы ее мама-учительница ни разу не осуществила.

Я сел сверху на слегка раздвинутые бедра девочки, при этом яйца и член провалились почти до одеяла. Шурка села писькой почти на загривок Оли, широко разведя колени и прижимая ими Олины руки к бокам.

Наша тройка напоминала старинную русскую игрушку, «Мужик и медведь». Мужик естественно я, а медведь, соответственно Шура, Оле же выпала пассивная роль бревна, на котором сидят верхом лицом друг к другу герои игрушки.

— Начинай, - велела Шурка и стала считать.

Я бил даже не вполсилы, а скорей в четверть. Оля тихо и весело ойкала каждый раз и после счета «десять» загорелая попочка даже не порозовела. Шурка продолжила в том же темпе, однако ручка у нее была поугловатее. Оля взвыла в полный голос и завертелась попой, пытаясь скинуть балласт. Однако, когда закончившая бить Шура, предложила выбрать - или остудить попу водой или продолжить экзекуцию, Оля сдавленно ответила:

— Продолжайте.

Я начал бить ниже красных пятен на ягодицах, почти по бедрам, и жалея девушку, даже не шлепал, а скорее похлопывал расслабленной рукой. А юная садистка стала шлепать, оттягивая по очереди ягодицы в стороны, и била по их внутренней части близко к промежности, напротив розового пятнышка ануса.

— Все, - закончила считать Шура, но не слезла вслед за мной, а легла на спину Оли и звучно поцеловала измученную попу в середину каждого красного пятна. Оля безвольно лежала, отдыхая. Шура легонько постучала пальцами по внутренней части бедер и девушка послушно развела ноги. И тут Шурка сделала такое, от чего моя челюсть отвисла как груди тети Марины. Она вытянула язык и стала лизать Олино розовое сморщенное очко быстро-быстро, напоминая голодного котенка над блюдцем молока. Оля громко задышала и взвыла:

— Оу-ай-я-я-я!

Шура еще некоторое время гладила Олину попу, иногда ныряя рукой по щели к клитору, и наконец встала с девушки. Я помог поднять безвольную как матерчатая кукла Олю и мы завели ее в реку. Шура стала подмывать подругу, запуская ей глубоко во влагалище два пальца. Я попутно вымыл липкий от выделившейся смазки пенис, сдвигая с головки подвижную кожицу. Искупавшись, посмотрели на солнце и решили возвращаться.

— Мы с тобой, так и не кончили, - сказала мне уже одетая Шура. – Вот тебе за это компенсация. Да и мне тоже...

Сестренка прильнула губами и мы, крепко обнявшись, долго целовались. Оля в это время, встряхивала одеяло, сушила на солнце большое мокрое пятно, последствие ее оргазма.

— Надо брать сюда или полотенце, или два, - решила она вслух.

Наконец мы оторвали друг от друга опухшие мокрые губы и все втроем дружно пошли домой, касаясь плечами.