Хрох бережно, но твердо полизывал сестру там, где это вызывало больше всего стонов. Обводил языком ее липкие складочки, сладкие и нежные, как мякоть спелого манго. Как же она текла! Он выжал из Ло столько сока, что сам был поражен. Охотник проделывал такой трюк не впервые, но первый раз это настолько захватывало дух.

Когда она начала бешено елозить своей щелью по его языку, он вставил мучимой удовольствием Ло внутрь два пальца и принялся делать с ней все то, что жаждал сделать своим окаменевшим стержнем. Но стойко держался, хотел, чтобы на сей раз она сама позвала его. И она позвала:

— Иди ко мне, хочу...

Вдруг из темноты над ними раздался насмешливый голос:

— Так вот, оказывается, кто лишил тебя девичества, красавица?

Хрох должен был почуять. Но он не спал ночь и напился браги, это и погубило обоих. На голову первому ловчему опустился большой тяжелый камень. Ло страшно закричала. Чьи-то руки стащили брата с нее и поволокли в темноту.

Замелькали огненные факелы в руках пришедших. Стало видно, что их трое — хитрый Уш и еще два фермера с острыми костяными мотыгами. Один рослый, а второй — крепкий коротышка. Оба направляли свои копалки для возделывания земли на нее и Хроха, словно копья. В свете факелов Ло увидела, что голова брата упала на грудь, а на кожаный жилет с меховой оторочкой капает кровь. Коротышка суетливо привязывал его спиной к стволу пальмы чуть поодаль.

От страха и неожиданности столь коварного нападения Ло едва ли могла сопротивляться. Уш сноровисто связал ей ноги и руки, пока его помощник держал ее. Второй тем временем уже примотал бесчувственного Хроха к дереву и любовался своей работой, вытирая со лба пот. Ло считала удары сердца. Спустя двадцать ударов услышала, как брат застонал и очнулся. Поздно, он уже был связан.

«Слава богам, он жив! — мелькнула у нее мысль, — он обязательно нас вытащит...»

— Ой-ой, не признал в темноте, да в таком положении! — с нарочитым удивлением заохал Уш. — Прости, уважаемый Хрох-ловчий! Так что же получается... ты собственную сестру на моей земле решил потешить?

Хрох поднял голову. В глазах у него двоилось, но на лице не было и следа испуга. Только злость. Он просипел:

— Не твое дело, фермер. Забирай своих людей и идите своей дорогой.

— Так я и шел! — подбоченился Уш. — Это вы за каким-то лешим забрались на мою землю. Обхожу владения и тут слышу — говорят. Прислушался — такое говорят, аж страшно делается. Все заветы старейшин вам будто пустой звук.

Ло скорчилась в путах. Долговязый фермер держал ее, чтобы не уползла, и потихоньку облапывал. Скалился на нее беззубым ртом. Хрох наконец сумел навострить зрение после удара по затылку, увидел это и взревел:

— А ну отпустите девчонку, а не то я вас мигом порешу!

Уш покачал головой:

— Обожди, не кричи, ловчий, тут тебе не дикие джунгли, Здесь я хозяин. Ты мне вот что скажи. Брал я эту девку на Мокрочрев, и была она не целой. То, получается, твоя работа? Неужто у вас в клане можно сестер того?

В их клане не только запрещалось брать сестер, но также не разрешалось лгать. А потому искусству лжи охотник был мало обучен. Умолчать и скрыть тайну было легко. Но соврать, глядя в глаза хитрому Ушу — ох как непросто.

— Первый раз решил с ней позабавиться. Будто бы ты своих сестер не пробовал, — проворчал Хрох и сплюнул горькую ложь в траву.

— Может и пробовал, — задумчиво проговорил Уш. — Да только врешь ты все, ловчий. Я ведь могу сложить один да один и получить два. Раз — девка была раскрыта не по правилам, до срока. Два — звал ты ее бежать из племени. Да к тому же баловал тут на траве уж очень неравнодушно, я всеоо-оо видел!

Хрох зарычал от ярости и попытался вырваться из пут, чтобы надавать Ушу по его хитрой роже. Но связан был крепко.

Фермер продолжил:

— Я тебя понимаю, чего только не наговоришь девке, чтобы ноги развела, да? — он подмигнул Хроху, будто напарнику в деле совращения юных дев. — Давай я поверю, что ты просто решил разок взять ее со скуки, от нечего делать!

Хрох тем временем силился развязать наскоро обмотанную вокруг его тела веревку.

— Верь во что хочешь. — бросил он, не удостоив Уша и взглядом. — Развяжи путы или тебе и твоим молокососам несдобровать.

— Такой грозный, будто и не примотан к дереву! — картинно всплеснул руками Уш и осклабился в сторону Ло, — ох, девица, понимаю я тебя, трудно было устоять!

Та дрожала от страха и хранила молчание. Сейчас лишнее слово могло казнить их с братом. Беззубый тем временем все трогал ее прелести и щипал везде, где в голову взбредет.

Уш тем временем снова повернулся к Хроху:

— Я поверю, ловчий. Ты уважаемый человек и не станешь лгать. Поверь и ты мне, я не мыслю плохого. Я мирный человек и живу по правилам старейшин. Давай, чтоб упрочить наше с тобой доверие, я возьму эту самку. Она как раз мокра и готова. А ты, если брал ее впервые и совсем к ней не привязан, будешь только рад, что сестра обрела достойного отца будущим детям. Перед законами племени все равны.

Хрох взвыл от ярости, и Ло услышала, как трещат на нем веревки.

Уш вразвалочку направился к ней. Беззубый силой заставил пленницу встать на четвереньки и удерживал в таком положении. Щупал за грудки и посмеивался. Коротышка угрожающе махал перед лицом Хроха мотыгой, хоть и явно трясся от страха.

Уш приклонил перед Ло колени, спустил штаны, ухватил за бедра.

— Нет, не смей! — закричала она, — Пусти меня, ублюдок!

Она рванулась, но руки беззубого держали крепче колодок.

