Автор SleeperyJim

Некоторые люди возненавидят этот разговор, но он необходим, и он заслуживает того, чтобы быть на этой странице так же, как и любой другой. Если вам это не нравится, перестаньте читать. Если это работает, то не в вашей системе ценностей, а в чьей-то еще.

Спасибо Рэнди за ее нежное, терпеливое редактирование.

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда я усаживался с бутылкой холодного сидра, чтобы посмотреть последнюю серию "Доктора Кто". Я разочарованно вздохнул, но я мог смотреть его в любое время в записи, так что это было не так уж и важно.

Я открыл входную дверь, в сотый раз отметив, что ее внутреннюю сторону нужно перекрасить, и был поражен, увидев высокого бородатого мужчину, который вытирал ноги о коврик. Его волосы были приглажены дождем, и даже его кустистые брови, которые обычно торчали вверх и в стороны, как у императорского пингвина, немного сгладились. Я часто их видел, когда был на Фолклендах, и не мог отделаться от мысли, что у них и у человека передо мной было больше общего, чем просто несколько общих генов.

– Отец Мак-Бейн, - сказала я нейтральным тоном. Это было признание того, что я знаю, кто он, а не приветствие.

— Джеффри, мой мальчик, - сердечно сказал он, протягивая руку. Я машинально пожал ее, оказывая точно такое же давление, как и он. - Можно мне войти на несколько минут?

Не дожидаясь моего ответа, он начал снимать пальто, просовывая палец под белый воротничок рубашки и снимая его с шеи. Я и раньше замечал эту привычку и списывал ее на нервный тик, который у него появлялся, когда он находился в стрессовой ситуации.

Я разрывался между Доктором и Пастором. Манеры победили. Я широко распахнул дверь.

— Входите.

— Спасибо. Ужасная погода для этого времени года, не правда ли? Я всегда забываю о своем зонтике, и мне приходится полагаться на доброту моих прихожан, чтобы пройтись под ливнем.

Строго говоря, я не был одним из его прихожан, но не чувствовал непосредственной необходимости указывать на это. В каком-то смысле я был даже рад, что он здесь.

— Могу я предложить вам пива? - спросил я, когда он торопливо прошел мимо меня и повесил пальто на крючок, украшавший стену коридора.

— Думаю, чай будет лучше, - сказал он с улыбкой. - Не хочу, чтобы пошли слухи, будто я алкоголик!

— Может, и так, но молоко кончилось, как и сахар. Значит, я вам могу предложить только несладкий черный чай

— А не найдется ли у тебя случайно глотка виски?

— И этого тоже, - заметил я, когда он уселся в мое кресло. Я достал свой сидр и уселся на кушетку, которая большую часть ночей служила мне постелью. Он выглядел немного озадаченным моим замечанием, но я не чувствовал необходимости отдавать последние несколько глотков моего "Гленфиддича" 89-го года человеку, которого я не приглашал. Кроме того, я не лгал. Виски в меню не входило.

Он выглядел печальным, но я не обратил на это внимания. Мой дом и мои запасы всегда были открыты для моих друзей. Однако я не считал его одним них.

— Так чем же я могу вам помочь, святой отец? - спросил я, зная, что ему не нравится, когда его так называют. Он не был католиком, он был англиканином, священником в Англиканской церкви (в моих глазах они все были плохие). Ему нравилось напоминать, что он считает себя Высшей Церковью, что, по моему мнению, было то же самое, что и Высокий супермаркет, несмотря на всю разницу, которую он внес в мою жизнь.

— Ну что ж, Джеффри, видишь ли...

Он прервал себя, чтобы похлопать себя по карманам пиджака, вытащил старую обветренную трубку и показал ее мне. Я многозначительно покачал головой, и он снова убрал ее. Печальное выражение лица стало очевидным. Я не курил. Я не возражал против запаха трубочного дыма, когда он доносился внутри паба в зоне для курения, что на самом деле это было довольно приятно. Впрочем, будь я проклят, если я буду спать в комнате, пропахшей затхлым табачным пеплом.

Он начал снова.

— Это насчет Джейн.

Конечно, речь шла о Джейн. Все дело было в Джейн. Мы развелись два месяца назад, и до сих пор все дело было в Джейн. Клянусь, она будет преследовать меня даже в могиле!

