Ведь догадывался же, что рискованная спецоперация по прорыву в тыл к Пятнице ничем хорошим кончиться не может... Ведь чуял же, что опять хапну горя полной ложкой... Ведь знал же, что у меня пойдет все через жопу... Знал. Прекрасно знал. Так хули тогда обижаться? Лечу теперь в метре над полом в противоположную от кровати сторону жопой вперед, и будто со стороны вижу себя. Словно в замедленной съемке, как в «Матрице» лечу. Нео хренов...

Сначала-то все шло хорошо: диспозиция позволяла совершить неожиданный маневр, орудие было смазано и готово к бою, а враг пребывал в неведении относительно моих планов. Решительно набросившись на голую женщину, я молниеносно оседлал ее ноги и, хорошенько прицелившись, принялся воплощать в жизнь задуманное — левой рукой оттянул упругую булку в сторону, а правой направил раскочегаренную боеголовку в то место, которое в элитарных клубах Лондона, Парижа и Мадрида принято называть «шоколадным глазом». Успел даже двинуть бедрами вперед и на полшишечки вторгнулся в запретное пространство посланницы из другого мира, однако дальше меня ждали одни только разочарования.

Пятница, озлобленная моими несанкционированными действиями, возмущенно заорала и мощно дернула задницей, отчего беспечный елдак с громким «чпоком» был с позором выдворен с закрытой территории, а хозяин елдака (если кто не догадался, то это я, здравствуйте!), отправился в бесплатное аэропутешествие. Хорошо, что хоть в окно не вылетел, а приземлился недалеко от оного на копчик, снова получив ушибы и ссадины, уже в который раз за вечер.

Хотел наказать незваную грубую гостью, а наказал сам себя. Потираю теперь ушибленную жопу, развалившись на боку, потому что сесть на точку номер пять не представляется возможным — больно, шо пиздец!.. Таких падений со мной еще не случалось. Ни в прямом, ни в переносном смыслах.

— Ах ты, блудяшка! — слышу я откуда-то сверху злобный голос уже ставшей ненавистной мне перекачанной мамзели. Что за «блудяшка» такая — понятия не имею, но, наверное, это что-то очень обидное там, откуда она родом. Где это «там» — я тоже не знаю; может быть, в высшем мире, может быть, в низшем, но скорее всего — в местной психиатрической лечебнице.

Продолжаю лежать на полу, корчась от боли, и вдруг замечаю краем глаза, как Пятница достает из своей поясной сумки, которую она скинула незадолго до соития, что-то такое, что сильно напоминает большой нож, и движется на меня. Движется неумолимо. Как Терминатор на Джона Коннора.

«Японский городовой!.. Это что же, она меня к праотцам отправить хочет?! Ну на хер! Пора сваливать! К ебеням такие забавы!» — мелькнуло у меня в голове.

Позабыв про отбитую задницу, рву с низкого старта прямиком к входной двери с намерением выскочить в подъезд и сигануть на улицу хоть посредством лестницы, хоть посредством лифта. Да хоть по перилам вниз! Бегу, не оглядываюсь, но мешают сползающие штаны. Поддергиваю их, а по пути опрокидываю за собой все, что можно опрокинуть, дабы затруднить погоню Шварценеггеру с сиськами. По фиг на все эти вещи! Не до мирского сейчас! Жизнь дороже! Но дерзкий побег оборачивается тем, чем оборачивается в последнее время почти любое мое начинание: полнейшим Отсосом Петровичем. В два прыжка Пятница догоняет меня и ловит за шкирку.

— О-уо-уо!!! — снова орет она нечеловеческим голосом, от которого у меня по спине бегут мурашки — видать, сильно даму расстроила попытка незаконного проникновения в нее с черного хода.