Уш хохотнул.

— Зачем меня гонишь? В прошлый раз тебе очень понравилось! Ты рассказывала брату, как тебе было со мной хорошо?

С этими словами он с хлюпаньем воткнулся в еще влажную после языка Хроха щелочку Ло.

— Неееееет! — взвыла она.

Уш стал иметь ее, приговаривая:

— Какая хорошая узенькая щелочка, разве можно такую от соплеменников скрывать? Делиться надобно!

От собственных слов он быстро окреп и стал вколачиваться в нее все быстрее. Хрох не тратил сил на угрозы. Он старался разорвать веревку. Уш крикнул охотнику, чуть задыхаясь:

— Друг мой ловчий, я всего лишь следую порядкам племени! Ты же помнишь, привязываться к одной самке запрещено! Надобно тебе других брать и ее другим давать!

Ло билась и дергалась в руках беззубого, но трепыхания только сильней вгоняли в нее стержень Уша.

— Смотри, а ей нравится, она уже сама мне подмогает, — Уш все говорил с Хрохом, и это его распаляло все больше. — Сейчас буду в эту самочку плескать.

С этими словами Уш заходил в щелке Ло быстрее. Она кричала, но не от натиска Уша, а от боли брата, которую чувствовала как свою.

Хрох призвал на помощь все силы духа-покровителя. Взревел, соединился с дикой пумой. Напряг мускулы и с невероятным усилием разорвал веревки, ободрав руки до мяса. Сейчас он не был человеком, дикая мощь лились из него через край. фермер-коротышка это откуда-то знал.

— Демон! — вскричал он и замахал на него мотыгой, — нелюдь!

Хрох ловко увернулся и впечатал того головой в ствол пальмы, к которой миг назад был привязан. С лютым звериным рыком ринулся на Уша, покрывающего Ло. Завидев взбешенного охотника, беззубый отпустил ручонки Ло и с воплем побежал, куда глаза глядят.

— Люди, помогите! — орал он, — кровь льется, убивают!

В последний миг Хрох сдернул фермера с Ло, и тот с воем упал на землю. Излился на траву. Все это произошло быстрее, чем Уш мог бы сказать вслух «земледелие».

Тьма вокруг запестрела рыжими факелами. Зашумели голоса вдалеке.

Трясущимися руками, замотанными в кулек, Ло развязывала себе ноги. Хрох налетел на Уша, сел ему на грудь и принялся исступленно вколачивать ему в пухлую физиономию свой кулак. Уш заверещал. Ло услышала хруст, брызнула кровь. Хрох не помня себя месил его кулаками. Еще немного, и он забил бы того до смерти.

Ло наконец выпуталась и напрыгнула брату на спину.

— Не убивай! — взвизгнула она. — Племя казнит тебя! Оставь его!

Хрох не слышал, он озверело дубасил Уша. Тот выл.

— Оставь его! — срывая голос, кричала Ло, — ты нужен мне живым!

Сверху на них спикировал коршун Кипо, стал лупить Хроха крыльями по голове, жутко киикая. Чудом Ло удалось оттащить брата от полумертвого фермера со спущенными штанами. Вокруг поляны уже искрилось с десяток огней и слышались крики людей. Запахло паленой соломой.

Избитый Уш простонал:

— Привязанность — страшный запрет! Старейшины узнают обо всем!

Брат с сестрой дико взглянули друг на друга и кто-то крикнул «Бежим!»

— Держите их, они нарушили законы племени! — надрывался Уш, лежа на земле и плюясь кровью. Люди окружали, сжимали поляну кольцом.

Хрох подсадил Ло на коня, одним махом запрыгнул сам, ударил пятками в бока. Лошадь резво пустилась в галоп. Уехали они совсем недалеко. Племя с факелами и копьями обступило охотника и его сестру. Люди направили в грудь коню острия и пики. Тот испуганно заржал, встал на дыбы и скинул наездников.

***

Хроха, как первого ловчего, поволокли пред очи старейшин. Его сестру, у которой в племени не было столь высокого статуса, бросили в бамбуковую клетку за свинарником. Судьбу Ло намеревались решить без ее участия. Она догадывалась, каким будет наказание.

— Снимите хотя бы веревки, — попросила она не злых с виду воинов, что притащили ее в клетушку.

Те переглянулись.

— Ты уважаемая в племени женщина, Ло. Но у нас будут неприятности, если старейшины узнают об этом.

— Они не узнают. Я уже в клетке. Буду сидеть тихо.

Один из молодых мужчин пожал плечами и стал разматывать путы.

— Смотри не глупи, а то мы тебя мигом утихомирим! — пригрозил он.

Ло сделала жест благодарности, сложив руки на лбу. Размяла затекшие запястья и ступни. Огляделась.

Пол клетки был устал грязным вонючим сеном. Вместо стен часто торчали деревянные колья. Потолок был из крепкой цельной деревянной пластины — не сбежать. Снаружи крепкие засовы и два смотрителя с факелами. В углу клетушки — большой серый мешок. Она пригляделась в темноте и поняла, что это спина спящего человека.

«Еще одна жертва бессмысленных законов племени» — подумала Ло и тихонько застонала от печальной злобы.

В бессилии она прислонилась к ребристой стене узилища. Осела на пол и уставилась невидящим взглядом на полосы тьмы меж толстыми прутьями клетки. Долго дышала, стараясь замедлиться и прийти в себя. У лица роилась мелкая мошкара, в кустах неподалеку пели сверчки.

Нескоро сквозь отрешенность проступила боль. Ссадины на локтях и коленях кровоточили. К счастью, у нее не отняли поясную сумку с травами, и та не слетела с нее, пока их с братом волоком тащили через все селение.

Ло достала из потайного кармана сверток из бананового листа с целебной травяной пастой. Воды, чтобы промыть раны, не было. Шипя и ругаясь, она принялась замазывать царапины, когда прямо у нее над ухом заскрипел старушечий голос:

— Сестра охотника! Давненько у меня не было гостей!