Я вздохнул.

— А что с ней?

— Ну, на днях я был у нее в гостях, и она рассказала мне историю твоего... твоего развода. Это заставило меня задуматься.

— О, правда?

Я вложил в эти два слова столько неодобрения, сколько смог. Я действительно не хотел обсуждать это, но я был ребенком своих родителей, и для них пастор был влиятельным человеком, к которому нужно относиться с милосердием и доброжелательностью. То один, то другой из них появлялись время от времени в нашем доме, где я рос, и их всегда встречали чаем с печеньем или кофе с тортом и очень серьезно слушали. Однако еще в детстве я сообразил, что визит всегда заканчивается тем, что их просят дать или сделать что-то "для прихода".

— Я хотел спросить, не мог бы ты рассказать мне свою версию этой истории, - сказал он. - В конце концов, в истории всегда есть две стороны, не так ли?

Я поджал губы. Если ему нужна моя версия, то он должен ее получить.

— Ну, святой отец, - начал я.

— О, пожалуйста, зови меня Алан, - великодушно сказал он. - Я ведь всего лишь пастор. И даже будучи чиновником Высшей англиканской церкви и имея троих собственных детей, я не могу претендовать на то, чтобы быть святым отцом. Это было бы по-католически, хотя я никогда по-настоящему не понимал этого, поскольку им никогда не разрешалось быть отцами.

Он рассмеялся, приглашая меня присоединиться к его насмешкам над католиками. Это было все равно, что слушать насмешки болельщика одной команды над другой перед местным дерби.

— Тогда, Алан, зови меня Джефф, потому что это мое имя. Так написано в моем свидетельстве о рождении.

— О, я так и думал... Джефф, как я уже сказал, я надеялся услышать твою версию.

Я вообще не видел причин, по которым ему нужно было выслушать меня. Я был уверен, что он сам с готовностью передаст мне все детали.

— Как вы знаете, мы поженились три года назад, - начал я.

— И это была очень приятная церемония, - вставил он. - Я помню, как соединил вас в священном браке. Прекрасная была свадьба. Хотя я помню, что после этого ты не ходил в церковь.

Он слегка нахмурился, и мне стало интересно, практиковался ли он в этом взгляде перед зеркалом. Это был взгляд мягкого предостережения, показывающего получателю, что он скорее разочаровал, чем расстроил его. Но это не повлияло на меня.

— Раньше я тоже туда не ходил, - заметил я. – Я был бы счастлив жениться в загсе, но Джейн захотелось всего этого, всех этих наворотов. Так что, черт возьми, это был ее день, ее шанс стать принцессой. Я любил ее всей душой, и она была не только девушкой моей мечты, но и единственной женщиной на всю оставшуюся жизнь. Поэтому я просто согласился.

— Но, возвращаясь к истории, мы поженились три года назад. Мы любили друг друга полностью, или, по крайней мере, я так думал в то время. В конце концов, мы заключили договор, юридически обязывающий договор, быть верными в болезни и здравии, пока не умрем.

— А потом ее не стало. Она не просто разорвала контракт, она разорвала его, нагадила на его клочки, а потом сожгла их в виде чучела. Поэтому мы развелись.

— Но Джейн утверждает, что никогда не нарушала своих обетов, - заметил он. – По ее мнению, ты просто бросил ее, после того, как произошло Божье деяние, к которому она не имела никакого отношения, что было выше ее способностей.

Я хмуро посмотрел на него, задаваясь вопросом, может он пришел просто потребовать мое виски, а затем разозлить меня. Это происходило потому, что я никогда не ходил в его церковь, или он действительно был настолько глуп?

— Она его разорвала, Алан. Поверь мне, она его разорвала.

Он с минуту смотрел на меня, потом уперся локтями в колени и наклонился вперед, показывая, что он мой доверенный и что я должен ему доверять и верить его мотивам и его словам.

Я тут же насторожился.

— Неужели, Джефф? После разговора с ней я уже не так уверен.

Я изумленно уставился на него.

— Как ты мог быть не уверен? Это было очевидно, более чем очевидно.

— Позволь спросить тебя, Джефф. Ты, кажется, очень способный человек, который был в трудных обстоятельствах, не так ли?

— Я солдат, так что да.

— Кстати, Джейн сказала мне, что ты недавно вернулся из командировки в Афганистан.

