Ну, формально она ждала, пока я закончу встречу с советником по национальной безопасности, поэтому собиралась пойти домой вместе со мной. Но как долго еще он будет нашим домом? Вот в чем был вопрос.

Мы провели неудобную поездку на электричке в Нью-Джерси, а затем трудную поездку домой на машине. Я и не подумал побеспокоиться о своем «Форде-Таурусе», пока мы не вернулись в Нью-Джерси. Конечно, его отбуксировали на стоянку, так как я оставил его там на всю неделю, так что, нам пришлось взять такси.

Как только мы вошли в дверь, плотину прорвало.

– Пожалуйста, поговори со мной, Сэм! Эта тишина меня убивает!

За последнюю неделю мы довольно много разговаривали, но я знал, что она имеет в виду. Мы не поговорили о нас.

– Пошли, – сказал я. – Давай сядем и все обсудим. Мне жаль, что я отложил это, но и впрямь не хотел говорить о нашем браке, пока мы являлись гостями правительства. Я не хотел отвлекаться от более важных вопросов.

– Для меня они не были более важными, Сэм. Для меня нет ничего важнее нашего брака. Я знаю, что ты не веришь...

– Я верю тебе, Джулия, – перебил я.

Она подготовилась к тому, чтобы попытаться убедить меня.

– Ты мне веришь?

– Да, я тебе верю. Я верю, что наш брак – для тебя самое важное. Я верю, что ты любишь меня. Я верю, что, если бы я дал тебе второй шанс, ты бы снова не завела шашни на стороне.

На лице Джулии отразилась смесь растерянности и надежды.

– Наша проблема не в этом, Джулия. Чувства никогда не были нашей проблемой. Или, точнее, они никогда не были твоей проблемой. Нет, твоя проблема была в том, что твои действия не соответствовали твоим чувствам.

– Я знаю, – хлюпнула она. – То, что я сделала, было ужасно. Я никогда не хотела причинить тебе боль.

Я вздохнул. Что на это сказать? С ее точки зрения, это было правдой. Но это было так глупо.

– Ну... Ты причинила. Большую боль, чем я когда-либо верил, что другой человек может причинить мне. Ты взяла лучшее, что было в моей жизни, и превратила это в ложь. Ты заставила меня усомниться в себе на самом базовом уровне. Мне потребовалось много времени, чтобы восстановить свое достоинство и приготовиться двигаться дальше.

– Двигаться дальше? – спросила Джулия. – Значит ли это, что ты уже принял решение? Неужели у меня не будет шанса побороться за нас... чтобы попытаться загладить свою вину?

– У меня было четыре года, чтобы подумать об этом, Джулия. Было бы очень грустно, если бы за все это время я не определился с планом действий. Может быть, с твоей точки зрения – это несправедливо, что ты была в неведении, в то время как я решал судьбу нашего брака... Но, на мой взгляд, это было как нельзя более справедливо. Ты ведь долгие годы держала меня в неведении, в то же время выставляя дураком. И у тебя были шансы. У тебя в руках были все наши отношения. Если бы ты когда-нибудь остановилась, если бы ты действительно поставила меня на первое место... Тогда у нас могла бы быть надежда.

По щекам Джулии текли слезы. За неделю с лишним она справилась с истерикой, с которой я сталкивался каждый раз, когда начинал говорить с ней об этом в петле. Но она все еще была склонна к приступам плача. Я думаю, что время, проведенное в отеле, когда я относился к ней, скорее, как к соседке по комнате, чем как к родственной душе, напомнило ей, как сильно все изменилось.

– Так, что ты собираешься делать, Сэм? – уныло спросила Джулия. – Ты что, совсем меня больше не любишь? Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?

– Ты меня все еще волнуешь, Джулия. Не знаю, можно ли назвать это любовью. Изначально у меня был для тебя план мести, но потом я передумал. Я провел с тобой гораздо больше времени за последние пару месяцев в петле времени, и я вспомнил кое-что из того, что в первую очередь заставило меня полюбить тебя. Так что... никакой выжженной земли. Единственное, к чему ты должна подготовиться, это к тому, что я собираюсь проветрить грязное белье всех моих «предполагаемых» друзей.