Издерганную недавними событиями Ло подбросило от неожиданности. В шаге от нее сидела маленькая, похожая на сову старушка с бельмами на обоих глазах. Седые всклокоченные волосы были так длинны, что стелились по полу. Ло не ведала, как та смогла подобраться к ней так близко, не издав ни единого звука. И откуда знала, чья она сестра.

— Ты провидица? — Ло тут же забыла про ссадины и уставилась на древнюю старуху.

Та осклабилась, обнажила голые серые десны:

— Я слепа как крот, но вижу верхним зрением, дитя.

— Скажи, мудрая, — Ло сглотнула, горло драло от жажды, — что мне делать? Они распнут меня на лугу и меня возьмет наверно каждый мужчина в племени!

— Что делать — что делать! — беззлобно проворчала вещунья и хихикнула. — Расслабить чресла и лежать смирно. И ничего не бояться. Ты на что искусству травничества училась? У тебя на поясе сумочка, небось сумеешь сложить вместе три сухих листочка так, чтобы наверняка потечь. А то ведь если не потекешь, тебе же худо будет.

Вещунья, даром что слепая, видела гостью своей клетки насквозь. Она достала из складок своей мешковатой накидки бурдюк и протянула Ло. Сосуд был сделан из желудка горной козы и расписан красными символами-оберегами. Негнущимися пальцами Ло вытянула затычку — туго скрученную кожаную ленту. Стала жадно глотать воду.

— А что будет с Хрохом? — смогла она выговорить, когда утолила жажду, и в груди у нее заныло.

Старушка улыбнулась шире и оттого приобрела сходство с наскальным изображением темного духа.

— А что ему сделается! В этом племени мужчин мало, а потому их холят и лелеят. Заставят твоего милого взять пару самок после чарки возбуждающего отвара. Потыкает их да и устанет, не хватит его на большее. Да и любит он тебя дуреху, только на тебя у него взаправду кол стоит даже со всеми зельями.

— Любит? Это как? — робко переспросила Ло, — она впервые слышала такое слово, но оно пробуждало странные далекие воспоминания. Память предков, живших до старейшин с их порядками.

— Да как будто сама не чувствуешь! — провидицу забавляла наивность Ло. — Положи ручонку на сердце и поймешь. Он ради тебя и огонь, и воду пройдет.

Рука Ло сама собой легла на центр груди. Оттуда к брату хлынул нескончаемый поток сияющего света. Расплавленное жидкое солнце напополам со сладкой негой. Голова у нее закружилась, когда она ощутила мощный входящий поток сияния от него.

— Истинная любовь — чудо редкое, раз в сто соляров бывает! — гордо пояснила старуха, будто столь сильное чувство между Хрохом и Ло было исключительно ее заслугой.

Ло обняла себя руками в попытке унять озноб.

— Ох, бабушка, беда мне с ним. Брат он мне, понимаешь?

— Глупости какие, никакой он тебе не брат! — возмутилась провидица и нахохлилась, как птица. — Ты что же, не знаешь?

Ло чуть не задохнулась от изумления, хотя рот ее был широко открыт ночному ветру.

— Не брат?!

— Я своему глазку верю! — старуха постучала скрюченным пальцем по лбу там, где по ее разумению, располагался глазок. — А ты своим глазенкам веришь? Видела в отражении стоячей воды, какого они у тебя цвета? Во всем племени таких нет. То потому, что не из наших ты. Твоя матушка тебя младенцем в джунглях нашла и пожалела. Себе забрала. А людям сказала, что родила.

У Ло такие вести совсем не укладывались в голове.

— Нашла в джунглях? Но как же так, бабушка?

Та снисходително посмеивалась и раскачивалась из стороны в сторону. Читать других явно доставляло ей неизъяснимое удовольствие.

— Да очень просто. Было твое племя и не стало его после нашествия варваров кочевых. Младенцев они себе забрали, не стали сжигать вместе с другими. Сели на коней и повезли восвояси. Шесть вас было, трое еще живы акромя тебя. А одного младенчика-то на скаку с коня и уронили! То и была ты, красавица.

— Но как же люди поверили моей матери, что та родила меня? Как не удивились, когда та принесла из джунглей младенца? — усомнилась Ло.

Провидица рассмеялась, будто прочитав ее мысли. Придвинулась ближе и взяла маленькой морщинистой рукой ладошку Ло. Ту сразу же окатило гущей цветных пятен. Кусочки и элементы собрались в четкую и яркую картину былого перед глазами.

— А было оно вот как, — пробормотала старуха, — та женщина, что ты матерью зовешь, ждала ребенка. Она была целительницей и множество раз сама принимала роды. Знала, что делать. Когда пришло время, она ушла подальше от людей, чтобы родить в пещере. В месте силы ее предков. Роды были трудными, мучилась она долго. Ребенок родился мертвым. Она обезумела от горя. И отправилась в глушь, чтобы похоронить младенца и утопиться в реке...

Ло словно раскопала в своей памяти тайник воспоминаний, в который никогда прежде не заглядывала. Ей открылся день, когда она стала частью племени цимпан.

—... Там-то у реки и нашла она тебя голенькую, завернутую в оленью шкурку. — продолжала старуха. — Ты была даром богов и духов. Женщина вернулась в деревню и сказала всем, что родила тебя. А со временем и сама в это поверила. Решила, что мертворожденный ребенок был бредом в родовой горячке. Народ подивился, что младенец крупноват уродился и глаза белые, думали, слепая. А как поняли, что зрячая, решили, знамение это и знак покровительства духов-птиц.

Видение прошлого не походило на картины, посланные духами. Оно рисовалось перед взором Ло чернилами из ее собственной крови. И эта кровь была совсем иного цвета, чем у воспитавшей ее женщины.

— Не может быть... — ошеломленно прошептала Ло. — Так вот почему порядки этого племени мне были не по росту! Я старше, чем думала, и принадлежу совсем другому народу!

Старуха закивала.