— Да.

За этим простым утверждением скрывался целый мир. Были долгие дни безжалостной жары и ночи страха перед неизвестностью. Были патрули, где каждый ярд дороги мог означать фугас или мину, которая могла стереть вас с лица земли в одно мгновение. Было горько видеть детей, разорванных пулями и бомбами, женщин, обезглавленных за то, что они хотели лучшей жизни или просто образования, семьи, разорванные на части самыми жестокими способами. И еще друзья и товарищи, отправляющиеся домой в ящике для вечного покоя или на носилках, чтобы начать пытаться восстановить жизнь с оставшимися целыми частями своего тела.

— Должно быть, это было нелегко, - предположил он.

— Иногда, - уклончиво ответил я. О, так оно и было! Пересекая лагерь, только для того, чтобы услышать грохот выстрела из миномета и попытаться угадать, в какую сторону надо бежать, при засаде. Или дежурить на аванпосте, когда половина отряда уже выведена из строя, и молиться, чтобы вертолеты прибыли вовремя.

Вытащить моего лучшего друга, Мелка, из этого колодца после того, как он получил пулю в плечо и споткнулся назад, упал через низкую глиняную стену колодца и плюхнулся в темноту. Это было трудно. Зная, что вес его снаряжения, особенно бронежилета, утопит его, я схватился за веревку, свисавшую со стороны ближайшего БТР, обнаружил, что она уже привязана к буксирному кольцу, и просто прыгнул вслед за ним. Оказалось, что веревка была слишком длинной, но это действительно спасло нас, так как он все еще спускался, когда мои ноги попали в его грудь. Я ухватился за лямку его ремня и начал вытаскивать нас обоих на поверхность одной рукой. Легче сказать это, чем сделать, поверьте. Мы оба держались на поверхности воды, крича и вопя, пока нас не спасли.

Чалки был моим лучшим другом с тех пор, как мы оба попали в полк в один и тот же день. Он был из города, а я из крошечной деревушки, расположенной в нескольких милях от любого другого населенного места, но, несмотря на это, мы стали лучшими друзьями. Вопреки прозвищу, которое сержант – строевик дал ему в тот день, я был очарован тем, насколько черной была его кожа. Никогда прежде не видел никого настолько черного, и он был удивлен моим очарованием. Мы присматривали друг за другом все оставшееся время в армии.

Например, когда пуля пробила мне колено, когда мы ходили от двери к двери в какой – то безымянной деревенской дыре в трех днях пути от базы. Это было тяжело. Одно дело-колено, но совсем другое - шквал пуль, внезапно хлынувший в нашу сторону со всех сторон. Я знал, что умру, но Мелок отплатил мне тем же, выскочив, чтобы оттащить меня обратно в укрытие, и получил пулю в свой шлем, которая зазвенела так громко, что он перестал кричать на меня и я ругался в ответ по крайней мере на десять секунд.

Так что да. Это было тяжело. Провести целый год вдали от жены, время от времени звоня по телефону, чтобы не сойти с ума, было трудно. Даже с Мелком там каждый день, когда наш отпуск был отменен в середине командировки из-за всплеска военных действий, это было почти невозможно трудно.

— Держу пари, были времена, когда ты молился, - продолжа Алан.

А, я понял. Если я молился во время опасности, то почему не молился в мирное время?

— Ни к какому конкретному богу я не обращался.

— Я уверен, что у Бога много имен, сын мой. Для Бога все едино. Он прощает наши прегрешения, поэтому не имеет значения, как ты его назовешь.

— И ты думаешь, он простит, что я проклинаю его на стольких языках? - спросил я. Там, в пустыне, мы встречали людей всех национальностей, и все они учили нас своим любимым ругательствам и выражениям, как мы учили их нашим. Все они были смазаны каким-то алкоголем, который мы случайно нашли после того, как очень усердно его искали.

На мгновение он растерялся.

— Бог прощает нас, все, что мы должны сделать, это попросить прощения.

— А если мы не попросим? - Мне стало любопытно.

— Бог знает, что у нас на сердце. Мы не всегда выражаем вслух свои самые глубокие чувства.

— Значит, ты говоришь, что Бог прощает нас, несмотря ни на что, пока мы этого хотим.

Он кивнул.