Она хватает меня за горло, приподнимает в воздух и прижимает к стене железобетонной рукой. А от ее яростного, звериного взгляда у меня сводит кишки. Такой взгляд я видел лишь однажды, еще в детстве, когда дворовый пес Шарик предъявил мне претензии по поводу жестокого обращения с животными. Псина, предварительно порвав штаны в районе худосочной задницы, загнала меня на дерево. Она желала съесть обидчика на месте и громко лаяла, покуда не прибежали пацаны, дабы вызволить из беды висящего на ветке товарища. Как раз в глазах той псины и была такая же звериная ярость, которую сейчас я наблюдаю в ненавистных зенках Пятницы.

Зрачки со странным, переливающимся из цвета в цвет, оттенком буравят, вдавливают плотнее в стену и выворачивают наизнанку. А еще я вдруг ясно увидел свое будущее: петь мне скоро в хоре. Причем петь фальцетом, так как яйца холодит что-то металлическое и, судя по всему, острое — это Пятница прижимает к драгоценным для меня бубенцам свой тесак.

— Даже не моргай, — предупреждает ведьма тоном, который не предполагает возражений. — Дернешься, и Пятница срежет твои коки, не задумываясь! Ты теперь принадлежишь Пятнице! Понял?!

Вот и чего теперь делать?! Вишу в воздухе, вжатый в стену двухметровой голой бабой, часто моргаю и боюсь пошевелиться. А от мысли о скором членовредительстве вообще впадаю в панику. Может, мне снится это все?! Хорошо бы, но не похоже: уж слишком явственные ощущения... Особенно там, внизу, где детородный орган...

— Пятница не слышит ответа! — громыхает извергиня. — Понял?!

— П-п-понял, — мычу в ужасе.

— Громче!

— Понял!

— Не «понял», а повторяй слово в слово: Таз принадлежит Пятнице! Ну!!!

Я снова пытаюсь набраться храбрости в глубинах души истинного воина, чтобы не произносить столь оскорбительных для меня слов, но в этот раз почему-то ничего не получается. Возможно потому, что клинок этой сволочи сильнее впивается в звенящие от страха кокошки. Они ведь могут не пережить такого отношения... Они уже готовятся стечь в сапоги. Хотя сапог на мне нет. Но все равно стекут ведь...

— Ну! — орет громче мой пятничный ужас, и сильнее упирает острие в нежную область, которая не любит грубого обращения. — Молви, сын сучий!

— Ладно-ладно!.. — сдаюсь я. — Стас принадлежит Пятнице!

— Не Стас, а Таз! Ну! Молви!

— Таз!.. Таз принадлежит Пятнице!

— То-то же, — удовлетворенно хмыкает здоровенная стерва, после чего ставит мое тельце на пол и предупреждает: — Стоять, не двигаться!

Стою, трясу ливером, и пытаюсь шевелить извилиной. Она шевелится с трудом и со страшным скрежетом, но все же думать кое-как получается, хоть и мешает собирать мысли в кучу разогнавшееся от страха и впечатлений сердце — его долбеж я ощущаю уже буквально по всему телу. Надо каким-то образом собраться и делать ноги! Не доживу я до субботы, если ход вещей будет идти так, как он шел до этого момента. Это же пиздец какой-то!.. Такого ведь не бывает! Баба не может иметь столько силы, а цвет глаз у нормальных людей не может меняться ежесекундно! Одно здесь может быть объяснение — я точно сплю! Проснусь, и все будет хорошо... Все будет по-старому.

Пока думал думу даже не заметил, как Пятница села передо мной на корточки. Пришел в себя, когда она уже засосала в рот мой скукожившийся было от неприятных впечатлений стручок. Снова отсасывает! Мля, да она же озабоченная! Только что чуть не оскопила, а сейчас опять губами лязгает! Садистка! Будь ты проклята, шалава!..

«Господи, да чем же я тебя прогневить умудрился?!» — мысленно воздеваю я руки к потолку, но потолок не дает ответа. Зато член начинает наливаться силой. Предатель позорный! Этот хуй ведь и родину продаст за возможность юркнуть во влажное отверстие. Ненадежный совсем... Я бы с ним в разведку не пошел.