— Твой Хрох чует, что ему хорошо! Древние часто невест из других племен брали, чтоб не выродиться. Чтоб с родней не смешивать дух и плоть. — Она лукаво покачала головой. — То-то вас друг к дружке так сильно тянет.

Ло ошалело проморгалась и огляделась вокруг. Казалось, разговор с вещуньей длился совсем недолго, но солнце снова катилось к закату. Она смотрела видения из прошлого всю ночь и весь день.

У Ло не было времени ужиться с этой мыслью. Застучали засовы на клетке. Ло спешно полезла в карман поясной сумки. Хонниного возбуждающего средства против зачатия как назло не осталось. Но, к счастью, на самом дне нашлись другие сушеные листья — заготовленные травницей еще в самом начале обучения. Они должны были ее увлажнить несмотря ни на что.

Ло едва успела запихнуть листочки под язык, как в узилище, громко топая, шагнули два рослых воина. Третий стоял на страже. Этих она не видела прежде, да и те не подавали признаков узнавания уважаемой Ло. Они молча сграбастали ее под руки. Подняли с устланного сеном пола и поволокли к выходу из клети.

Старуха философски крякнула и прищурилась на падающее к горизонту солнце. То ли дивилась скоротечности визитов ее гостей, то ли переменчивости дня и ночи. Закричала вслед Ло:

— Ты не трясись, дитя, наши мужчины чай не варвары какие. Да и ребеночек у тебя под сердцем живет от Хроха твоего ненаглядного. Уж вторую луну живёт, я вижу! — она постучала себя пальцем по лбу. — Он тебя от чужого семени убережет.

— А ну не болтай, полоумная! — услышала Ло окрик стражника за спиной. Затем последовал звонкий хлоп пощечины и безумный старушечий смех.

Ло потащили на Круглый Луг. Туда, где на площадке под тотемами в землю уже воткнули четыре колышка с веревками.

С нее сдернули тунику, и на голое тело тут же накинулся ветер. Грубо бросили на землю, насильно уложили на спину звездой. Двое воинов держали руки и ноги прижатыми к траве, а третий завязывал веревки на запястьях и щиколотках.

«Ребенок, — колотилась у нее в уме мысль, — боги и духи, помогите мне его уберечь!»

— Ох и хороша дева, сочна! — бросил тот, что держал ее за ноги, и сильно ущипнул Ло за бедро.

— Поди прочь! — гневно взвизгнула она.

— А кляп-то мы и забыли! — посетовал второй. Обернулся к худому и жилистому товарищу: — Зохан, сбегай за тряпицей, рот-то надобно ей прикрыть, старейшины приказали!

— Ага, побегу я, а вы тут без меня начнете? — обиженно скуксился Зохан, — нет уж, пусть Хауф идет за кляпом, он младше. А я хочу быть первым.

Мужчины еще поспорили о том, кому идти за кляпом, но так и не пришли к согласию. Наконец самый находчивый, пожилой, но все еще крепкий Борм, отрезал от заплечного мешка лоскут, скатал и грубо засунул в рот бедняжке Ло. Та замычала.

— Эх, жаль такой красивый роток затыкать, — капризно заныл ломким голосом Хауф. На макушке у него торчал завязанный нитью пучок, а не традиционная племенная косица. Это значило, что он совсем недавно стал мужчиной и как раз усваивал науку о женском теле от опытных шаманок.

Борм погладил седеющую бороду:

— Рот старейшины трогать не велели. Сказали всем плескать в щель. Надуть брюхо ей надобно наверняка, чтобы дурь-то вся излечилась. Мигом про брата забудет!

Мужчины дружно загоготали. Ло поняла, что все племя уже знает о них с Хрохом. Старейшины наверняка объявили о причине ее наказания во всеуслышание. Тем временем молодой Хауф уже задрал грязный после заточения в клетке подол и полез пальцами ей в щель.

— Сухая! — разочарованно протянул он и вскинул на товарищей потерянный взгляд, — демон ее забери! Что же делать?

— А ну с дороги! — прорычал отрывисто диковатый Зохан и отпихнул Хауфа. — Поучись у старших!

Он сел перед ней в траву, смачно харкнул на ладонь, грубо растер слюну между ног трясущейся от холода и жути Ло. Она из своего положения лежа видела, как тот распускает завязки на штанах. Оттуда показался длинный и чуть изогнутый в сторону отросток, вокруг была густая заросль черных волос.

— А что, так можно было? — наивно изумился Хауф.

— Она нарушила страшный запрет! Привязалась к одному и держала его подле себя. Старейшины велели ее наказать, — Борм нравоучительно шлепнул кулаком по ладони. Краем глаза Ло видела, что у него под штанами уже восстает бугор.

Все новые мужчины обступали их кружком, заслоняя от Ло свет. Они любопытно таращились на ее разверстые ноги, отпускали грязные шуточки, но до поры держали себя в руках. Все же это был ритуал кары, ниспосланной богами по воле старейшин, а не гуляния на день плодородия.

Зохан тем временем смочил головку своего органа и примерялся, чтобы оприходовать Ло.

Та бессильно забрыкалась, веревки впились в нежную кожу.

— Ну-ну, покорись, дева, Зоханов корень еще никому плох не был, — мерзко ухмыльнулся мужчина над ней. Он потыкался в ее дырочку и вдруг засадил ей резко и больно со всего размаху. Ло сдавленно взвыла. Вокруг послышались крики одобрения.

— Так ее, Зохан, давай! Покажи девке, что акромя брата есть в племени крепкие стержнем!

Мужчина лапал нежные грудки Ло и настырно щипал соски. К своему ужасу, но и облегчению, та осознала, что съеденные в клетке листья начали действовать. В щели у нее понемногу становилось все теплее, будто она нежилась под лучами солнца, а не лежала распятая на земле. Воин бравший ее, уже распалился, навалился на нее, кусал грудь, мерзко дышал брагой ей в лицо. Его длинный отросток пребольно тыкался Ло в самую глубь, заставляя стонать.

— Борм, ну можно я пока ее в рот того, ну разреши, Борм, — ныл молодой Хауф.

