Тук-тук, тук-тук. Где-то внутри меня застучало маленькое сердечко. Помню, помню этот звук. Слышала его, когда к своим новорождённым детям прикладывала фонендоскоп. Эту радость нельзя спутать ни с чем.

Бу-бух, бу-бух. Знакомый оглушающий звук заглушил ласкающие туки-туки. О, это уже моё завелось. Лёгкие набрали воздух, прошумев первым порывом воздуха, а в глазах побежали зелёные строчки как в фильме «Матрица». Это же проекторы! Папа всё-таки поставил чип на место и поместил меня в своё усовершенствованное поле. Как я тебя люблю, папочка.

Открываю глаза и приподнимаю голову. На удивление, это легко удаётся. Осматриваюсь, вижу ещё пять термостолов. В трёх лежат беременные девушки, в четвёртом молодой парень, а пятый кажется пустой. Матрица продолжается, немного мешая смотреть. Пытаюсь сесть на попу, приподнимаюсь на локтях. Что-то мягкое мешает, но сажусь. Грудь ложится на круглый животик. Опускаю глаза…

— Беременна? — из меня вырывается удивлённый возглас.

Как так? От кого? Блин. До меня доходит…

— Не может быть! — от безысходности падаю в термостол, расплёскивая жёлтую жидкость в разные стороны.

Слёзы на глазах. Думать не хочу. Я в шоке.

— Я беременна? Ааа, — раздался оглушительный визг из соседнего термостола.

Поднимаю голову и вижу худышку, Таню, которая недавно прыгала на моём члене. Она так же как я плюхается обратно, разбрызгивая раствор во все стороны. Ха, сейчас пышка проснётся, она чуть дальше. Интересно, а кто в следующем? Как будто в ответ на мой каверзный вопрос…

— Нет, неет, нееет! — кричу я в полный голос, увидев свою пузатую доченьку.

Закрываю лицо ладонями, и только зелёные символы успокаивающе текут сверху вниз. Завизжала пухлячка… плюхнулась обратно…

— Что здесь происходит? — это уже мой сын.

Поворачиваюсь на бок и подпираю голову рукой.

— Что Айболит, доигрался в доктора? — издеваюсь. — Беги, Лола, беги. Сейчас тебя кастрируют, как зачинщика всех вакханалий с матерью.

Плохо бегает. Окружили. Хорошо, что волосы короткие, а то бы не вырвался из пухлячьих ручонок. Побегай, побегай. Поскользнулся. Ах, какая жалость. Получил? Беги, сынок. Девки может и не оторвут мотню, а вот если мама встанет…

Убежал. Голый. Молодец, во́время.

Всё как во сне. Душ, тёплая вода, полотенце. Оборачиваю его вокруг себя. Еле прикрывает грудь, пузо оттопыривает, филейная часть почти не скрыта.

Узнаю родные места. Это же моя родная «Домашняя лаборатория». Знакомые стены, потолок. Отремонтировано всё, даже обои в некоторых местах наклеены, кафель выложен. Вместо лампочек на проводах — симпатичные плафоны. Спасибо узбеку, классный мужичёк.

Поднимаюсь по винтовой лестнице, не шумит, не скрипит. Дом, мой родимый дом. Столько воспоминаний. Вот моя комната, вот родительская. Папа, мама, море секса. Вот бы сейчас снова на папу. Ох, киска опять хлюпает. Спуститься в подвал к беременным футкам? Нет, пусть перебесятся сначала. Член встал. Нужно убрать, чтобы не мешался. На удивление легко уменьшаю и втягиваю в себя.

А это что? Ах да, это же пристройка. Такая просторная, светлая. Решено, отдаю свою комнату детям, а сама переезжаю сюда. Кровать круглая, огромная, мягонькая. Подхожу к окну. Вид на детскую площадку. Красиво. Будет где ребятёнку гулять. Шторы до пола. Отодвигаю одну. Смотрю рисунок. Голые ноги. Поднимаю глаза.