— И я предполагаю, что подтекст этого заключается в том, что мы должны прощать других, если они просят об этом или даже если они этого не делают?

Он улыбнулся мне с выражением, которое говорило: "Для глупого мальчишки ты отлично справился!"

Мне это не понравилось.

— Вот именно! - он усмехнулся. - Именно этому учил нас Иисус, когда говорил, что мы должны подставлять другую щеку.

— Но тогда откуда нам знать, что они искренне желают прощения? Я имею в виду, мы ведь не боги, не так ли? Значит, нам остается только гадать? Будет ли это правильно, если они думают: "Пошел ты и твой бог! Умри неверный! " Должны ли мы все еще прощать им их прегрешения?

— Действия, несомненно, показывают намерение. Если они покажут, что они миролюбивы, тогда, конечно, их можно простить.

— Но откуда мне знать, если они спокойно смотрят мне в лицо, а потом вытаскивают АК-47, когда я отворачиваюсь?

— Это трудный вопрос, сын мой. Тот, на который, вероятно, лучше всего ответить молитвой.

– Другими словами - просто гадай и надейся! - Мне очень не нравилось, когда он называл меня "сынок". Мой собственный отец не говорил мне так. - Потому что если я стою на коленях в церкви или рядом с кроватью и разговариваю сам с собой, то могу только догадываться, что мне делать. Это утешает, я полагаю, так как это может дать тебе уверенность в твоем решении, но это все еще просто догадка.

— Мне жаль, что ты так думаешь, сын мой.

— Я был бы очень признателен, если бы ты не называл меня так, - сказал я, на мгновение вспыхнув от гнева. - В конце концов, ты просил меня не называть тебя отцом, так что все по-честному. Кроме того, у меня есть отец, и он - не ты.

Он медленно кивнул, слегка пожал плечами и вернулся к своей теме.

— А что, если Джейн попросит у тебя прощения? - сказал он, слегка прищурив глаза, как бы подчеркивая важность, которую я должен придавать его вопросу.

— Этого никогда не случится, - рассмеялся я. - Если этого не случилось до сих пор, то никогда не случится. Теперь она будет придерживаться своей версии, несмотря ни на что. Кроме того, она не чувствует, что нуждается в моем прощении. В конце концов, это был акт БОЖИЙ!

Я сделал ударение на последнем слове, чтобы показать, насколько это важно для вопроса. Мы делаем разные вещи во время разговора. Мы подчеркиваем определенные слова, мы двигаем руками, чтобы продемонстрировать точку зрения, размахиваем ими, чтобы показать акцент, скрещиваем руки или слегка отворачиваемся, чтобы показать недоверие, или надеваем определенное выражение на лицо, чтобы показать все вышесказанное. Удивительно, что мы можем сказать, не используя слов.

— В который ты не веришь.

На моем лице появилось озадаченное выражение.

— Конечно, нет, с какой стати?

— Такое уже случалось.

— У нее был роман до этого? Господи Иисусе!

Он выглядел более чем обиженным на мой язык, и я почти видел, как он пытается подавить желание превратить это выражение в острое копание в моем неверии.

— Нет, - сказал он через мгновение. - Я говорю не об этом, я говорю, что Божьи деяния случаются все время, и что это уже случалось раньше. Давным-давно.

Прошло довольно много времени с тех пор, как он замолчал. Наконец я произнес:

— Ты говоришь, что это сделал Бог. Что у нее роман с богом. И ты думаешь, что она может говорить правду.

— Конечно, я не говорю, что у нее был роман с Богом. Я уверен, что это было бы для него проклятием. Нет, я хочу сказать, что Джейн клянется, что ни разу не прикасалась к другому мужчине, пока тебя не было целый год.

— Я это знаю. Но то, что она родила всего через три недели после того, как я вернулся из "годичного отсутствия", как вы выразились, как бы ставит крест на этом заявлении. И нет, я ни на секунду не верю, что это было "божье деяние". Это был поступок шлюхи, которая не могла держать ноги вместе, несмотря на обещания, которые мы дали друг другу.

И снова он выглядел огорченным.

— Мария не была шлюхой, когда у нее был Иисус, - сказал он с решимостью в голосе.

— Так говорит свиток двухтысячелетней давности, который, вероятно, был написан сотни лет спустя другом семьи и неправильно переводился раз за разом.