— Не положено! — дрожащим от возбуждения голосом ответствовал Борм. Боковым зрением Ло заметила, что он приспустил штаны и оглаживает свой небольшой, похожий на банан орган.

Зохан же тем временем во всю паял щелочку Ло, приговаривая:

— Вот так тебе, девочка, вот так, будешь знать, как племенные обычаи нарушать!

Жар между ног у Ло все горячел и ширился, как пожар в джунглях.

Мужчина на ней захихикал:

— Ага, потекла, красавица! Что, нравится, когда Зохан тебя берет?!

Она не могла ответить, даже если бы хотела — только стонала и кусала кляп.

Хауф и Борм не сводили глаз с действа. За спинами у них маячили головы других желающих почтить племенные устои. Нечасто они видели, как деву покрывают без ее на то согласия, да еще и на улице посреди бела дня. Последний раз такое наказание постигло молодую Ниту целых два соляра тому назад. Мужчин все прибывало. Звучали голоса.

— Неужели это сестра уважаемого Хроха-ловчего? Как так?

— Сам и растлил? Ну дела!

— Привязались? Не может быть! Боги бы не позволили!

— Ну мы ее сейчас быстро уму-разуму научим!

Старые и молодые, серьезные и гогочущие. Осуждающие. Возбужденные и деланно равнодушные. Все они были здесь. Пришли посмотреть, как Ло, что не желала быть ни с кем, кроме своего милого Хроха, будет крыть все племя. Почему? А чтобы было неповадно привязываться к одному. Чтобы не смела девка около себя держать первого ловчего. Ибо должен тот детей зачинать на благо племени, чтобы жил род.

Такие слова говорили в толпе, но Ло их не слышала.

Голова ее уже была в тумане. У нее не было возможности сварить листочки по всем правилам, и теперь эффект был в разы сильнее, чем от обычного возбуждающего снадобья на воде. Она уже во всю стонала под Зоханом, подмахивала ему бедрами. Тот, почуяв неравнодушие, очень быстро задергался на ней, сжал в потных ладонях ее округлости. И наконец с воплем победителя втаранился в нее последний раз и застыл. Из щелочки Ло потекла семенная слизь.

Борм сноровисто снял товарища с Ло. Та уже не видела обступившей ее гурьбы с восставшими копьями. Она не чувствовала пут, забыла о кляпе, лежала, извиваясь и требуя. Стручок Борма был гораздо меньше в длине, но куда шире, чем у Зохана. Ло это пришлось по нраву, теперь ей не было больно, зато щелку сладко растянуло. Она ощутила пульсацию в заветном местечке под лобком.

Пожилой и опытной Борм засаживал ей не так грубо, как дикий Зохан. Он был из тех, кто уважал сестру Хроха, а потому брал ее милосердно. Даже стал поглаживать складочки над входящим в нее копьем, чтоб подсластить девчонке наказание. Он до обидного быстро выплеснулся в Ло, и она застонала от разочарования. Борм с сожалением вышел из облепившего его отверстия, подтянул штаны и принялся строить остальных в очередь.

Через мгновение подскочил нетерпеливый Хауф. Он с дрожью ринулся в ее истекающее семенем лоно, задергался внутри быстро и резко, как будто не вполне понимал, что делает. Но Ло уже была так близка к краю, что готова была запульсировать на его тонком стебле в любую минуту.

— Как ты там делал, дядя Борм? — молодой Хауф оглянулся на отошедшего в сторону воина. Кивнул и положил пальцы над точкой сопряжения их с Ло тел. Стал неумело поглаживать.

Та затрепыхалась, дернулась и взорвалась, издавая сквозь кляп высокий жалобный скулеж.

— Она сжимается! Люди добрые, сжимается! Ох, что делается! — восторженно закричал Хауф.

— Ну все, я больше не могу терпеть! — услышала Ло чей-то хриплый голос из очереди.

Незнакомый мужчина подбежал к ней, сел ей на грудь, одним махом выдернул у нее изо рта кляп и тут же вставил на его место свой корень. В первый момент Ло чуть было не задохнулась. Но мужчина сообразил, что указа умертвить соплеменницу старейшины не давали. А потому чуть привстал на коленях и стал сношать ее в рот, шумно дыша и кряхтя.

Внизу Хауф тем временем уже залил Ло горячей склизкой жижей, и его место занял кто-то другой. Его лица Ло не видела за торсом немолодого мужчины, берущего ее в рот. Его немалый живот тыкался ей в лицо, волосатые яйца терлись об подбородок. Ей было паскудно и отвратительно, но она текла.

«Прости меня, Хрох, — мутно подумала она, подаваясь навстречу бедрами тому, кого не видела. — Ты любишь меня, так сказала провидица. Я не знаю что это, но тоже тебя люблю.»

Туника Ло была изодрана, обрызгана, замусолена руками и похотливыми слюнями.

Мужчина, сидящий у нее на груди, залил ей рот горячим горько-соленым. Он приблизил к ней морщинистое лицо в черных ритуальных татуировках:

— Не смей выплюнуть, а то получишь по голове!

Ло послушно сглотнула.

— Хорошая девочка! — он потрепал ее по алой от слез и возбуждения щечке и уступил место следующему.

Ло брали яростно и лениво, твердо и вяло, бережно и грубо. Борм следил за порядком, покрикивал и осаждал особо ретивых. Очередь вилась вокруг луга, и конца ей было не видно. Впрочем Ло и не смотрела, глаза у нее закатились в экстазе, когда ей вставили очередной каменный стержень.

— Прости меня, госпожа Ло! — с этими словами кто-то вошел в нее аккуратно и мягко. Она приоткрыла глаза. Над ней трудился один из учеников Хроха, его имени она не помнила.

— Пожалуйста, скажи учителю, что я был добр с тобой, — шепнул он.

Ло дико рассмеялась, но рот ей быстро заткнули. Мир подернулся розовой пленкой. Она провалилась в беспамятство. Тело отнялось и потеряло чувствительность. Еще никогда она не употребляла такого мощного возбуждающего снадобья. Ло ощущала себя равнодушным скальным тоннелем или подземным лазом, по которому с трудом протискивается толстая змея.