Джулия побледнела.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, в моем первоначальном плане я собирался достать твои и твоих сестер дневники и сделать из них копии для всех твоих подруг. Знает ли Саманта, что Эмма спала с ее мужем? Кто-нибудь из мужей знает, что произошло на девичнике Клэр? Я подумал, не оставить ли все это как есть. Ради тебя. Но этот мешок, полный придурков, которые называли себя моими друзьями, никогда не проявлял ко мне никакого внимания. И, в отличие от тебя, они не проявили ко мне никакой доброй воли.

– Я могу не утруждать себя предоставлением доказательств, но все равно пошлю много писем. Пусть они сами проводят расследование. Все грязные маленькие секреты, по крайней мере те, о которых знали вы с сестрой, вот-вот будут раскрыты. Я собираюсь оказать им ту любезность, которую они так и не оказали мне. Надеюсь, они все подавятся.

Джулия на мгновение замолчала, пытаясь понять, что все это значит для нее. Ее друзьям, очевидно, было наплевать на ее неверность, они знали об этом всем уже много лет. Но, возможно, они не будут столь снисходительны, когда их начнут преследовать ее демоны. Потом, конечно, была ее сестра...

– Сэм, пожалуйста, не делай этого с Эммой. Пожалуйста. Стив же ее бросит. Она будет опустошена. Она не была похожа на меня, она не так часто заводила интрижку. Пожалуйста.

– Моя дорогая невестка? Мой любимый член твоей семьи, который сказал мне, что я был братом, которого она всегда хотела... и который так прекрасно проводил время, болтая почти со всеми, кого она знала, о том, как жалок был муж ее сестры в постели?

Одни лишь разговоры об этом снова заводили меня. Открывая море ярости, которую, как мне казалось, я оставил позади.

– Нет, – сказал я. – Я не собираюсь вдаваться во все причины, по которым ты и все твои подруги и семья заслуживаете того, что грядет. Вы все еще легко отделаетесь. Особенно ты. Будь благодарна, что я хочу оставить этот период в своей жизни позади. Я еще молод. Я смогу построить лучшую жизнь для себя, и в ней нет места таким людям, как наши старые друзья. Поэтому я собираюсь отправить свои электронные письма, а затем они перестанут для меня существовать.

– А как же я? – прошептала Джулия. – Теперь я – просто часть твоего прошлого?

Я глубоко вздохнул.

– Да.

Пока Джулия, свернувшись клубочком, рыдала, я обдумывал свое решение. Я всерьез подумывал о том, чтобы поддерживать какие-то отношения с женой. Не как муж и жена. На это не было никакой надежды. Проще говоря, у меня больше не было к ней сексуального желания. Мысль о том, чтобы лечь с ней в постель, заставляла меня ежиться.

Часть этой брезгливости была призраком всех других мужчин, с которыми она трахалась, пока мы были женаты. Но главная проблема заключалась в том, что я никогда не смогу забыть, почему она ходила налево. Я всегда буду чувствовать себя так, будто мне приходится разыгрывать спектакль, если я снова пересплю с ней. Она убила всю романтику.

Я подумывал о том, чтобы поддерживать с Джулией какую-то дружбу. Она долгое время была моей лучшей подругой. С точки зрения личности, мы по-прежнему отлично подходили друг другу, и я был уверен, что если бы смогли полностью забыть о нашем браке, у нас могла бы сложиться большая дружба.

Но я пришел к выводу, что дружба на самом деле невозможна. Над нами всегда будет нависать тенб наших неудачных отношений. И даже если я был готов похоронить наш брак, Джулия еще не была готова. Для нее было бы чрезвычайно болезненно, если бы я поддерживал контакт, но не проявлял привязанности, которой она все еще жаждала. Это выглядело для нас обоих ужасной ситуацией.

Нет, лучше всего – полный разрыв. Джулия молода, она переживет его. И мне не нужно будет жить с призраком моей прошлой любовной жизни.

Джулия сделала несколько попыток повлиять на мое решение, но играла против заранее сложенной колоды. Моя любовь к ней исчезла. Я не плакал, не злился и не колебался. Она же не могла взять себя в руки, когда пыталась говорить о «нас».

Так что, задолго до того как наш развод стал окончательным, она смирилась с тем, что потеряет меня.