— Она была девственницей, - заметил он.

— Или девушкой с очень маленькой, эластичной девственной плевой, которая трахнулась с парнем с маленьким членом. Это так же вероятно, - сказал я с той же степенью рассудительности. - Были случаи, когда женщины беременели с неповрежденной девственной плевой. На самом деле это мало что значит, разве что для девушки, когда она ломает целку. Это больно.

— Я уверен, что это не так, - сказал Алан, его голос показывал, что он был обеспокоен моим очевидным богохульством. Кажется, что бог становится очень зол, когда логика используется вместо веры. По крайней мере, если верить первым частям Десяти Заповедей. Это называется богохульством, и в большинстве веков тебя могли сжечь за это на костре. Я еще не исключил этот век, так как пока все идет не очень хорошо.

Я пожал плечами, ничуть не смущенный его беспокойством. Моя идея отчасти имела смысл: молодая девушка в патриархальном обществе, которое иногда забивает камнями женщин до смерти за то, что они занимаются сексом вне брака, оказывается беременной и все же, по милости божьей, с неповрежденной девственной плевой. Как трудно будет убедить ее родителей, мужа и его семью в том, что это сделал бог, а не сын священника, обладающий привлекательной внешностью? У меня не было ни доказательств, ни уверенности в своей теории, кроме моего собственного опыта, когда ни один бог не появлялся, чтобы управлять таким представлением. Легче не верить в сказку, которая, кажется, ставит бога в один ряд с Дедом Морозом, поскольку оба, кажется, предлагают то, что вы хотите, но ни один тем не менее не дает этого.

А сказка, которую пыталась раскрутить моя жена, была по-настоящему дурацкой.

Она появилась рядом с моей кроватью, когда мне разрешили посещения, после возвращения в больницу в Англии. Мое колено было новым, обломки костей были заменены пластиком, который чертовски болел. Так что я лежал на спине, но даже оттуда я мог видеть выпуклость ее живота.

Если бы я думал, что удар в колено маленьким кусочком свинца и меди, летящим со скоростью полмили в секунду, был самым болезненным ударом, то я ошибался. Этот округлый живот бил гораздо сильнее. Ничто не было более болезненным, хотя горячие дискуссии, которые мы впоследствии вели об эффективности ее верности, были довольно близки к этому удару. Особенно когда она наотрез отказалась признать, что кто-то или что-то было внутри нее, кроме меня, в ночь перед моим отъездом на базу. Я помню, как мы оба много плакали, а она клялась, что любит меня больше всего на свете. Она даже предложила сделать аборт, но я думаю, что моя ужасная реакция на это предложение остановила это предложение. Кроме того, я думаю, она предложила это, зная, что ни один врач не сделает аборт на этой стадии беременности. Для меня все это было шоу ужасов. И не с тем смыслом, который вкладывают в это значение русские.

Разочарование от того, что она лежит в постели, в то время как она делает бог знает что, было, однако, не менее ужасным. Мое воображение помещало ее в ситуации, которые мучили меня целыми днями и вызывали плохие сны по ночам. В моих кошмарах, она должна была иметь два дополнительных сустава, иметь по крайней мере одно дополнительное влагалище и иметь рот, который мог бы проглотить арбуз целиком. Эй, это были сны, и они могли стать такими странными, как им хотелось.

Я встал на дрожащие ноги как раз к родам, хотя и не присутствовал на них, просто не мог этого сделать. Я не мог смотреть на физические последствия ее неверности, на то, что она разрушила все доверие, которое я ей оказал, на то, что я потерпел неудачу как мужчина и муж. Все это проявилось передо мной. Я просто подождал снаружи, пока он родится, а потом просто взглянул через стекло детской на ребенка, а затем вернулся в убогий дом, который мне удалось снять на армейскую пенсию. Я разделил его с Мелком, чье плечо пошатнулось после того, как его выпустили из госпиталя на базе и вернули на службу, и которое теперь было почти так же плохо, как мое колено. Не думаю, что, таща меня через деревню так быстро, как он мог, это плечо принесло хоть какую-то пользу.

Я исследовал рождение, как чудесное, так и иное, и все претенденты на первое либо лгали, либо ничего не знали, либо просто глубоко заблуждались. Существовала причина, по которой млекопитающие, и особенно люди, не могли пройти через партеногенез, несмотря на исследования, проведенные в 1950-х годах, которые утверждали, что это возможно.