— Сынок? — удивляюсь.

— Мам, прости, я не думал, что… — смотрит в пол, дрожит, не убегает.

Голый. На голову выше меня. Обнимаю, прижимаю к себе.

— Мой малыш. Глупенький. Вырос, а всё как ребёнок. Успокойся, ну.

— Мам, прости, прости меня. Я хотел... я не удержался. Я каждую ночь вижу тебя во сне. Обнимаю, целую...

— Трахаю, — вставила своё словцо. — Снится такое?

— Каждую ночь, — виновато прошептал он и отвёл взгляд.

— А как же Юлька? Ты же лишил её девственности?

— Не я лишил её девственности. Я бы не посмел. Даже когда я с ней или с Таньками, я представляю тебя. Ты...

— Кто же тогда? Как это случилось?

— Мы же с детства спим в одной кровати. До сих пор. Иногда ночью у меня... встаёт. Я не могу его контролировать, когда сплю… крепко. Однажды меня разбудил её крик. Пока я спал, она стянула с меня трусы, села на мой член и лишила себя девственности. Еле успел снять с себя, чтобы не кончить в неё. Кровь…

— Вот даже как. Что ж, молоде́ц. Ты у меня всегда был умным и рассудительным. Даже когда вас бабушка грудью кормила, ты уступил сестре, чтобы она покушала первой.

— Помню. Это было в машине, когда к бабе Наде ехали.

— Как ты можешь это помнить? Тебе тогда два годика было.

— Не знаю. Помню и всё. Мам, так ты не сердишься?

— Я сама не знаю, сержусь или нет. Обрюхатил мать, пока она сопротивляться не могла. Вот, полюбуйся на своё творение.

Я выпятила пузо вперёд и погладила его руками.

— Я не специально, мам, я старался быстрее вытащить... тебя из ко́мы и поставить на ноги.

— Поставил?

— Поставил. Можно я послушаю, как мой ребёночек в тебе...

Ну, вот что с ним делать? Обратно уже не засунешь. Сама уже на взводе. А что если... Как бы случайно роняю полотенце.

— Можно. Папаня, блин... будущий.

— Какой он гладенький, мягонький, — он опустился передо мной на колени, нежно погладил тёплыми ладошками моё пузо и принялся его целовать.

Ох, как приятно. Эти возбуждающие поглаживания, поцелуи. Стою голая перед голым сыном и теку как последняя... Опускаю глаза, смотрю на его член, а он так стоит, что вот-вот лопнет. Чувствую, по моим ляжкам потекло. Жадина пустила слюни на сына? Ноги подкашиваются, спина отваливается, прилечь бы. Делаю шаг назад. Вижу его растерянное лицо. Совсем ещё мальчишка, может в науке он и преуспел, но в женских поступках ничего не смыслит.

Ложусь на кровать пузом кверху, придёт или нет? Стои́т там же на коленях, глаза как у кота из Шрека. Смешно и жалко.

— Вить, что как не родной, иди ко мне, — говорю томным голосом.

Прибежал как собачонка. Был бы хвост, вилял как заведённый. Чует свою вину, засранец. Ну что я за мать такая? Сама измучилась, сына мучаю...

— Покажи, как ты любишь свою мамочку во сне. Только учти, я беременна и ты знаешь, кто отец моего ребёнка.

— Мам, я стану достойным отцом, ты никогда не пожалеешь, что родила от меня.

Хм, громко сказано. Поживём — увидим. Он припал к моим губам и так страстно стал целовать, что я просто опешила. Это точно мой сын? Только что он трясся от страха, а сейчас так целует, как будто всю жизнь это делал, причём именно со мной.

Я ответила на поцелуй. Какие прекрасные губы. То нежные и ласковые, то упругие и настойчивые. Гладкий язычок знает потаённые места, где приятнее всего. Явно его учителем была опытная женщина. А может и не одна.