***

Развод... Развод был, пожалуй, самым дружеским из всех, о которых я когда-либо слышал. Не было никаких адвокатов. Я сам составил документы, и Джулия подписала их. Это всегда случается, если муж и жена могут обо всем договориться.

Наш развод был простым. Я взял свою одежду и личные вещи, а все остальное оставил Джулии. До петли времени это бы не сработало, со всеми долгами, что мы накопили. Но я потратил часть своих заработанных на дневных торгах денег на оплату дома и машины Джулии. Единственным долгом, который я ей оставил, были студенческие ссуды. Платя только налоги на недвижимость, она могла позволить себе остаться в нашем особняке.

Может показаться, что я сделал расточительную выплату изменщице, но думаю, что дешево отделался. Если бы мы обратились в суд, она получила бы еще пару миллионов, так как я нажил их, когда мы еще были женаты. Джулия не знала точно, сколько у меня денег, но знала, что много, и могла бы на этом сыграть.

Кроме того, она участвовала в спасении жизней миллионов жителей Нью-Йорка... и я не забывал, что она приняла за меня пулю. За все это она заслужила что-то. Также я сделал большие денежные подарки Сун и Ми-Сук.

Когда все бумаги были заполнены и подшиты, я собрал вещи и приготовился покинуть Нью-Джерси и свое прошлое.

Мы с Джулией обнялись в последний раз. Признаюсь, мои глаза затуманились. Из-за того, что могло бы быть, и из-за того, чего никогда не было.

– Если ты когда-нибудь найдешь в себе силы дать мне еще один шанс, Сэм...

Я лишь грустно улыбнулся. Мы оба знали, что это – конец.

***

Я поселился в своей новой квартире в центре Манхэттена, рядом с Центральным парком. Это обошлось мне в полтора миллиона. Даже после оплаты счетов Джулии и покупки нового дома у меня оставалось в банке более четырех миллионов. В сочетании с моими налоговыми каникулами я был в значительной степени настроен оптимистично на обозримое будущее. С консервативным инвестиционным планом я мог бы прожить на эти деньги всю оставшуюся жизнь. И с тех пор как я закончил колледж, я работал в инвестиционной фирме...

Но я был слишком молод, чтобы уйти на пенсию. Я получил свою долю беззаботной пенсионной жизни во время петли времени и с нетерпением ждал новых вызовов.

Кстати говоря, мои дни в Бродуэлл энд Маркс закончились.

Во время моего пребывания в отеле федералов я уволился с работы, воспользовавшись тем же предлогом, что и в первый день: проблемы с браком. Сказать, что там были настроены критически, было бы преуменьшением. В корпоративной культуре – отрезать все ради бизнеса. Там не было места для того, чтобы позволять личной жизни вмешиваться в дела.

Так что, я оказался бы на тонком льду, если бы решил вернуться туда. К счастью, я никогда и не планировал там оставаться. Временная петля убила мой энтузиазм по поводу моей профессии. Я провел шесть лет после окончания колледжа, читая финансовые новости, как будто это была Библия. Я постоянно охотился за следующим большим бумом или возможностью превзойти рынок, если не ради себя, то ради компании.

Во время петли мне казалось, что я играю в видеоигру с чит-кодами. Зарабатывать деньги на фондовом рынке стало так же легко, как дышать. Я превратил двадцать тысяч долларов в семь миллионов, и все лично сам. Я не мог собрать большого энтузиазма, чтобы найти для мамаши и папаши Кеттл еще 0, 3 процента в их общий фонд.

Я все еще держал палец на пульсе, проводя маркетинговые исследования для своих собственных инвестиций, но мои дни, когда я был корпоративным дроном, закончились.

Как оказалось, Бродуэлл энд Маркс тоже не были в восторге от меня. Я уже собирался уйти в отставку, но вскоре стало ясно, что высшее руководство встревожено, нет, разозлилось на меня до чертиков.

Кажется, я уже упоминал, что главные шишки шпионили за личными торговыми счетами своих подчиненных. Поощрялась агрессивная личная торговля.

Что ж, мое восхождение к богатству не прошло незамеченным. Мой начальник, Бен, просветил меня относительно всех тех холодных взглядов и ехидных замечаний, которые я получал.