Из полуобморока ее вернуло странное жжение. Ло почувствовала, что теперь над ней трудится не какой-то рядовой земледелец, а человек, сильный духом. Она приоткрыла один глаз и увидела над собой статного и мускулистого Ариса, лучшего цимпанского воина. В племени говорили, каждая женщина мечтает, чтобы он пришел именно к ней. Ло не мечтала, она хотела быть только с братом. Но Арис пришел ее покрыть и делал это умеючи. Он подхватил ягодицы Ло и положил себе в ладони. Веревки на щиколотках пленницы, привязанной к кольям в земле, натянулись.

Ло застонала, когда тот стал ритмично вгонять в нее свое орудие. Рот ей снова заткнул новый орган, который ей присунули за левую щеку. Справа от ее головы уже стоял еще один мужчина. Он наглаживал свой жезл так, будто желал отполировать его до блеска. Он ждал.

Арис вбивал свой кол ровно, точно вколачивал палки для забора в землю. Он тоже снизошел до того, чтобы погладить Ло в ее заветном местечке. Погладить умело и неспеша. Будто действо происходило не на круглом лугу на глазах у всего племени, а в его собственном шалаше у вечернего огня. Ло замычала, закричала от удовольствия в чей-то пах, ей в рот полилось семя. Она задергалась и стала сжиматься.

— Ух, хороша! — коротко удовлетворенно бросил воин. Вытащил свой кол, не дав ей насладиться его крепостью. По ее бедрам и ягодицам стекали целые лужи мужской жидкости.

Следующий стебель был куда более вялым, но Ло поймала волну и продолжила пульсировать уже на нем. Она не знала, сколько мужчин прошло через ее щель и потеряла счет приступам удовольствия. На небе уже сияли звезды, когда действие возбуждающих листьев понемногу ослабло. Она ощутила боль в своей разрытой норке и саднящие щипки на сосках. Рот заболел, челюсть заныла, а ноги свело судорогой.

Следивший за порядком Борм куда-то запропастился.

Новый корень, вошедший в нее, терся внутри так болезненно, будто туда сыпанули песка. Ло заплакала. Но мужчину, что был сверху, это только подстегнуло. Он тяжело задышал, ускорил свое трение внутри беспомощной девицы и под улюлюканье товарищей выплеснул в нее обжигающую струю.

— Пожалуйста, хватит! — прохрипела она внезапно освободившимся ртом. — Прекратите, я больше не могу...

Рот ей очень быстро заткнул новый скользкий мясистый орган. Он стал тыкать ей в горло. А чья-то рука — шлепать ее по щеке.

— Давай, оближи мой ствол как следует, и я не сделаю тебе больно, — пробулькал над ней кто-то. В разбитую множеством вторжений дырочку ринулся очередной таран. Внутри Ло вдруг закипело бешенство. Последствия радостного забытья от снадобья. Она вдруг прихватила зубами толстое мясо, что лезло ей в рот. Почувствовала во рту вкус крови, а на лице обжигающую пощечину.

— Ей завладели злые духи! — мужчина с криком выдернул у нее изо рта свой покалеченный росток и, распугивая остальных, побежал в темноту.

Очередь к ее телу сразу поредела, мужчины с сомнением отступали, делая перед собой защитные шаманские пассы.

Вдруг Ло увидела над собой знакомое лицо в сеточке кровоподтеков. Разбитое опухшее и отливающее всеми цветами закатного неба. Меж лепестков осторожно заскользил новый корень.

— Уш? — прохрипела она, — ты, ублюдок, за это поплатишься!

— Тихо ты! — зашептал Уш. — Не дергайся, я здесь, чтобы освободить тебя! Не держи зла, девочка. Совесть меня замучила. Погорячился я, не знал что так они с тобой сурово обойдутся...

Его руки потянулись к ее путам, он стал быстро и ловко развязывать веревки.

— Тогда какого подземного червя во мне ищет твоя палка? — зашипела Ло.

Фермер осклабился.

— Это чтобы не вызывать подозрений прежде времени. Ноги я тебе уже распутал под шумок, пока тебя брал тот косоглазый.

— Ох, поторопись, прошу тебя — простонала Ло.

Но вместо того, чтобы послушаться, Уш вдруг перестал развязывать бечевку, застонал и стал медленно с наслаждением вторгаться в нее.

— Больно, прошу тебя хватит, я уже ног не чувствую, а внизу одна огромная дыра!

— Твоя дырочка такая нежная и все еще узкая! Просто чудо какое-то! — стонал Уш. — Так не бывает в природе после стольких-то стержней! Я должен излиться в тебя, женщина, твоя брат не дал мне этого сделать в прошлый раз!

— Ублюдский ты урод, — плакала Ло, — чтоб твоя палка отсохла!

Уша, кажется, только возбудило столь теплое пожелание. Он стал ускоряться и двигался все неистовей, забыв о былой аккуратности. Ло уже рыдала от боли, проклиная его род до седьмого колена.

Уш схватился за ее грудки, оттянул их и с волчьим воем затопил дырочку жгучим семенем.

— Прости меня, красавица, ты сама не знаешь, какая ты сладкая, — зашептал ей Уш, разматывая веревки. — А я не мог оставить это дело незаконченным, понимать должна!

Он подхватил ее на руки, укутал в теплую звериную шкуру и побежал со своей ношей на руках к чернеющим вдали деревьям. Вслед ему кричали и бросали камни те немногие, кто остался у карательного ложа.

— Куда ты меня тащишь? — простонала Ло. — Где Хрох?

— К нему и тащу, к братцу твоему. Крепко он меня проучил, ну да поделом мне.

На тропе от Круглого луга к пальмовой роще на земле неподвижно лежали мужчины. Ло начала считать, но сбилась со счета — перед глазами танцевали тени.

— Что с ними? — едва слышно промямлила она.