Нежные руки начали путешествие по моей голове. Как же приятны эти поглаживания, прикосновения, тепло. Мои волнистые кучеряшки... ни одна не осталась без внимания. Шейка, плечи, руки... каждая клеточка чувствовала эту ласку. Я вздрагивала от потрясающей нежности, моё тело подставлялось под чудесные ладони и тянулось за ними, не желая разъединяться.

Каждая грудь, обласканная со всех сторон, напряглась бусинками на ареолах вокруг восставших сосков, вознаграждённых нежными губами моего сына. Когда-то он опустошал их с таким наслаждением и усердием, выдавливая из мамочки тихие стоны. Вот и сейчас я промычала ту же песню, под которую он засыпал младенцем. Как же волнительны эти движения молоденького парнишки, который пытается высосать материнское молоко, которого нет и просто не́откуда взяться.

Добрался до живота. Как же ему нравится гладить, целовать. Прижимается лбом, ухом, губами, слегка утопает в нём, но не сильно. Когда-то мой папа делал так же, только сейчас нежности больше. Как же сильно он меня любит. Рука скользит ниже и по всему телу пробегает волшебная вибрация. Да, погладь там…

— Ещё, — вырывается из меня.

Его пальчики просто творят чудеса. Мои лепестки дрожат. Его губы накрывают клитор…

— Ах, — разряд всеобъемлющего кайфа пробивает всё моё тело, и жадина брызгает в его подбородок, а я дёргаюсь, хватая его за голову.

Одной рукой он удерживает мой лобок, не сильно сдавив его в кулаке, не давая бёдрам подпрыгнуть высоко вверх, а вытянув вторую, зажимает одну грудь, не позволяя мне согнуться пополам.

Крик блаженства наполняет комнату развратными звуками. Темнеет в глазах, слышу, как кровь толкается в сосудах и только матрица в проекторах никак не реагирует на происходящее.

Всё, не могу больше терпеть!

— Ложись на спину, — сажусь на попу и двигаюсь в сторону.

Сын слушается. Хороший мальчик. Какой красивый член, точно как у папы. Синие венки. Беру в руку. Дёргается. Не дышит. Сейчас кончит. Открываю ротик. Набираю в лёгкие воздух. Опускаюсь, и головка упирается в горло. Застонал. Крепче сжимаю губами и чувствую язычком, как пульсирует канал, мощным напором выкачивая сперму из яиц. Сколько в меня влилось? Всё попало сразу внутрь. Воздух кончается. Отодвигаю головку от горла, дышу. Остатки попадают на язык. Вкус непонятный, но не противный, выплюнуть не хочется. Извержение закончено, теперь хоть немного согнуть можно.

Двигаюсь вверх, грациозно, как кошечка. Целую кубики восхитительного пресса. Пупочек всё такой же, только побольше. Пропускаю между сиськами член. Целую грудь, дотягиваюсь до губ. Мешает живот. Выпрямляюсь.

— Ох, — член раздвигает половые губы.

Головка напротив входа. Всё готово, осталось только сесть. Дрожим оба от предвкушения. Не выдерживает. Толкает бёдра вверх. Он во мне. Сажусь.

— А, — весь, до отказа.

Достал до донышка. Жадина сжимает изо всех сил. Он приподнимает голову, хватается за талию, засасывает сосок. Глаза закрываются.

— М, — прижимаю его голову крепче к груди. Его руки тянут вниз, насаживают сильнее.

— А, аа, ааа, — кричу в агонии сильнейшего оргазма.

Бёдра вперёд-назад, не слушаются. Внутри крепкий член в объятиях киски, как центр пульсирующей звезды. Одна рука не даёт оторваться от губ на соске, вторая не даёт приподняться. Вою от удовольствия. Сил нет, кончились. Руки упали, тело обмякло. Голова не держится.

Бережные руки осторожно, стараясь не давить на живот, кладут меня на спину. Ничего не соображаю. Пустота внутри киски. Хочу ещё. Очень хочу. Целует, ласкает. Входит сразу весь.