– Сэм, какого черта ты сделал? Колись. Уже все в компании знают, что ты сделал. Но как, черт возьми, ты это сделал? Эриксон поручил трем парням разобрать каждую сделку, которую ты заказывал, и выяснить, какую формулу ты использовал. Они работали над этим всю неделю.

О, теперь я понял. Они злились не на то, что я в одночасье стал миллионером. Они злились, что я не поделился. И они понятия не имели, как я это сделал. Поговорив еще немного с Беном, я получил полную картину.

Биржевые трейдеры всегда искали математическую формулу, которая превзойдет рынок. Проблема в том, что на рынке слишком много человеческого фактора, чтобы компьютер мог точно предсказать движение акций. Люди ведут себя непредсказуемо, так же как и компании или инвесторы. Это не мешает яйцеголовым математикам пытаться создавать модели прогнозирования.

Внутри Бродуэлл энд Маркс существовало две теории о том, как я за одну ночь стал чудотворцем. Первое – я разработал свою собственную формулу, но никто в это не верил. Об этом говорили, но все считали, что гораздо более вероятен второй сценарий...

Что я как-то жульничал, играя с системой.

Мой последний торговый заказ включал 217 индивидуальных биржевых сделок в течение 15 июля. И ни одна из них не была неудачной. Я поступательно зарабатывал деньги на каждой сделке, что делало индекс успеха настолько близким к невозможному, чтобы не учитывать оставшуюся разницу.

Но все компании и финансовые продукты, которыми я торговал, были слишком разнообразными, чтобы я мог использовать инсайдерскую информацию, которая является наиболее распространенной формой инвестиционного мошенничества. Я серьезно сомневался, что Федеральная комиссия по ценным бумагам и биржам даст мне повторить такое. В общем, семь миллионов на Уолл-Стрит – это мелочь, и я знал, что любое расследование ничего не даст. Потому что там нечего было искать. Насколько я знаю, нет закона, запрещающего использовать финансовую информацию, полученную из путешествий во времени.

Конечно, я не мог рассказать Бену или кому-то еще, как я это сделал. Он, как и все остальные руководители Бродуэлл энд Маркс, предположил, что я нашел что-то, какой-то способ предсказывать движение акций, вероятно, незаконный. Их не волновала законность того, что я сделал, они просто сгорали от жадности, чтобы заполучить в свои руки мой метод.

Что ж, они были обречены на разочарование, и знали это. Они бы тоже не поделились. Не то чтобы я мог. Это просто было еще одной причиной уйти. Я вызвал у руководства необоснованные ожидания и зависть.

Так что, я остался без работы.

Я поселился в своей новой квартире и стал искать работу. По примеру Суна я начал работать на полставки переводчиком. В основном, я работал в Нью-Йоркской судебной системе, но меня также нанимали корпорации, чтобы облегчить переговоры с иностранными компаниями. Я нашел эту работу очень приятной и удивительно прибыльной. Она также позволяла мне практиковаться в языках, которые я изучал, и давала стимул продолжить свои лингвистические исследования.

Моя работа переводчиком, наряду с управлением собственным портфелем акций, обеспечивала стабильный рост баланса моего банковского счета. Достаточно того, что в последнее время я вообще редко думаю о деньгах.

***

Моя личная жизнь была удовлетворительной, хотя и без происшествий.

Первой женщиной, за которой я попытался приударить, была Ми-Сук. Она была спортивной, сексуальной и опасной. Она была человеческим эквивалентом пантеры. К сожалению, ее мнение обо мне стояло на одном уровне с кошачьим дерьмом на подошве ее ботинка.

Я надеялся, что наши общие интересы – хапкидо, долгие прогулки по пляжу и спасение Нью-Йорка от террористов – объединят нас. Соедините это с возможностью на самом деле узнать друг друга с течением времени... Эээ, нет. Я был вынужден признать, что она никогда не станет моей подругой, не говоря уже о любовном интересе. Я так и не узнал, что именно она имела против меня. Может быть, она – просто жалкая стерва.

Будучи в петле, я выявил несколько возможных любовных увлечений. Мне потребовалось некоторое время, чтобы разобраться во всех них, но я обнаружил, что ни с одной из женщин, на которых я положил глаз, не было настоящей искры.