Уш усмехнулся:

— Это ловчий, усыплял желающих опробовать твоего тела. Да ты не бойся, живые они. Просто спят, он их дротиками с сонным зельем на оконечнике подкосил.

Навстречу им выбежал Хрох.

— Прости, прости, что так долго, — с болью в голосе проговорил он, бережно забирая ее на руки из лап Уша. — Пришлось усыплять этих нелюдей в очереди к твоему телу. Куда быстрее было бы их всех убить, но тогда это племя отправилось бы в мир духов. Туда ему и дорога, но меня бы мигом повесили.

— Замолчи... — прошептала Ло, еле ворочая языком. — Почему ты так много говоришь?

— От страха. — Она впервые услышала от брата такие слова, — за тебя, малышка Ло.

Та свернулась улиткой в его руках. Просипела:

— Я в порядке, — и окунулась в густой шерстяной удушающий обморок.

***

Очнулась Ло в бамбуковом домике брата. В том самом жилище ловчего у Круглого луга, в которое она опасалась приходить, страшась огласки. Теперь этого можно было не бояться — об их проступке уже знали все. Она лежала на высоком деревянном настиле, укутанная в пушистые меховые накидки. Рассеянный свет и прохлада подсказывали, что солнце едва встало.

Тело было тщательно вымыто и одето в просторное рубище Хроха, в котором Ло почти тонула. Между ног был прилеплен широченный лист алоэ, исцеляющий раны. На груди, пятнистой от щипков и укусов, зеленела заживляющая травяная мазь. Осмотрев себя, Ло пришла к выводу, что все не так уж плохо. Хрох дремал, сидя у ее ног.

«А ведь никто не промыл его рану после удара камнем!» — с болью подумала она. Огляделась, но сумки с травами нигде не было. Превозмогая немощь, она села и бережно положила ладошку ему на голову.

Хрох тут же встрепенулся и открыл красные от усталости глаза.

— Ты все еще со мной? После всего, что они сделали? — голос ее срывался.

— Не говори глупостей, — он свел брови, но тут же смягчился, поймал ее руку и поцеловал ладошку. — Ты моя, помнишь? Что бы там ни было.

Ло кивнула и закапала слезой на меховую шкуру на своих коленях.

— Ты в порядке? Как они обошлись с тобой?

Хрох помолчал.

— Я цел. Ты точно хочешь знать?

Ло вздохнула и махнула рукой — рассказывай.

Брат взял ее ладони в свои и стал говорить негромко и размеренно, будто хотел успокоить.

— Когда нас разлучили, меня потащили к старейшинам. Те устроили собрание племени на лугу. Объявили, что мы с тобой нарушили высшие правила и не давали себя другим, за что должны быть наказаны. Народ не хотел верить, сомневался. Мужчинам приказали явиться на закате, чтобы изгонять злого духа привязанности из тебя. А женщинам велели заняться мной. Сказали, приходите все, кто давно хотел ловчего в себя получить, но не имел такой радости из-за его сестрицы.

Под вечер в меня силой влили целый котелок возбуждающего отвара. Накрепко привязали к лежанке в лачуге, где шаманы проводят обряды очищения от злых духов. Девки заходили по одной и по очереди садились на меня. Что тут говорить! Сама знаешь, что это такое, когда по тебе елозят до мозолей. А я не терплю, чтобы мной помыкали. Потому долго оно не продлилось.

Одна из женщин оказалась матерью моего ученика. Выручу я тебя, говорит, ловчий. Нельзя так с людьми поступать. И развязала меня. Сказала, давай, мол, я буду стонать, как будто ты меня берешь, чтобы стражи у входа слышали, а девки свой черед ждали. А ты вылезь в окно с другой стороны лачуги. Беги, спасай свою сестрицу. Так мы и сделали. Старейшины были уверены, что излечат мою привязанность к тебе. И ошиблись.

Я бросился за помощью к Хонне. Оказалось, та знала о нас чуть ли не с самого начала. Сказала, увидела нас в великую ночь духов рядом и все поняла. Она дала мне два отвара. Один я выпил сам, чтобы не бегать с торчащим копьем. А в другой, что усыпляет, окунал дротики. Я укрылся меж деревьев и отстреливал всех, кто шел к тебе. Оттаскивал их в заросли.

Тут-то меня и нашел этот проклятый Уш. Я хотел было его убить, но тот умолял его выслушать. Сказал, в нем проснулась совесть и ему больно видеть, как такую хорошенькую самочку портят всем племенем. Дескать, не знал он, что старейшины так с тобой обойдутся. Меня к тебе бы не подпустили и близко. А он клялся жизнью дочерей, что принесет тебя мне в руки, если я дам ему шанс помочь...

Ло не стала говорить брату о том, как Уш вызволял ее из пут. И чего ради бросился помогать без опасений получить дротик в ногу. Хитер! И расплескался в нее, и совесть очистил, и жизнь себе спас. Не сейчас, решила Ло. После, когда будет не так больно. Не хотела она и слышать подробности, о которых брат умолчал. Она лишь желала знать, не оставил ли ее дух-покровитель.

— Где Кипо? — спросил она, — когда все началось, он кружил наверху, клевал мужчин, но те прогнали его.

Хрох покачал головой.

— Я не видел его с того самого мига, как он лупил крыльями по моей голове. Да я и тогда-то на него не шибко смотрел. Кровь глаза застелила.

— Он улетел? — глаза Ло снова наполнились слезами. Ей было проще реветь по коршуну, чем по ним с Хрохом. Улетел ее хранитель. Покинул.

— Он всегда возвращается, — Хрох забрался на лежанку и прижал к себе Ло. — А если не вернется, я найду тебе другую птицу, только не реви.

— А щелочку ты мне то-о-оже другую найдешь? — с подвыванием плакала Ло, — моя болит, как будто ее жгли огне-о-ом!

— Ты поправишься. Я присмотрю за тобой. Все женщины племени проходят через то, что прошла ты. Просто у них это более растянуто во времени. — уговаривал Хрох сестру. — Не реви, я сказал! Как только сможешь встать, мы уйдем, и будет у нас с тобой все лучше прежнего, слово даю.