Черноволосая башка Пятницы, качая взлохмаченными локонами, упорно движется туда-сюда, крепко удерживая в себе выросший за полминуты ствол, а руки ее надежно держат меня за бедра. Видать, фиксирует, чтоб не убежал... «Сосет-то неплохо...» — думаю я, оглядываясь по сторонам в поисках тяжелого предмета, дабы двинуть минетчице по шебутной головушке, но подходящих предметов поблизости не нахожу.

Пятница, будто прочитав мысли, хватает меня за толстовку и бросает на пол. Я снова бьюсь затылком о твердую поверхность, но особой боли уже не испытываю. Видимо, привык... Однако к тому, что происходит дальше, я вовсе не привычен! А происходит то, что голая женская жопа сначала угрожающе нависает надо мной, как грозовая туча над городом, а затем волосатая щель совершает жесткую посадку мне на морду! Примерно так же приземляется на воду гидроплан, у которого отказали оба двигателя.

Тьфу, бля! Что за отношение такое?! Где это видано, чтобы вот так вот... Без спросу-то?! Совсем оскотинилась! Возмущению предела нет, но сделать ничего не могу — прижат к полу намертво. А Пятница принимается елозить своей прорехой по моему страдальческому лику. Щель течет густыми соками, будто прорвало трубу, посему и скользит она по моей ряхе вполне вольготно. Но мне от этого не легче: нос больно, но еще больнее на душе...

Хотел было цапнуть насильницу за крупный клитор, благо крепостью зубов природа не обделила, но вовремя одумался, сопоставив выгоду и риски. Выгода туманна, а риски — ого-го какие! Ладно, сучка... Щас я тебе устрою оргазм в квадрате!

Хватаю ее задницу в охапку и принимаюсь чуть ли не вгрызаться во влагалище этой беспутной женщины. Стремлюсь доставить ей такое удовольствие, после которого она хоть на пару секунд выйдет из строя. А я тем временем сдрисну отсюда к чертям собачьим, а вернусь уже не один, но с подмогой. Сотоварищи, так сказать. Уж мы с пацанами-то устроим этой Пятнице веселую жизнь! Сообща превратим Пятницу в Понедельник. А понедельник, как известно, — день тяжелый. Но сначала надо поработать... Тьфу!

Усердные труды даром не идут — Пятница вопит и елозит станком, изредка им подергивая. Уперлась руками мне в ноги, отчего колени уже болят. Ну и хватка у нее все же... Етить-колотить, точно Терминатор. Болтаю языком похлеще политолога, приближая свой рывок на волюшку. Вот уже мадам скулит и нервно дышит, а скользкая расщелина судорожно сокращается — пришел-таки оргазм!

— Ы-ы-ы! — орет Пятница и падает на мои ноги грудью, продолжая дергать жопой.

Пора! На свободу! Вот он — шанс! В прошлый раз она в себя после «кончалова» приходила довольно долго. Значит и сейчас не сразу очухается. Вылезти бы только из-под тушки весом во многие десятки килограмм... Или килограммов? Да по хер, нашел, о чем думать!

Вылез из-под оргазмирующего бабца и снова несусь со скоростью взрослого лося к выходу. По фиг, что член торчит наружу — себя приводить в порядок будем по пути! Сдвигаю задвижку на входной двери и выскальзываю на лестничную площадку, ликуя в душе: получилось, мать вашу! Смог! Едрид-Мадрид, я победитель по жизни! Однако в следующий момент слышу то, что слышать не хочу — очередной клич «О-уо-уо!» сигнализирует о том, что Пятница раскусила обманный маневр.