Не то чтобы мне не нравился сам процесс. Я был вполне доволен, как холостяк, и даже если у меня не было в моей жизни «единственной», у меня была здоровая жизнь со свиданиями. В течение следующих двух лет я встречался примерно с дюжиной женщин, причем отношения длились от двух недель до шести месяцев.

Приближался мой тридцатый день рождения, и я начинал чувствовать себя слегка неуютно. В душе я – романтик, и до самого конца мне очень нравилось быть женатым.

Примерно в это же время в моем доме появился новый жилец.

На верхнем этаже дома, в котором я жил, было четыре квартиры, все около двухсот четырнадцати квадратных метров. У меня был северо-восточный угол, выходящий на Центральный парк. Соседнее помещение пустовало уже пару недель, с тех пор как пожилой дантист с женой уехали в теплые края.

Я отдыхал на балконе, когда мне позвонил Фред, управляющий зданием.

– Мистер Уотли, извините за беспокойство, но не могли бы вы сегодня днем заняться переводом?

– Фред, я же просил называть меня Сэмом. И конечно, я могу помочь. Что у тебя там, еще один гватемальский сантехник?

Я становился главным помощником в здании всякий раз, когда кто-то сталкивался с языковым барьером. Теперь я бегло говорил на семи языках, имел поверхностное знание еще четырех, с акцентом на языки, наиболее часто слышимые в Большом яблоке. Так что, обычно я мог помочь. Я не возражал, это был отличный способ познакомиться с соседями.

– Нет, мистер Уотли, на этот раз не подрядчик. Я назначил просмотр квартиры рядом с вами с Жаном Фурнье, брокером по недвижимости. Жан помогает найти жилье в городе иностранным клиентам, в основном, французам и немцам. К сожалению, у него какие-то семейные неприятности, и сегодня он не сможет приехать, но его клиент не хочет переносить встречу. На этой неделе у меня запланировано еще три покупателя, и они не хотят пропустить свое окно.

– Итак, этот клиент говорит по-французски или по-немецки?

– Она. И она говорит по-французски. Джин уверяет, что сносно говорит и по-английски, но эй, если наш местный языковой эксперт находится прямо по соседству... Она может стать вашей новой соседкой, так что, если почувствуете в ней сумасшедшую кошатницу, моргните мне, и мы ей откажем.

Я рассмеялся.

– Конечно, Фред. Пришли мне сообщение, когда она приедет, и мы встретимся в блоке.

Ну, Иветт не была женщиной-кошатницей, если только вы не закладывали в это слово Мишель Пфайфер.

В тот день я был практически бесполезен в качестве переводчика, потому что рядом с ней у меня постоянно заплетался язык, что было проблемой, с которой я не сталкивался со времен колледжа. К счастью, ее английский был не просто «сносным», так что, мои услуги на самом деле не потребовались.

Вместо того чтобы выступать в роли переводчика, я ходил за ней по квартире, как влюбленный щенок. Я удивлен, что она не испугалась такого мерзавца, живущего по соседству. Должно быть, я произвел лучшее впечатление, чем думал, потому что в тот день, когда она уезжала, у нее уже было соглашение об аренде квартиры и свидание со мной.

«Искра», которой не хватало со всеми другими женщинами, с которыми я встречался, с Иветт была ревущим адским пламенем. Мы просто щелкнули с самого начала. Она была умна. Она была забавна. И она была потрясающе красива. На самом деле, объективно, я должен был бы сказать, что она была вне моей лиги. Но, очевидно, она почувствовала то же влечение, что и я, и за это я благодарил свою счастливую звезду.

У нас было так много общего, что это пугало. Мы оба были бывшими белыми воротничками - разбогатевшими профессионалами. Я – на фондовом рынке, а она – в лотерее, из-за чего была слегка смущена. Я не знал, что и думать, это не значит, что я достиг своего собственного богатства тяжелым трудом. Еще больше меня удивило, что во Франции имелась лотерея.

Мы оба оставили работу в сфере финансов и маркетинга, чтобы заняться своими хобби. Я превратил свою любовь к языкам в работу переводчика, а Иветт делала карьеру классического музыканта.

Она даже была классным мастером боевых искусств!