— Библия-это слово Божье, и как таковое является доказательством истории непорочного зачатия.

Я отрицательно покачал головой.

— Если это правда, то Иисус должен был быть девочкой.

— Что?

– Это Y-хромосома решает, будет ли ребенок мальчиком. Хромосома XY, принимает X-хромосому от матери и Y-хромосому от отца. Если бы это было непорочное зачатие, без участия человеческой спермы, то ребенок был бы XX – девочкой. Как вы думаете, был ли Иисус девушкой? Может быть, она носила фальшивую бороду, чтобы путешествовать и проповедовать послание Иоанна Крестителя.

Он улыбнулся и кивнул.

— Я знаю, ты думаешь, что наука все объясняет, но есть тайны, которые наука не может объяснить.

— Пока.

— Что?

— Этого наука пока не может объяснить, - продолжил я. - Двести лет назад аргумент, что у Иисуса должен был быть человеческий отец мужского пола, приводил к тому, что людей убивали на месте. Теперь наука может объяснить, почему, и мы двигаемся дальше. Я уверен, что вы можете поднять проблемы, которые наука не может объяснить, но если подумать, если бы наука знала все, зачем бы исследования продолжались? Наука просто остановится. Но ученые знают, что они не знают всего, поэтому они ежедневно исследуют новое, чтобы попытаться выяснить как можно больше. И в конце концов они это сделают.

— Ты говоришь это с такой уверенностью, мой с... Джефф. Но давай предположим, что бог есть, просто ради этого аргумента. Если есть, то он может творить чудеса. Так почему бы ему не совершить чудесный способ сотворения жизни, а также чудо своего рождения?

— Бритва Оккама, - сказал я. Несмотря на его снисходительный тон и своекорыстные условия, я в какой-то степени наслаждался дискуссией, надеясь, что смогу поколебать ублюдка в его вере, хотя и исключительно по своим собственным причинам. - Это принцип, согласно которому, когда мы сталкиваемся с альтернативными аргументами, более простой из них, вероятно, верен.

— Я знаю, что такое Бритва Оккама, - отрезал он. – В конце концов, этот принцип приписывается монаху, христианскому монаху, заметь!

— Это всего лишь инструмент, - сказал я, пожимая плечами. - Если применить это к нашему делу, то мои доводы, вероятно, верны.

— Я не согласен, - сказал он. - Как просто было бы просто совершить чудо и заставить его свершиться?

— Проще, чем делать то, что мужчины и женщины делали друг с другом на протяжении тысячелетий?

— Чудо подобно тому, как Бог щелкает пальцами.

— Но все последствия этого совсем не просты, - возразил я. - Ему пришлось бы изменить ДНК клеток Мэри, чтобы ребенок родился мужчиной, и сделать это, не изменяя ничего другого в этой последовательности. Тогда ему пришлось бы убеждать яйцеклетку делиться и продолжать деление, без генетических инструкций, которые обычно делают это естественным образом. И он должен был бы снабдить ДНК всеми мужскими характеристиками, чтобы Иисус родился нормально и со всеми атрибутами, которые были у еврейских мужчин две тысячи лет назад. Я имею в виду, что если бы он родился похожим на ребенка викингов, то возникло бы множество вопросов. Даже для чудотворца это довольно точная работа.

— Или вы можете пойти с Бритвой Оккама и просто принять, что, вероятно, произошло то, что молодая женщина была убеждена заняться сексом и воспользовалась обстоятельствами, чтобы отрицать это.

Я снова пожал плечами.

– Я не бью женщин, я люблю женщин. Моя мама - женщина. Моя новая подружка - женщина. Но, судя по учебникам истории, они занимались этим дерьмом ужасно долго.

– Ну, я верю Джейн, когда она говорит, что осталась верна своему мужу. .. тебе. - Он подвинулся вперед и наклонился ко мне. - Как ты думаешь, Марии и Иосифу не задавали неудобных вопросов? Но они знали правду! На их попечении был Сын Божий – и этот сын продолжал творить свои собственные чудеса. О, ты можете сидеть и смотреть на это косо, но это правда.