— Ох, — выдавливает наслаждение.

Ритмичные толчки возвращают меня к жизни. Открываю глаза.

— Сы-нок, — в такт покачиваниям узнаю своего ребёнка.

— Ма-ма, — слышу в ответ.

Держу животик, чтобы не сильно раскачивался. Внизу всё хлюпает. Хлопки о промежность разливают наслаждение по всему телу. Как же мне хорошо. Ещё, ещё. Хочу, чтобы это не прекращалось. Никогда.

Толчки понемногу усиливаются, скорость нарастает. Я начинаю стонать. Внутри всё сжимается. Зажмуриваю глаза, кричу. Рот накрывают губы.

— Мм, — мычу от нахлынувшего оргазма и чувствую, как моё влагалище толчками наполняется семенем.

— Мм, — стонет сын, не разрывая поцелуй.

Трясёмся вместе, дрожим, дёргаемся. Наполняюсь спермой. Силы тают с каждой секундой…

— Ааа, — вырываюсь из его губ.

Лежит сзади меня, прижался к спине, дышит в затылок. Рука на моей груди, мягкий член покоится между булочками. Труженик. Давно меня так не... Соображаю с трудом. Хочется кушать. Почти двадцать лет ничего не ела. Осторожно освобождаюсь от объятий, не хочу будить. Пусть поспит ещё, он так хорошо потрудился. Придерживаю пузо, встаю.

Наелась. Дверь в мою бывшую комнату. Красивая. Поворачиваю ручку. Ух, как всё замечательно устроено, даже кресло-качалка есть. Кровать просто шикарная. Беременная девочка лежит спиной ко мне. Голенькая. Доченька, какая же ты красивая. Загляденье. Ложусь рядом, обнимаю. Ребёночек мой, бедненький. Выросла без мамки, как сиротинушка. Проснулась. Вот мать, блин, не даёт ребёнку поспать, лезет со своими ласками. Ну, ведь хочется же обнять, ничего не могу с собой поделать.

— Мама, мамочка, — бросается в объятия, плачет.

Ревём по-бабски, обнявшись. Животики прижались друг к другу.

— Что теперь будет? — сквозь слёзы спрашивает меня.

Встаю, беру за руку. Послушно следует за мной. Подхожу к окну, показываю на детскую площадку.

— Будем гулять там, а наши детишки будут играть друг с другом и весело бегать вокруг нас. Я уже слышу их весёлый озорной смех.

Улыбается, плачет, жмётся ко мне.

— Мамочка, ты папа моего ребёнка, — смотрит мне в глаза, ища поддержки.

— Ну и что? А знаешь кто твои родители?

— Мои родители — твои родители, а вынашивала меня — ты. Ты моя сестра и вторая мама.

— Да. Но наш папа — ещё и папа моего ребёнка.

— А папа моего будет мама, — мы рассмеялись и крепче стиснули объятия.

Она успокоилась, её щёчки порозовели. Голубенькие глазки хитро посмотрели в мои.

— А ты зачем в термостол легла? У тебя что-то болит? — пытаюсь выяснить причину.

— Нет, папа с мамой заставляют всех родственников раз в месяц спать под полем, для профилактики. Говорит, это очень полезно и убивает всех паразитов в организме.

— И заставляет расти плод, как на дрожжах, если ты беременна. Теперь мы примерно на четвёртом месяце.

— Ну да, аборт уже не сделаешь, — понимающе добавляет дочь.

Мы сели на край кровати, и её взгляд опустился под мой живот.

— А где твой член? — бесстыдно заглядывает в промежность.

— Когда он мне не нужен, я его прячу внутри себя.

— Внутри своей киски?

— Нет. Но могу и там.

— Ой, как интересно! Я тоже такой хочу. Покажи, где он у тебя прячется?