Когда она узнала, что я – завсегдатай Додзе Суна, то явилась туда и устроила шоу. У нее тоже был опыт в крав-маге, а также она практиковала савате, который в основном является французским кикбоксингом. Если честно, она была лучше меня, и лишь мое преимущество в росте делало нас равными спарринг-партнерами.

Когда мы занимались любовью, я почувствовал, что ранее испытывал лишь бледную имитацию по сравнению с блаженством, которое нашел с Иветт.

Через полгода, когда истек срок аренды, она переехала ко мне, и я подумывал сделать ей предложение. На пути стояло только одно – мы оба что-то скрывали.

В моем случае это было очевидно – петля. Временная петля была единственным самым формирующим опытом в моей жизни. Я чувствовал, что не смогу скрыть этого от Иветт, если планирую провести с ней всю оставшуюся жизнь. Кроме того, неспособность рассказать людям о петле оставляла пробелы в моей истории жизни. У меня была куча навыков, почти без предыстории. И я за ночь сорвал куш на фондовом рынке, не имея никакого объяснения.

У меня было шесть-семь лет пустоты в жизни, так как у меня больше не было никаких контактов с бывшими друзьями или коллегами. Все мои нынешние друзья стали такими недавно.

Новый дом, богатство, друзья, работа... Я был человеком-загадкой, и Иветт не могла не заметить, что я что-то скрываю.

Точно так же я мог сказать, что и Иветт что-то скрывает. Пару раз я болтал с ее родителями в Париже по скайпу, и там были неловкие паузы, а многое оставалось невысказанным. Это было удивительно похоже на общение с моими родителями.

Мои мысли были о том, что, возможно, она пережила какую-то травму, оскорбительные отношения или что-то в этом роде. Так что, я не совал нос в чужие дела, а Иветт не совала нос в лакуны моей жизни... Но думаю, что нам обоим не терпелось полностью открыться друг другу.

Наконец, однажды вечером, когда мы готовились ко сну, Иветт повернулась ко мне.

– Сэм, я люблю тебя и думаю, что мы оба хотим от этих отношений одного и того же...

– Ну, не совсем, – сказал я, поднял обе руки на уровень груди и сделал жест «клаксона».

Иветт хихикнула, но тут же вернулась в прежнее русло.

– Прекрати, придурок. Я говорю серьезно. Я никогда ни к кому не испытывала таких чувств, в том числе и к своему бывшему мужу. Но чтобы эти отношения продлились... У меня не может быть от тебя секретов.

С ее стороны было очень мило не сказать «у нас не может быть секретов», но это подразумевалось. И так уж получилось, что я с ней согласился.

– Ты права, – вздохнул я. – Думаю, нам обоим есть что рассказать друг другу. Признаюсь, я все откладывал. Моя история... она будет звучать безумно. Да, у меня есть люди, которые могли бы это подтвердить, но...

– Ха! Держу пари, что после того как ты услышишь то, что расскажу я, то не будешь так легко бросаться словом «безумно»! Моя история чокнутее беличьего дерьма.

Я расхохотался. Меня всегда шокировало, когда Иветт с ее культурным французским акцентом употребляла грубые южные идиомы. Я думаю, что она искала их в интернете и вбрасывала в разговор только для того, чтобы подколоть меня. Что ж, ей удалось снять напряжение.

– Я начну первой, – сказала она. – Пока у меня не сдали нервы. При этом будет легче, если ты сначала посмотришь кое-что.

Рядом с кроватью стоял ноутбук Иветт. После того как мы оба устроились поудобнее, откинувшись на спинку кровати, она запустила видео, которое поставила в очередь.

То, что я увидел, было монтажом с камер видеонаблюдения. Все было снято в музее, во время какой-то ситуации с заложниками. Люди в масках, одни с оружием, другие с мачете, стерегли нескольких гражданских, сидевших в галереях музеев.

Пока смотрел, я понял, что видел некоторые из этих кадров и раньше. Это был еще один теракт, на этот раз со стороны мусульманских экстремистов. Он произошел примерно в то же время, когда я столкнулся с террористами.

Теперь я вспомнил. Несколько террористов были в жилетах с бомбами. Когда полиция провела в здании обыск, то обнаружила, что несколько местных бизнесменов, бывших там в обеденный перерыв, вывели из строя большинство террористов, включая всех тех, что с бомбами.