Запереть бы дверь, да ключи где-то в хате валяются! Забыл про них!.. В рот мне ноги, ну почему я такой долбодятел?! Закрыл бы курицу внутри, и пусть бы с девятого этажа прыгала. Ай, да что уж теперь... И хрен бы с ними, с ключами этими!

Мчусь к лифту, терзаю кнопку, но понимаю, что ждать его придется до послезавтра: лифт, как всегда, стоит на первом этаже. Паникую, но лечу вниз по ступенькам, а позади слышу звуки погони — входная дверь в мою квартиру грохочет, возвещая, что Пятница уже в подъезде!

Она не орет. Она молча преследует! За спиной слышу лишь мощное мерное дыхание: вдох носом, выдох ртом. Я понимаю, что эта гребанная посланница куда быстрее и проворнее меня, но не сдаюсь, а рву когти так, как не рвал еще никогда, но все мои старания — полнейший беспонт... Баба настигает меня между восьмым и седьмым этажами, набрасывается и скручивает бедолагу в три погибели.

— Люди! — ору я в последней надежде на помощь. — Спасите-помогите! Хулиганы зрения лишают! Убивают! Насилуют! Пожар!

Снова получаю удар по башке, который прерывает вечный зов. Пятница берет меня подмышку и тащит обратно вверх по лестнице. Я это вижу, потому что не отключился окончательно, я просто плыву, а ртом могу воспроизводить только слабое бессвязное мычание.

«Суки, — думаю, пока Терминатор возносит меня обратно в покои. — Сидят все по своим норкам, и хрен кто из дверей выглянет... Даже если и выглянут, то только, чтобы на телефончики поснимать. Суки...»

Пятница тем временем относит добычу в спальню и довольно бережно (что довольно странно) укладывает меня на кроватку. Садится рядом, отсвечивая голыми сиськами, проводит участливо ладонью по моей пострадавшей голове и говорит вкрадчиво:

— Таз принадлежит Пятнице, запомни, — и улыбается.

Я улыбаюсь ей в ответ, потому как делать больше нечего. Все лимиты сопротивления исчерпаны — ноги меня уже не держат. Пятница смотрит ласково и продолжает:

— Таз отправится с Пятницей в Высший мир. Возрадуйся! Ты отправишься туда, где еще никогда не был! Высший мир почти как Низший, только лучше. Не переживай — Пятница будет тебя беречь. Таз теперь под защитой Пятницы.

Продолжаю улыбаться. А хули еще делать? Такой пороси я еще не слышал, но вот — довелось. Лучше уж улыбаться, пока опять не словил по бестолковке...

Однако же моя избранница... тьфу ты, заговариваюсь... извергиня эта кладет поясную сумку себе на колени, долго в ней копается и достает какую-то прямоугольную коробочку. Смотрю на эту коробочку и глазам не верю — это ж пейджер древний! Я таких уже и не застал... Батя мой еще с таким бегал. Нет, моя Пятница точно сбежала из дурдома. С чем себя и поздравляю — я в заложниках у сумасшедшей бодибилдерши, которая к тому же еще и ножом размахивает направо и налево. Все, кранты мне. Прощай, Стасик, нам будет тебя не хватать...

— Ну, — обращается ко мне Пятница, торжественно поднимая у себя над головой пейджер. — Таз готов к путешествию? Не бойся, Пятница рядом, — говорит она, подмигивает, и нажимает на какую-то кнопку.

В ушах начинает зудеть, изображение перед глазами идет кругом, а потом и вовсе все меркнет, будто свет выключили. Кругом кромешная тьма, но лицо Пятницы почему-то видно ясно. Сердце вдруг уходит в пятки, будто тело резко поднимается вверх, а сразу после я словно окунаюсь в воду. Или зависаю в вакууме. Но вскоре сердце снова уходит в пятки. Странное ощущение, непонятное. Либо я схожу с ума, либо и правда лечу вверх в полной темноте. Пятница крепко держит меня за руку, и я отчего-то ей за это безмерно благодарен...