Я легла на спину в центр кровати и раздвинула ноги. Любознательный взгляд дочери уставился в интимное место. Вот что я делаю? Стыдно же. Ладно, раз начала, отступать поздно. Не буду пугать размерами, сделаю небольшим. Напрягаю мышцы, и моя мужская плоть вываливается из-под клитора на постель.

— Какой он хорошенький, — обрадованная дочь, аж затряслась от восторга.

За животом мне не видно, что она делает, но через мгновение я почувствовала, что схватив его сразу двумя руками, она прижалась к нему щекой.

— Что ты делаешь? — растерялась я и приподнялась на локти.

— Он такой миленький, тёпленький, нежненький, — пропищала дочь.

Её губки обхватили мою плоть, и через секунду её носик упёрся в мой клитор.

— М, — вырвалось из моей груди, член тут же набух и встал, а я упала головой на подушку.

Юлька, поперхнувшись, вынула его изо рта и грациозно взгромоздилась на меня.

— Я его хочу, — снова возбуждённый писк и, приставив его к своим упругим губкам, ввела в узенькую дырочку.

— Слезь немедленно, — возмутилась я.

— Мам, ты же не откажешь беременной женщине?

— А ничего, что я тоже беременна? Ты мне откажешь?

Она насадилась полностью, прижалась своим животиком к моему, прикрыла миленькие глазки и, приоткрыв ротик, томно выдохнула. Это было так возбуждающе, что я ничего не могла с собой поделать. Желание согнать её с себя моментально пропало. Так вот почему сын не смог удержаться от соблазна переспать с ней.

— Мам, ну пожалуйста, ты ведь тоже хочешь, — чуть не заплакала моя красавица.

— Ладно, ладно, только не хнычь, — не могу смотреть, когда дети плачут. Уступила, всё равно уже беременна… от меня.

Посидев несколько секунд с моим членом в своей киске, она откинулась немного назад и потихоньку стала двигаться вверх-вниз, задвигая мою плоть в себя полностью. Она старалась как можно глубже насадиться и сильно напирала на мой клитор. Нам обеим отлично чувствовалось, что это размер маловат для нас. Тогда я положила свои руки на её гладенькие бёдрышки и, остановив её движения, стала увеличивать член, пока он не упёрся в дно её киски, а потом стала увеличивать его толщину, пока не почувствовала, что дальше будет неприятно.

— Ах, — гла́зоньки моей девоньки сначала расширились, а затем томно прикрылись.

— Так лучше?

— Мамочка, ты самая лучшая на свете. Ах, — выдохнула она, снова изящно приоткрыв ротик.

Её киска сжала мой орган, захватив его в приятный мокрый плен. Я взяла её ладони в свои, скрестив наши пальчики, и упёрлась локтями в кровать, давая ей точку опоры для движений. Теперь наши животики не бились друг об дружку, и я тоже могла двигать бёдрами, вгоняя своего красавца со смачным хлопком.

Ох, что мы с ней вытворяли. Моя дочь — просто сокровищница таланта. Далеко пойдёт, если не остановить. Через несколько минут она устала прыгать, и мы легли на бочок. Согнув её стройные ножки в коленях, я прислонилась к её спине и снова вошла в её изумительность. Она слегка повизгивала, когда я хлопала своим пахом, врываясь в её чувственную упругость.

Мы несколько раз меняли позы, наслаждаясь бархатными тела́ми друг друга, но когда она встала на коле́ночки, а я пристроилась сзади, то буквально через минуту почувствовала, как внутри меня зародился горячий гейзер и стал набирать свою мощь. Я задвигалась чуть быстрее, с каждым толчком ускоряя темп. Вдавив сладкую упругую попочку в свой пах, я остановила все наши движения, её восхитительный спермоприёмник сжался, а мой семявыводящий канал завибрировал и… чудодейственная жидкость, мощными толчками стала орошать внутренности прекрасной соблазнительницы.