Он достал из кармана на поясе костяной бутылек и протянул сестрице:

— Пей. Если только не хочешь родить на благо племени от бес знает кого.

Он вручил Ло снадобье. Та отставила его в сторону.

— Это без надобности, я ведь уже... Послушай, мне столько всего тебе нужно рассказать... — начала Ло, пытаясь подобрать слова.

В тот же миг деревянная дверца хрустнула под чьей-то ногой и в дом вломилось три воина.

— Именем Безликого бога вам приказано явиться на суд старейшин! — рявкнул самый голосистый. Двое прочих сохраняли равнодушие статуй.

Хрох помог Ло встать и дал опереться на свою руку. Никто больше не связывал мятежных брата с сестрой, но в спину им смотрели острые пики. Они намекали:

этот визит не дань вежливости, а суровая необходимость. Их провели через все селение под взорами соплеменников. От обилия осуждающих взглядов на них чуть не загорелась одежда.

Воины сопроводили Хроха с сестрой в округлый шатер на холме. Отсюда, с вершины, открывался вид на всю долину, что издревле цимпане считали своей землей. Поравнявшись с деревянными изваяниями духов леса, вояки неподвижно застыли на страже. Теперь и они стали походить на тотемы.

Двое отодвинули полог и шагнули в полумрак обители старейшин. Их окутал сладковатый дым ароматических лучин. Посреди шатра раскинулся широкий длинный стол с обилием кушаний. За пиршеством восседали четыре длиннобородых старца в белых одеяниях. Ло впервые видела людей, воле которых была подчинена вся ее жизнь. Немощные и хилые, с безрадостными морщинистыми лицами они совсем не вызывали трепета.

«Так вот вы какие, вершители судеб, — думала она. — Тоже мне, трухлявые пни. Только ткни и развалятся. « Пока она рассматривала высокий свод шатра, расписанный под звездное небо, ввели земледельца Уша. Ло злорадно хмыкнула. Фермер, хотя и выглядел после избиения жутко, держал голову высоко и не опустил глаз пред старейшинами.

Древние как мир мудрецы долго совещались. Они трясли бородами, качали головами и негодующе посматривали на первого ловчего и земледельца. Ло была для них словно пустое место — почтить женщину вниманием старейшинам не дозволяли традиции. Наконец самый древний счел нужным подняться. Он воздел вверх укоряющий палец и скрипуче, раскатисто произнес:

— Вы трое околдованы злыми духами и темными чарами привязанности. От вас нет проку великому народу цимпан. Волею богов отныне вы изгнаны из племени! Мерзавке Ло мы не дозволяем взять с собою ничего, кроме того, что на ней надето. Порабощенный собственной сестрой презренный Хрох может взять свое оружие: мы помним заслуги первого ловчего. Уш может взять телегу и любое свое имущество, что на нее положит, ибо его проступок меньше прочих. Прервать кару, наложенную нами, страшное деяние, но не столь страшное, как дела этих двоих. Я все сказал.

Суд завершился, не успев начаться. Всех троих вывели на свет и свежий воздух. Ушу позволили наскоро нагрузить телегу своим добром и впрячь в нее коня. Оружие Хроха лежало в его охотничьем шалаше, забрать его не помешало бы даже изгнание. Лук и стрелы он всегда носил за спиной.

У Ло осталась только рубаха брата на голое тело, едва доходящая ей до колен. Их довели до частокола, окружавшего стойбище племени. Воины распахнули бамбуковые ворота и молча вытолкнули изгнанников за ограду. Долина кончилась. Впереди, насколько хватало глаз, были только джунгли.

Уш сделал шаг к Ло и по-хозяйски схватил ее за руку. Хроху было достаточно взгляда, чтобы Уш скукожился и увял, как луковица на солнцепеке. Однако земледелец собрал волю в кулак, вскинул разбитый фиолетовый нос и заявил:

— Она пойдет со мной! Тебе все равно нельзя продолжить с ней род, ты, извращенный злыми духами! А мне она подарит много сыновей.

Ловчий молча выхватил из колчана за спиной стрелу и наставил на Уша натянутый лук. Фермер застыл в оцепенении.

Сестра охотника слабо ухмыльнулась:

— Я прощаю тебя, Уш, и разрешаю тебе уйти. Ты развязал мои веревки, и за это я прошу Хроха сохранить тебе жизнь. — она положила ладонь на напряженное плечо брата. — Ты оставишь нам воз и лошадь и пойдешь своей дорогой. Да поторопись, лук ведь может и выстрелить. Теперь нас не сдерживают законы племени.

Уш попятился. Опасливо сделал несколько шагов. И наконец припустил бегом, спотыкаясь и похрюкивая от ужаса.

Вдвоем они долго смотрели, как неповоротливый толстяк бежит без оглядки, чтобы укрыться за пальмами.

— Он так просто не отвяжется, — с ненавистью сощурился Хрох и опустил лук. — Чую, пойдет за нами следом.

— Знаю, — кивнула Ло и забралась на телегу. — Но твой дух-покровитель не одобрит убийство беззащитного глупца. А жаль! Надо же было такое удумать — «много сыновей»!

Хрох задумчиво почесал бороду.

— В одном ублюдок прав. Я могу дать тебе все, кроме продолжения рода.

Ло с замиранием сердца глянула в безоблачное небо и просияла. Высоко над ней парил, ловя воздушные потоки, коршун Кипо. Он вернулся, и это был добрый знак.

— Ты бы присел на телегу, Хрох, — она поманила его к себе. — Нет, правда, ты лучше сядь. Я должна тебе кое-что рассказать.

_________________________________________________________

В эту сказку вложено много любви и времени. Благодарю тебя за то, что ты дочитал до конца! Буду рада развернутым комментариям, вопросам, отзывам. Поддержать меня и мое творчество можно переводом по номеру QIWI-кошелька: 79957957157