— И если это было правдой тогда, то почему это не может быть правдой сейчас – что родился новый Мессия – и родился англичанин.

К сожалению, я рассмеялся. Зачем какому-то богу посылать своего сына к англичанам? Мы были вежливы, скованны, полны скрытого, подавленного гнева и готовы выплеснуть его при малейшей провокации. Насколько я понимаю, Иисус говорил по-арамейски, как и его современники. Кому нужен Иисус, который ходит со спущенными до середины задницы штанами и говорит такие вещи, как "Йо, маза фака! Мы же гребаные бандиты! "

— Ты можешь смеяться, - возразил он, - но я думаю, что евреи тоже смеялись в самом начале.

— В конце они не смеялись, - ответил я. - Когда они устроили его убийство.

— Может быть, и так, - продолжал он, не обращая внимания на мои слова. - Но подумай, что это может означать для людей во всем мире – что Божье послание не является излишним, что его любовь повсюду, для тех, кто принимает его. Он сказал, что вернется, и это время, несомненно, пришло!

— Почему ты так настаиваешь, чтобы я поверил в эту чепуху?

— Это не пустая болтовня – это есть в Библии. И у Марии был Иосиф. Джейн нужен ее Джефф.

То, как он произнес мое имя, сводило меня с ума! Я практически слышал, как оно пишется с буквой "Р".

— Знаешь что, если бы ты так хотел, чтобы мы были вместе, ты мог бы помочь сохранить это.

— Что вы имеешь в виду?

— Я имею в виду, она призналась, что ходила к тебе и рассказывала о своих страстных желаниях иметь немного внебрачных отношений на стороне, не так ли? И все, что вы могли предложить, - это отправить ее домой молиться в надежде, что она придет к правильному решению. Что ж, она это сделала! Она пришла к правильному решению для своего либидо и неправильному для нашего брака! Вы не подчеркивали, что Библия настаивает на том, чтобы женщины оставались верными. Вы не настаивали на том, чтобы шлюхи и блудницы были осуждены на побивание камнями или требовали голову Иоанна Крестителя. Ты не напомнил ей о преисподней, отведенной для прелюбодеев. Ты не говорил ей ничего не делать. У тебя была полная уверенность, что она сделает то, что велит ей сердце, - помолиться. Она всем говорила, что ее порывы исчезли. Я убежден, что на самом деле она молилась, чтобы я не узнал. Ты же знаешь, чем это кончилось.

— Ты был ее пастором, человеком, к которому она обращалась за советом, когда меня не было рядом. И ты подвел ее. Даже друг дал бы ей лучший совет. Черт возьми, даже бармен справился бы лучше!

— Ты никчемный пастор, ужасный исповедник и похититель кислорода. А теперь убирайся к черту из моего дома!

Он вскочил на ноги, как будто он боялся насилия, что было глупо. С моим коленом потребовалась целая вечность, чтобы встать с места.

Он взял пальто и повернулся.

— Джефф, просто подумай о последствиях, если ты ошибся в своей уверенности.

— Вы никогда не видели ребенка до того, как его отдали на усыновление, не так ли? Ты должен был узнать. Теперь я почти уверен, что Бог не жил по соседству со мной, и это то, что мне сказали расследование и генетический тест. И как только мое колено поправится, этот ублюдок получит такой пинок, что уже никогда не будет прежним, хотя я был бы признателен, если бы ты держал это под шляпой, как будто что-то услышанное в исповедальне, хорошо?

— Тест ДНК? - печально спросил он, и его мечты о том, чтобы стать религиозным авторитетом при воскресении Христа, разлетелись в клочья.

— Угу! - сказал я. - Но даже без этого христиане никогда бы не приняли младенца как сына Божьего.

— Почему?

— Ну, во-первых, ребенок-девочка, так что в нашем обществе этого никогда не случится. Оно не относится к женщинам справедливо. И во – вторых, даже если бы люди могли принять это, христиане никогда не могли бы пойти за ней по другой причине.

— Какой именно?

Он выглядел так, словно не могло быть ничего более ужасного, чем девушка, утверждающая, что она дочь бога, что, по моему мнению, было чрезвычайно глупо, и еще больше понизило мое мнение о нем. Что ближе к тому, чтобы быть божеством, чем мать?

— Девочка черная, и она очень похожа на него.

— Сколько христиан согласятся с этим?