Мы так визжали от единодушного восторга, что закладывало уши. Я держала свою доченьку за чудесную попочку, прижимая к себе, и чувствовала, как внутри родимого человечка пульсирует мой член, как сжимается её вагиночка, принимая в себя струйки наслаждения в самую глубину беременного животика. Её руки подкосились, голова упала на подушку, а я всё держала живой бриллиант своей плоти в руках и не отпускала, пока последняя капля не выдоилась её услужливой киской.

Лежим рядом, обе на спине. Дочь держит мою руку в своей. Спим.

— Таня, внученька моя, — отрывают от кровати, как пушинку крепкие руки.

Кто? Открываю глаза.

— Бабушка! — узнаю знойную женщину, обнимаю и пытаюсь объять необъятное.

— Жива, жива моя сладенькая. Как же я рада, что ты в порядке. Сколько я слёз пролила...

— Ну что ты, не плач, теперь со мной всё в порядке. Я жива и здорова. Улыбнись.

— Дай-ка на тебя посмотрю, — отрывает от себя. — Да ты что, тяжёла, что ли?

— Мгм, — опускаю взгляд и хлопаю по животику.

— И кто отец? Не сама ли?

— Нет, хотя могла бы, — улыбаюсь, — Витюшка постарался. Не удержался, говорит. Лечил, лечил и вот налечил.

— От, паразит, ну я ему коки-то выдавлю, как увижу. Научила на свою голову, а он вона чё вытворят. А Юлька, что, тоже пузата? А ну, покаж! — поворачивает её к себе. — Ну, дела! Где этот бык-производитель, ща я ему выдерну самый толстый волос из мошонки.

Так вот кто сына научил всем премудростям секса. Как же я сразу не догадалась?

— Успокойся, бабуль, никого калечить не надо. Это не он Юльке заделал. — пытаюсь унять разъярённого зверя.

— А кто тогда? — удивлённый взгляд милого громовержца.

— Я, — виновато смотрю на неё.

— Ты? — вопрошающе уставились на меня удивлённые глаза.

— Мам, не нужно меня выгораживать, я же сама на тебя залезла, пока ты в коме лежала, — вступила в разговор дочь.

— Я ж тебя нянчила, сиськой кормила, ночи не спала, а ты вон что учудила, — расплакалась бабушка. — Раскорячила свою растопырку и рада радёхонька.

— Себя вспомни. Сколько лет тебе было, когда ты от своего брата родила? — взбунтовалась дочь.

— А ну цыц! — гаркнула я на обоих. — Во-первых, Юлька совершеннолетняя, вольна делать что вздумается, а во-вторых, это произошло случайно. Никто в этом не виноват. Бабуль, неужели ты думаешь, что я позволила бы своей дочери забеременеть, да ещё от меня?

Тишина. Задумалась наша прародительница. Успокоилась, всплакнула. Пора прерывать театральную паузу. Только я собралась отрыть рот, как за дверью послышалась какая-то возня и голоса.

— Сами виноваты. Я вам десять пачек презервативов дал, почему не пользовались? — приближался голос сына.

Дверь распахнулась, вбежал сын в костюме Адама, а за ним, две беременные футанари, с руками на животах, в чём мать родила, с членами, бьющимися по ляжкам. Он обежал вокруг кровати и снова выскочил из комнаты. Дочь вскочила и что-то крикнув, ринулась за ним. Почти двадцать лет прошло, а ничего не изменилось, голожопая детвора как бегала, так и бегает по дому, только топот громче, ну хоть визгу нет. А, нет, есть… дочь завизжала. Догнала всё-таки.

Девушки, пробегая мимо нас, были немедленно схвачены за руки. Все попытки вырваться из бабушкиных рук были тщетны.

— А ну, стоять! — рявкнул строгий голос бабули.

— Это он во всём виноват, — показывая на дверь, крикнула пухлячка.

— За мной! — почти бегом, как паровоз, таща́ за собой вагончики из футок, помчалась бабушка.