Пока я смотрел, женщина, ведшая большую часть боя, начала косить захватчиков. Эта женщина, в обычном деловом наряде и, откровенно говоря, довольно сексуальная, убила пятерых террористов. Первых двоих она уложила шквалом пинков и ударов, прежде чем использовать пистолет, который сняла с них, чтобы убить остальных. Пресса окрестила ее Флер-де-Лис, в честь героини комиксов DC. Прошло уже несколько лет, с тех пор как я в последний раз видел эту запись, но на этот раз я уделил ей гораздо больше внимания.

Потому что женщина на экране сидела рядом со мной.

Воспроизведение закончилось, и на несколько мгновений воцарилась тишина, пока я пытался осмыслить то, что только что увидел. Это было одно гребаное гигантское совпадение. А я не знал, верю ли еще в них.

– Ну? Неужели ты ничего не скажешь?

Пока мы смотрели, Иветт держала меня за руку. Ее хватка неуклонно сжималась, по мере того как мое молчание добиралось до нее. Я был ошеломлен, но Иветт не могла понять, почему. Может быть, ей и раньше причиняли боль мужчины, которые были поражены или запуганы.

Я поднял руку в успокаивающем жесте.

– Подожди минутку здесь, детка. Мне необходимо кое-что взять, и тогда мы сможем поговорить.

Я встал и подошел к встроенному шкафу для одежды. Я отодвинул доску в полу, открывая маленький сейф, о котором Иветт не знала. Внутри лежали кое-какие бумаги, флешка и блокнот. Я схватил айпэд, отнес его к кровати, подсоединил и включил.

– Вот, – сказал я. – Есть кое-что, что ты должна увидеть.

Я снова сел рядом с ней и прокрутил ей последние десять минут видео, снятого северокорейцами, закончив триумфальным выступлением вашего покорного слуги. Моя часть была закончена менее чем за две минуты, но остальное должно было точно установить, что происходило.

Под конец руки Иветт так крепко вцепились в мою руку, что я испугался, что потеряю кровообращение.

– Сэм... когда это случилось?

– Несколько лет назад. Я не попал в новости, как ты. Теракт был, но он был значительно преуменьшен, и моя личность была полностью скрыта.

– Ты должен быть благодарен за это. Какое-то время я была довольно знаменита, но сразу же начала получать угрозы убийством. С тем количеством ближневосточных беженцев, что хлынули в Европу, и моей славой в этом мире... Я устала чувствовать себя под прицелом, поэтому сменила имя и переехала сюда.

Я заключил ее в объятия.

– Я получил несколько хороших советов на этот счет и был рад остаться неизвестным. Не могу поверить, что не узнал тебя. Эти два нападения произошли примерно в одно и то же время. Я помню, что очень заинтересовался твоей историей, потому что она в некотором роде повторяла мою собственную. Эй! Ты перекрасилась! Черт. Этот рыжий тебе очень шел.

– Прости, милый. Он был слишком заметен. Может быть, я позволю ему снова отрасти. Ты говоришь, что следил за моими репортажами в СМИ, потому что твой теракт был первым?

– Э-э, я не могу сказать тебе точно. Последующие недели были довольно беспокойными. У меня едва хватало времени подумать о празднике.

– Празднике? Каком празднике? – спросила Иветт.

– Ну, Национальный день пудинга из тапиоки, конечно. Подумать только, террористы попытались запятнать этот день...

Я усмехнулся и посмотрел на Иветт, чтобы убедиться, что ее это забавляет, но она побледнела как полотно.

– Пятнадцатое июля? – прохрипела она. – Ты хочешь сказать, что нападение произошло пятнадцатого июля?

Меня смутила ее внезапная напряженность.

– Да... Откуда ты это знаешь? Я не знал, что даже в Америке, не говоря уже о Франции, кто-то празднует День пудинга из тапиоки.

– Поищи, – сказала Иветт. – «Нападение на Лувр...» Оно произошло 15 июля 2016 года...

Теперь мы оба были бледны как призраки. Этого не может быть... Или может? В тот же день?

Иветт повернулась ко мне.

– Сэм, у тебя когда-нибудь было дежа-вю?

Но это уже другая история...