В моей новой просторной комнате шла битва. Возле кровати стоял сын, прижав гру́дки сестрёнки к своей груди, а та била маленькими кулачками по его спине, с каждым ударом слабее и слабее.

— Не дави на живот, — крикнула я ему, и он тут же отпустил, получив пару ударов, вернее сказать уже поглаживаний в грудь, но быстро поймал её руки.

— Твоя работа? — подскочив к сыну, громыхнула бабушка грозным вопросом.

У него округлились глаза.

— Нет! — крикнул он, поворачиваясь так, чтобы сестрёнка оказалась между ним и громовержцем.

— Это не он, — тихо сказала пухлячка, глядя на круглую попку Юльки.

— А кто? Ты? — бабушка перевела взгляд на худышку, от чего та вздрогнула и стала вырываться.

— Нет, — пискнула та и сжалась от страха.

— Ты же только что сказала, что это Витька во всём виноват, — напирала бабушка, снова терроризируя пухлячку.

— Он просил делать стимуляцию половых органов одному пациенту.

— А ты и рада раскорячиться, что мозги совсем вы́кипели? Презервативы для чего? И кто это пациент? Надеюсь не бомж какой-нибудь заразный?

Только сейчас я заметила, как пухленькая футанарка похожа на бабушку. Просто один в один! Неужели, это… Стоооп!!! Если бабушка в тот раз забеременела, то это её дочь? А я… я её отец? Так вот откуда у неё член и влагалище. А если я спускала в неё, то…

— Неужели я? — осторожно спрашиваю у напуганной девочки и тут же чувствую взгляды всех присутствующих на своей персоне.

— Да, но она не виновата, я просто не почувствовала… — пищала девочка от безысходности.

— Она моя дочь?! — впиваюсь глазами в бабушку.

— Наша дочь, Танечка, наша с тобой дочь! Твоя и моя! — вижу, как у неё наворачиваются слезы, а сама сглатываю ком, подступивший к горлу.

Ещё одна сиротинушка, выросшая без… папы? Блин, да что за напасти? Она отпускает беременных девушек, я обнимаю ее, и рёв в два бабских голоса расплывается по комнате.

Матрица начинает доставать. В глазах уже рябит от зелёных символов. Хлопнула входная дверь с улицы. Голоса. На пороге появляются папа, мама и какая-то высокая женщина. Все в медицинских халатах.

— Таня? — слышу знакомый голосок.

Поворачиваю голову, прячу голую задницу и титьки за широкое тело бабушки и внимательнее разглядываю её.

— Светка? — бросаюсь к ней, не стыдясь своей наготы.

Ревём, целуемся.

— Ну, что нюни распустили? — улыбается отец. — Ох, ты, — увидел мой животик, — Ого, — повернул голову и взгляд уставился на два живота Танек. — Ё, — глаза чуть не вылезли из орбит, когда увидел пузо Юльки.

Мама округлила глаза и пошатнулась.

— Папа, держи маму, — крикнула я, и он во́время среагировал, поймав падающее в обморок тело.

Светка посмотрела на беременных, схватила меня за руку, чтобы не упасть, а вторую прижала к своей груди.

— Доченька, как ты могла? — промямлила она, глядя на худышку.

— Мам, прости, это вышло случайно, я не виновата.

Так это её дочь? Светкина дочь? Всё, ко мне сейчас придёт дед Кондратий и хватит меня. Комната поехала вокруг меня, в ушах зашумело. Деревянный пол стал быстро приближаться и сильно ударил по голове. Больно. Шум, гам. Подняли. Несут. Положили. Матрица, где матрица? Проектор потух. Стряхнула, блин, кукушка. Наделала всем детей и свалила. Нате, воспитывайте.

— Да заткнитесь вы все! — отчаянный крик вырвался из глубины души.

Тишина, темнота.

* * *

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, — считаю голожопых детишек, вьющихся вокруг меня на детской площадке. — Галя, не суй в Светочку. Наденька, выплюнь… Эля, Роб, остаётесь за старших, я сейчас приду.